Владимир Гриньков - Санитар
– Так вот какая штука, Игорек, – сказал медленно, растягивая зачем-то слова. – Дело в том, что речи о тебе не было вовсе. Пустое место ты для нее. Я же тебе говорил.
Дегтярев глаза закрыл. Он умер уже, и сомнений в этом не оставалось ни малейших. Организм функционировал еще, и сердце билось, но чувства умерли, и теперь сколько ни коли бабочку булавкой – она не шелохнется.
– Ты сам виноват, – сказал Паша. – Потому что не умеешь быть сильным.
– Да, – прошептал Дегтярев, глаз не открывая. – Ты прав, Барсуков.
Он Пашу по фамилии назвал, словно возводил между ними непреодолимую стену. Порознь они теперь.
– Я – ничто. Ноль. Прах и мерзость. За себя не мог постоять никогда. И когда к Розе не осмеливался подойти, объясниться. И когда ты уводил ее к себе, на меня и на нее наплевав…
С болью говорил Дегтярев; но боль где-то очень глубоко в нем сидела, только угадывалась.
– И когда ты убил ее. Я ведь сразу понял – кто. Сразу, едва мне сказали о ее смерти. И опять струсил.
– Слизняк, – сказал Паша. – Я же говорил.
А Дегтярев все не открывал глаз.
– Да, ты прав, – согласился. – Есть такая порода людей: их давят, а они не пищат даже.
– Таких большинство, – подсказал Паша будто в утешение.
И опять Дегтярев согласился:
– Да, большинство.
И наконец глаза открыл. В них уже безумие читалось. Паша свои руки, которые до сих пор скрещенными на груди держал, расцепил и правую руку опустил в карман, нащупал нож.
– Их потому и давят, безголосых, – сказал Паша. – Ведь ты, даже многое обо мне зная, не сделал ничего. Побоялся. И сейчас боишься.
Опять он на Дегтярева с брезгливостью смотрел.
– Знаешь ведь, что я ублюдка этого, Подбельского, прикончить хочу – и не заявил даже. А телефон – вот он, рядом, – Паша на аппарат кивнул. – Звони. Ноль-два. Знаешь этот номерок?
Дегтярев на него смотрел затравленно. Во взгляде ничего не читалось, кроме пожирающего его безумия.
– Ну, – подбодрил его Паша. – Смелее.
Он опять себя естествоиспытателем ощущал.
И вдруг Дегтярев, глаз с него не спуская, руку на телефонную трубку положил.
– Давай, давай, – кивнул Паша.
Ему уже по-настоящему интересно было – решится Дегтярев или нет. Не верилось, что решится. И даже тогда не верилось, когда трубка была снята. Дегтярев диск нащупал трясущейся рукой и повернул его – ноль набрал.
– Теперь двоечку, – подсказал Паша. – И на том конце провода дяденька милиционер отзовется.
Он старался спокойствие сохранить, а сердце колотилось бешено.
Дегтярев двойку набрал и теперь стоял, прижав к уху трубку. Вид у него совершенно идиотский был. Он окончательно спятил, конечно. И вряд ли понимал сейчас, что делал.
– Не надо мне ничего доказывать, – произнес Паша со вздохом.
А Дегтярев, его не дослушав, вдруг заговорил в трубку быстрым лихорадочным говором:
– У Подбельского в охране человек работает…
Паша из кармана нож выхватил и к Дегтяреву бросился, а тот отступил стремительно за холодильник и тем еще несколько мгновений выиграл.
– …который хочет его убить. Его фамилия…
Паша дотянулся до него наконец и ножом в грудь ударил. И как раз на выдохе, когда Дегтярев фамилию должен был произнести, получился хрип. Дегтярев, трубку выронив, вдоль стены на пол съехал. Паша трубку с пола подхватил и поднес к своему уху осторожно.
– Алло! – звучал мужской голос на том конце провода. – Говорите! Я вас слушаю!
Сдерживая дыхание, Паша трубку на рычаг положил и к Дегтяреву обернулся. Тот сидел, голову безвольно свесив на грудь, а кровавое пятно вокруг раны расплывалось стремительно. Паша Дегтярева взял за волосы, голову запрокинул и ударил его в шею ножом. Он горло ему хотел перерезать, не получилось с первого раза, опыта не было, но в конце концов справился, только в крови испачкался, и пришлось в ванной эту кровь смывать, теряя драгоценное время. Паша не сомневался, что по звонку адрес звонившего вычислят и немедленно приедут сюда, но опять кто-то невидимый подсказывал ему, как действовать надо, что нельзя торопиться сейчас, он все предусмотреть должен.
Смыл кровь тщательно. Нож промыл. Платком своим вытер отпечатки пальцев на телефонной трубке. Тот, невидимый, ему подсказывал, что теперь он все сделал, что был должен, и может уходить. Остановился над Дегтяревым. Тот в луже крови лежал.
– Что ты доказать мне хотел? – спросил у него Паша. – Что ты не слизняк и на что-то способен?
