Наталия Соколовская - Литературная рабыня: будни и праздники
Наше счастье длилось три года. И все рухнуло в один день. Альберто вел сложный процесс, связанный с получением наследства. Во время заседания суда какой-то маньяк выстрелил в него из пистолета. Альберто погиб мгновенно.
Два года я была безутешна. Я думала, что сойду с ума от горя. Даже преподавание пришлось оставить. Если бы не друзья Альберто, я бы, наверное, не перенесла утраты. Они так поддерживали меня, так обо мне заботились… И особенно сеньор Сальвадор Морено, известный архитектор, последователь великого Гауди. Он был моим ангелом-хранителем. А потом предложил руку и сердце. Разве могла я не оценить такую преданность?
Я переехала к нему, на улицу Жероны, в его квартиру, занимающую целый этаж роскошного дома в стиле ар-нуво.
* * *Сеньора Соледад все больше хмурилась. Пять лет Мигель и Каталина прожили вместе, а внуков у нее не появилось. Того, от «приблудной филиппинки», упрямая Соледад так и не признала.
У Кати на этот счет было свое мнение. Да, конечно, годы шли, и она не молодела, ей было уже под тридцать. Но заводить ребенка, так и не добившись никакого статуса в обществе, она считала преждевременным. К тому же и в ее супружеской жизни стали наблюдаться странности.
С некоторых пор Кате стало казаться, что Мигель охладел к ней. Сама Катя в интимной жизни никогда не проявляла инициативы. Но ее некоторая холодность и отстраненность только подзадоривали Мигеля, который обожал преодолевать всяческие препятствия. Услышав ночью ее томное «ах, дорогой, я так устала!», он начинал бить копытом и сопеть не хуже быка, завидевшего мулету.
И вдруг все это прекратилось.
Катя немного забеспокоилась и стала вспоминать, когда же началось охлаждение. Оказалось, больше года назад.
Мигель стал задерживаться на работе, чаще уезжать в командировки, а по ночам теперь он говорил, что устал, смущенно целовал Катю в плечо и поворачивался на другой бок.
Как бы там ни было, но появление соперницы в Катины планы не входило. Катя решила выяснить, в чем дело, и однажды, когда Мигель вместо воскресного семейного обеда сказал, что у него срочная работа и сел в свой новенький «Сеат», остановила подвернувшееся такси и ринулась следом.
Минут через двадцать Катя могла наблюдать, как Мигель зашел в супермаркет, потом появился оттуда с пакетом снеди и бутылкой вина, а потом исчез в подъезде невзрачного пятиэтажного дома.
Три часа Катя, сидя в кафе напротив, глаз не спускала с подъезда. Она смотрела на окна и гадала, за какими же из этих штор ее соперница и Мигель предаются страсти. Катя так увлеклась созерцанием окон, что чуть было не пропустила Мигеля, который вышел в сопровождении невысокого стройного юноши. Катя ожидала чего-то совсем другого и растерялась.
Ее полноватый сорокалетний Мигель и этот паренек были похожи на отца и сына. Но для сына отвергнутой филиппинки парень был явно староват. На какое-то мгновение Катя решила, что у Мигеля все эти годы была еще одна семья, тайная. Но зачем?
Катя вернулась домой. А еще через два часа появился муж. От него пахло вином и сигаретами. «Ужин с клиентами», – устало улыбнулся Мигель.
Ночью Катя решила взять инициативу в свои руки. Ей пришлось проявить некоторую изобретательность, прежде чем Мигель созрел для исполнения супружеских обязанностей. Катя расстроилась не на шутку, но смолчала.
Через три дня, вечером, она снова выследила Мигеля. Как и в прошлый раз, он вышел из подъезда с тем же молодым человеком. В машину они не сели, а не спеша двинулись по вечерней улице. При этом они о чем-то непринужденно болтали и смеялись, и Катя видела, как рука Мигеля ласково ложилась на затылок и оголенную шею молодого человека.
Катя попросила шофера такси ехать медленно. Заметив интерес сеньоры к двум мужчинам, идущим по другой стороне улицы, пожилой шофер презрительно цыкнул сквозь зубы:
– Раньше, при Франко, эти марикас себе такого не позволяли.
Через пару минут Мигель со своим спутником зашли в ресторан, а Катя поехала домой.
Она и представить себе не могла, что поветрие, охватившее Испанию лет двадцать назад и набравшее силу именно теперь, так пагубно скажется на ее собственной судьбе!
Мигель не стал ничего отрицать. Более того, он совсем не чувствовал себя виноватым. Когда Катя заявила, что расскажет обо всем его матери, он только равнодушно пожал плечами. А еще через два дня он пригласил ее в ресторан, и там, за ужином с фруктами и шампанским, сказал, что готов с ней развестись.
