Валерий Гриньков - Баксы для Магистра
– Будем пробовать!
В его каморке была еще одна дверь. За дверью, когда ее открыл изобретатель, обнаружилась довольно большая комната: там был и шкаф, старый продавленный диван, пара стульев, стол, старомодная жестяная люстра под потолком, а посреди комнаты – кульман с прикрепленным на чертежной доске листом ватмана, и на том листе миловидная женщина чертила какой-то очень сложный агрегат.
– Глаша! – сказал изобретатель женщине. – У нас еще продукт остался?
– Остался, – ответила миловидная женщина красиво-певуче. – Вот там, в шкафчике.
Миша и Оглоедов видели, как изобретатель открыл дверь шкафа и взял на полке поллитровку и еще две бутылки, точно такие же там на полке остались. Изобретатель вернулся к гостям, аккуратно прикрыл за собой дверь, после чего поставил бутылку с абсолютно прозрачной жидкостью на верстак и сказал с гордостью:
– Вот!
Бутылка как бутылка. Не очень даже чистая. Закрыта пробкой, сделанной из свернутого куска газеты. Миша Каратаев хотел было сказать, что слишком уж непрезентабельно выглядит товар стоимостью в десять миллионов, но промолчал, и это было к лучшему, наверное.
Изобретатель тем временем извлек откуда-то из-под верстака корку полузасохшего хлеба и две небольшие луковицы, посмотрел на гостей и сказал вопросительно:
– Начнем?
Миша растерянно крякнул.
– Понял! – сказал догадливый изобретатель водки, и откуда-то из-под верстака тотчас были извлечены три пластмассовых стаканчика, бывших, судя по их внешнему виду, в употреблении неоднократно.
И снова некуда было отступать.
– Наливайте! – благосклонно кивнул Миша.
Забулькала разливаемая по стаканам жидкость. По каморке поплыл пугающе сивушный смрад. Миша и Оглоедов переглянулись. Не заметивший их сомнений хозяин произнес с воодушевлением:
– Ох и удивитесь вы сейчас!
Миша взял стакан в руку, но пить не торопился.
– Ну что же! – сказал хозяин. – За все, что было, есть и будет!
С этими словами он одним махом выпил водку и воззрился на своих нечаянных собутыльников. Под его взглядом Миша дрогнул.
– Ну, будем! – сказал он хрипло.
Зажмурился и выпил. Мерзость была первостатейная. Миша закашлялся.
– Ага! Пробирает! – сказал изобретатель восторженно. – Щас вставит!
Он с интересом смотрел на Мишу, ожидая, по-видимому, когда же на того наконец снизойдет настоящая благодать. Миша откашлялся. Благодать, кажется, не снисходила.
– Ну как? – не выдержал изобретатель.
– Никак, – не очень искренне ответил Миша.
То есть он хотел сказать, что дрянь редкая и отравиться можно запросто, но не сказал, наступив, можно сказать, на горло собственной песне.
– А это очень даже все понятно! – засуетился изобретатель и снова плеснул водку в стаканы. – Еще по маленькой – и тогда наступит полный коммунизм!
– Не-е, я не буду, – попытался отбояриться Миша.
Зря он так. Сказал, не подумав.
– Хорошо! – оскорбился изобретатель. – Я очень даже вас понимаю! Передумали! Не смею вас задерживать! До свидания! До новых встреч в эфире! И чтоб я больше вас тут никогда не видел!
– Ну зачем же так? – всполошился Каратаев. – Или вы меня неправильно поняли, или что-то я не так сказал! Я к тому, что мы продолжим! Ну, не вставило мне! Значит, нужно повторить! Ведь повторим? – обернулся Миша к Оглоедову.
– Ага, – согласно кивнул тот. – А то я что-то не распробовал. Изюминки не уловил.
– Вот! Изюминки! – поддержал Каратаев. – Наливай! – сказал он, забыв, что уже давно налито.
Изобретатель кивнул на стаканы. Миша придал своему лицу восторженное выражение. Получилось совсем не искренно, но изобретатель этого не заметил, поскольку как раз в этот момент его осенило.
– Тут ведь надо не только органолептически, – сказал он. – А еще и психоэмоционально.
Щелк! Выключил свет.
– Зачем?! – вырвалось у Миши.
– Ща! – дохнул сивушным смрадом наследник Менделеева. – Ща все будет! Ты пей! Только до дна! Чтобы с гарантией!
– С какой гарантией? – заосторожничал Миша.
– Да ты увидишь! А я тебе щас дверку вот эту открою, – ответил изобретатель и пошел в темноте туда, где угадывался подсвеченный с противоположной стороны контур двери. – Ну? Выпил?
– Ага, – подтвердил Миша и закашлялся.
– Ну, гляди, – сказал изобретатель ласково и распахнул дверь.
– Ой! – испуганно вякнул нетрезвый Миша. – Это чего такое?