Перешел в комнату и вдруг увидел на столе "Месье N". Та самая туалетная вода, которую он Дегтяреву подарил. Взял в руку флакон, вернулся в кухню и содержимое флакона на труп вылил. По кухне разлился густой и терпкий запах. Паша отпечатки пальцев на флаконе вытер платком, распрямился.
Запах очень сильный был. Прямо-таки тошнотворный.
– Это запах неудачников, – сказал Паша Дегтяреву. – Тех, которые умирают.
Подумал и добавил:
– Запах смерти.
Это определение ему очень понравилось. Сильным и мудрым себя чувствовал сейчас. Вышел из квартиры, прикрыл плотно дверь. И дверную ручку тоже платком вытер.
65
Ачоев для встречи с Подбельским на территорию пансионата приехал. Выглядел невозмутимым, как всегда, его смуглое лицо абсолютно ничего не выражало. Виталий Викторович его встретил и проводил на второй этаж, к Подбельскому, незамедлительно.
Стол в номере, где Подбельский жил, был бумагами завален – большая часть работы теперь здесь выполнялась, настоял-таки начальник охраны на том, чтобы выезды в город сократились до минимума.
Из смежной комнаты сам Подбельский появился, кивнул коротко и руку гостю пожал. И сразу следом за Подбельским Паша вошел, встал у двери безмолвным истуканом, как велено было. Ачоев на него покосился, но тут же взгляд отвел и не сказал ничего по этому поводу, хотя и было видно, что нервирует его Пашино присутствие, слишком демонстративно все делалось.
– Как наши дела продвигаются? – спросил Подбельский.
Он намеренно сказал "наши", демонстрируя свою лояльность Ачоеву. Таковы были правила игры.
Ачоев папочку свою раскрыл, извлек из нее нужные бумаги.
– Дело движется, – сказал. – Архитектура нам дала "добро".
– А разве Панькин вернулся? – вырвалось у Подбельского. – Он в отпуске был.
– Не вернулся, – сказал спокойно Ачоев. – Его заместитель бумаги подписал.
– А он имеет право?
– Да.
Подбельский сумел-таки маску недоумения с лица стереть и теперь демонстрировал одну лишь деловитость.
– Очень хорошо, – кивнул. – Что дальше нам предстоит делать?
– Строить заправочные станции надо. Пора. Я затем и приехал.
– Что требуется? – полюбопытствовал Подбельский.
– Хороший подрядчик из местных. У вас, я думаю, есть кто-то на примете.
Подбельский кивнул.
– Вот им и надо заказ отдать. И чтобы через месяц все готово было.
Это как приказ прозвучало. Приказ, не подлежащий обсуждению, Подбельский сдержаться пытался, но не смог.
– Отстроиться быстро сможем. Но с бензином как быть? Барзыкин ведь убит. Вы слышали, наверное.
И в упор на Ачоева посмотрел. Это как вызов было. Но Ачоев не смутился нисколько.
– Да, неприятная история, – сказал спокойно. – Но нас с вами она никаким боком не касается.
Паша на Подбельского почти все время смотрел и видел, как у того на виске пульсирует жилка. Казалось, лопнет вот-вот.
– Почему же не касается? – спросил Подбельский голосом излишне спокойным и негромким. – Нефтеперерабатывающий завод без хозяина остался. К кому мы за бензином обратимся?
– К новому директору.
– Его нет пока.
– Он уже назначен.
Паша видел, как при этих словах Подбельский вздрогнул.
– И кто же этот человек?
– Мордюков его фамилия.
– Мордюков, – нахмурился Подбельский. – Не припомню что-то такого.
– А он не здешний.
– Откуда?
– Из Тюмени.
– Что за человек?
– Хороший человек, – дал оценку Ачоев. – Я его давно знаю.
Его, Ачоева, человек был директором поставлен. И даже Паша это понял.
– Что ж, по крайней мере, ситуация прояснилась, – сказал Подбельский.
Он уже не мог скрыть своего подавленного состояния. И выглядел неважно. Паша таким его никогда не видел.
– Так что с бензином сложностей не будет, – закончил Ачоев. – Возвращаемся к нашим заправочным станциям. Сколько времени вам потребуется на строительство?
Несколько минут, все изменилось – и в интонациях самого разговора, и в словах. Прежде они равными выглядели – Подбельский и Ачоев, но вдруг сломалось все после того, как выяснилось – Ачоев верх берет. Уверенно и неостановимо идет вперед, подминая всех. Барзыкин на его пути стоял – и Ачоев в два счета эту проблему решил. Просто и страшно. И, даже не сказав ни слова об этом, дал понять Подбельскому, что и в следующий раз не остановится.
– Сколько времени потребуется? – повторил вопрос Ачоев.
Так спрашивает заезжий начальник у пьяницы-прораба, и прораб знает – что бы ни ответил он сейчас, его слова услышаны не будут: начальник свои сроки знает и на них ориентируется, и все по его планам сложится, как он захочет, как ни доказывай, что нереально это все.