– Каталина, гуапа, – сказал Мигель, – мне кажется, что свой долг по отношению к тебе я выполнил. Я спас тебя, вывез из дикой России, я сделал тебя гражданкой прекрасной страны, ты научилась зарабатывать на жизнь, и ты была мне хорошей женой. Я обязуюсь выплачивать тебе некоторое ежемесячное содержание. Я не сомневаюсь, что ты справишься.
…Всю ночь Катя думала, что же с ней такое случилось. Взвешивала все плюсы и минусы и наконец решила, что плюсов больше. Во-первых, Мигеля она не любила. Во-вторых, Соледад страшно действовала ей на нервы. В-третьих, от тяжелой тетушки Хулии, которую надо было по нескольку раз в день таскать на себе в туалет, мыть и переодевать, у нее руки отваливались. В-четвертых… В-четвертых, у Кати появлялся шанс начать новую жизнь, скинув с себя гири, которые навесила на нее семья Мигеля Гарсия-и-Санчеса.
Сеньора Соледад, узнав о том, что брак ее сына распался, не выразила большого сожаления. Бесплодная и скрытная невестка давно раздражала ее. В глубине души Соледад надеялась, что ее сын опять женится и она успеет еще понянчить внуков. Катя знала об этом, но разочаровывать бывшую свекровь не стала.
Тетушка Хулия отсутствия Кати, кажется, вообще не заметила. Ее сознание меркло с катастрофической скоростью: уже давно из всех домочадцев она узнавала только «дорогого Че» на своих стенах.
Через три месяца она тихо скончалась в кресле-качалке у раскрытого окна, успев напоследок затянуться своим любимым «табако негро». Катя так и не поняла, что мешало тетушке Хулии сделать это несколькими годами раньше.
Скоро Катя въехала в крошечную квартирку на улице Двенадцати Депутаций. Мигель свое слово сдержал. Денег, которые он ей давал, хватало на оплату жилья, а то небольшое количество песет, которое еще оставалось, Катя откладывала «на черный день», наступивший гораздо раньше, чем она предполагала.
Все началось со скандального увольнения из колледжа.
Чтобы двигаться по жизни, женщине нужен мужчина. И в Испании это правило работало тогда, как нигде. То, что без мужской поддержки жизнь превратится в унылую бесперспективную борьбу за выживание, Катю предупреждали все ее здешние знакомые русские женщины. Нужен был пуэнте – мостик в будущее.
Мужчиной, который пал жертвой Катиных прозрачно-голубых глаз, стал преподаватель истории с ее работы. Собственно, работал он там давно. Но Катя, пока была женой Мигеля, никаких «стреляний глазками» себе не позволяла, ее фирменный элемент кокетства на время как бы атрофировался. Теперь переживший стресс организм «вспомнил все».
Преподавателю было чуть за сорок, он был жизнерадостен и легок на подъем. Вместе они провели несколько увлекательных бессонных уик-эндов в его маленьком домике в Пиренеях. Кстати, «домик в Пиренеях» есть почти у каждой барселонской семьи этого уровня и является едва ли не местным аналогом российских «шести соток».
Через полгода поездок в горы, посещения ресторанов и самых раскованных забав у нее дома Катя начала строить некоторые планы.
Однако в конце учебного года ее вызвал директор колледжа. В кабинете директора сидела дородная нервная матрона. Она протянула в сторону Кати руку с толстыми пальцами, на одном из которых, безымянном, сверкнуло почти вросшее в плоть обручальное кольцо, и гаркнула басом:
– Из-за этой мерзавки страдают мои дети! Ее специально заслали сюда коммунисты, чтобы разрушать испанские семьи!
На этом Катина работа в колледже закончилась.
С частными уроками дело тоже не заладилось. Вторая половина девяностых ознаменовалась наплывом русских эмигрантов, чьи профессиональные навыки оказались намного выше Катиных. К тому же, по странной закономерности, чем больше приезжало русских, тем меньшей популярностью они пользовались. И уже через два года Катя осталась без учеников.
Высокое, во всю стену окно Катиной квартиры выходило на крышу нижнего, четвертого этажа. Эту импровизированную террасу Катя особенно любила. Здесь умещались маленький столик, плетеное кресло и пальма в кадке. С террасы открывался вид на крыши окрестных домов. За неделю бесконечного сиденья в кресле Катя запомнила наизусть каждую. За эту неделю Катя приучила себя к мысли, что единственный выход, который у нее остался, чтобы не умереть с голоду, – это податься в прислуги. То есть она обречена была повторить унизительный путь Соледад и тысяч других женщин, приехавших однажды в эту страну. В противном случае оставалось только паковать чемоданы.