Уже знакомая Мише смежная комната имела пугающе незнакомый вид. Вроде бы все то же самое, но теперь там было два шкафа, два старых продавленных дивана, две пары стульев, два стола и две старомодных жестяных люстры под потолком, а еще посреди комнаты стояли два кульмана с прикрепленными на чертежных досках листами ватмана, и на тех листах две абсолютно одинаковые женщины чертили какие-то очень сложные агрегаты.
– Ой! – снова сказал Миша.
– Вставило! – восхищенно взвизгнул изобретатель. – Я же говорил! Вот это хорошо! Вот это здорово! Щас мы еще по маленькой…
Он закрыл дверь, и снова наступила пугающая темнота.
– Откройте! – взмолился Миша. – Ну не верю я! Ну с глазами у меня это что-то!
Снова распахнулась дверь.
– Уф-ф! – облегченно выдохнул Миша. – О-хо-хо!
И шкаф был один. И все другие предметы интерьера. И главное – женщина тоже была в единственном экземпляре. Сидела себе спокойненько и чертила.
– А я уже испугался, что у меня крыша поехала, – признался Миша.
– Отпустило, значит? – сказал раздосадованный изобретатель. – Крепкий у вас организм, значитца. Тут одной поллитрой не обойдемся.
Прошел в соседнюю комнату, открыл дверцу шкафа, взял одну из двух поллитровок, вернулся к своим собутыльникам, плотно прикрыв за собой дверь.
– Свет! – потребовал Миша.
Изобретатель послушно щелкнул выключателем. При свете засиженной мухами лампочки Миша увидел лицо Оглоедова, и выражение того лица ему совсем не понравилось. Удивленным выглядел Оглоедов. И даже будто бы растерянным.
– Ты хочешь сказать, что тоже видел? – недоверчиво осведомился Миша.
– Да, – стыдливо признался Оглоедов и покраснел.
– Но ведь врешь! – начал заводиться Миша.
– Не вру!
– Ладно! Что ты видел?
– Их там было двое.
– Кого?
– Всех. И женщин две, и досок чертежных две, и даже ламп на потолке – тоже.
– Но ведь чепуха все это! – капризно сказал Миша.
– Может, оно, конечно, и чепуха, – осторожно отвечал на это Оглоедов. – А то, что видел, – это факт!
– Я вам все сейчас объясню, – вмешался в эту нервную беседу изобретатель, деловито разливая водку по стаканам. – Мы сейчас подступились к главному: в чем, так сказать, суть сделанного открытия. А суть, дорогие вы мои участники исторического эксперимента, вот в чем…
Он умолк и посмотрел гордо на своих собутыльников, согласившихся на время стать подопытными кроликами.
Каратаев и Оглоедов ждали, изобретатель смотрел на них со счастливой улыбкой. Пауза затягивалась. Миша не выдержал.
– Так в чем суть? – поторопил он с ответом собеседника.
– А суть в том, – окончательно расцвел тот, – что – вставляет! Новые, так сказать, ощущения. Большое будущее у этого продукта!
И изобретатель ласково похлопал по запыленной бутылке.
Но Миша не хотел сдаваться. Потому что признаться в том, что в глазах начинает двоиться после двух стограммовых стаканов водки, – это сразу крест поставить на своей журналистской репутации. Миша по собственному опыту знал, что лично он начинает испытывать некоторый дискомфорт где-то на излете второй поллитры. Обычная норма телевизионного репортера.
– Открой-ка дверь! – потребовал он.
Изобретатель послушно прошлепал по замызганному полу и распахнул дверь. Один шкаф. Один стол. Одна женщина.
– Закрывай! – скомандовал Миша.
Дверь захлопнулась.
– Наливай!
– Налито! – с готовностью доложил изобретатель.
– Свет гаси!
Миша залпом выпил вонючую жидкость и скомандовал:
– Открывай!
Дверь распахнулась. Два дивана. Два шкафа. Две лампы. Два кульмана. Две женщины.
– Бред! – взвыл Миша и яростно потер глаза.
– Вставляет! – восхитился изобретатель. – Проняло! Я ж говорил!
– Закрывай! – потребовал Миша, чуть не плача. – Свет давай!
Захлопнулась дверь, вспыхнул свет. Рядом с Мишей сидел Оглоедов – в количестве одного экземпляра. И изобретатель тоже был один.
– Та-а-ак! – осенило Мишу. – Вас-то я вижу в единственном экземпляре! Значит – что? Значит, имеет место надувательство!
– Как же так – надувательство?! – всполошился изобретатель.
– Молчать! – оборвал его Миша, уже заподозривший банальный и циничный обман. – А ну, наливай!
– Нет, вы погодите, любезный, – нахмурился оскорбленный в лучших чувствах изобретатель. – В вас я вижу недоверие и совсем не вижу восторга. Так?
– Так! – мстительно подтвердил Миша.
– То есть вы считаете, что от моего изобретения нет никакого народнохозяйственного эффекта, а есть лишь профанация и одни только убытки.
