Наталия Соколовская - Литературная рабыня: будни и праздники
…– Мать Мигеля меня обожала. Мы вместе ходили по дорогим магазинам на Пасео де Грасиа, покупали мне одежду. Ведь теперь я должна была одеваться как настоящая сеньора.
Я, кажется, уже говорила, что к нам приходило много гостей. Очень, очень значительные люди. Коллеги Мигеля, его друзья. Почти все они были нашими соседями. Ну, вы же знаете, люди одного класса обычно селятся рядом.
Каждые выходные мы ходили в рестораны. Представляете! Залитая огнями улица, мы сидим за столиком на террасе, мимо плывет нарядная толпа… Глупышка Мигель так ревновал меня поначалу! Его можно понять. Мужчины просто пожирали меня глазами. А сколько восхищенных комплиментов я услышала! Только в Испании я почувствовала, что значит быть женщиной!
Готовила и убирала в доме прислуга. У меня было много свободного времени, и я решила организовать частные курсы по изучению русского языка. От учеников просто отбоя не было. Ко мне присылали учиться детей из лучших домов Барселоны. А потом меня пригласили преподавать в очень престижный колледж…
* * *Мигель Гарсия-и-Санчес был очень горд и даже вырос в глазах окружающих и своих собственных. Он привез из холодной загадочной России белокожую и голубоглазую красавицу-жену. В конце восьмидесятых – начале девяностых все русское в Испании, как, впрочем, и во всем мире, было в большой моде. И русские жены особенно.
Но это романтическое увлечение имело роковые последствия: порядком дезориентированное безобидным очаровательным десантом, разомлевшее мировое сообщество проморгало нашествие русской мафии.
…Сеньора Соледад вытерла мокрые руки о передник (она только что умыла тетушку Хулию), оглядела невестку и довольно улыбнулась. Наконец-то ее бобо, ее недотепа нашел что-то стоящее!
Шесть лет назад сеньора Соледад пережила настоящий шок, когда Мигель, вдоволь набегавшись по шлюхам, вдруг объявил, что женится, и привел в дом маленькую нежную филиппиночку, точную копию той, которая в свое время увела у нее подлеца Хосе.
«Да он такой же кретин, как и его отец!» – воскликнула мысленно Соледад. Потом она схватилась обеими руками за горло и просипела, что только через ее труп «эта» войдет в их семью. Чуть раньше трюк с собственным удушением оказался действенным в случае с наследством сеньора Пако. В итоге филиппинке пришлось ограничиться гражданским браком и съемным жильем.
Через год Соледад так и не пожелала увидеть внука, который, несмотря на некоторую раскосость, оказался точной копией своего деда Хосе. Вероятно, Соледад предугадала это передающееся по мужской линии сходство и благоразумно избежала и смотрин, и лишнего стресса.
Спустя четыре года, когда Мигель вернулся-таки под родной кров, Соледад сочла, что одержала сокрушительную победу в своей негласной войне со всеми филиппинскими «прохиндейками» в целом.
Появление голубоглазой красавицы Кати в одночасье сделало их семью объектом шумного внимания соседей, преимущественно таких же эмигрантов из Латинской Америки, как и они сами. Каждый вечер раздавался звонок в дверь, и очередные соседские кумушки являлись, чтобы поглазеть на новую жену Мигеля.
Они беззастенчиво обозревали Катю, восклицали и приговаривали:
– Ай, ке гуапа! Только немножко худенькая. Еще бы, в России сейчас такие тяжелые времена!
Каждые выходные Мигель действительно водил Катю в ресторан. Как правило, рестораном оказывалось угловое кафе «У Люсии», с непритязательным меню и заурядной обслугой. Такие выходы в любом испанском городе являются самым обычным делом, неотъемлемой частью повседневной жизни, но прошло некоторое время, пока Катя разобралась в этом.
Что касается «дорогих магазинов на Пасео де Грасия»… Для того чтобы одеваться прилично и дешево, Кате приходилось все время быть начеку, выискивая всевозможные ребахадас – распродажи, которые не были привязаны к какому-то определенному сезону, а могли случиться в самое неожиданное время в самом неожиданном магазине города.
И еще: в жаркой Барселоне Катя мерзла! Зимой, несмотря на то что днем температура поднималась на солнце до пятнадцати-семнадцати градусов, – вечером изо рта шел пар. Уже с шести часов Катя не знала, что бы такое теплое на себя нацепить. Поначалу она не могла понять причину такого холода, а потом догадалась: Соледад экономила на центральном отоплении.
Когда в доме появились лишние женские руки, Соледад, которой выгребания грязи хватало и в чужих домах пять дней в неделю, справедливо решила, что может немного расслабиться и переложить часть домашних забот на невестку. Теперь стиральная машина и швабра отошли в ведение Кати. Позже к этому прибавилось кормление тетушки Хулии: завтрак и обед. Ужинали вечером все вместе.
Когда, год спустя, Катя почувствовала, что и ежедневное купание тяжеленной вздорной старухи вот-вот свалится на ее хрупкие плечи, она стала просить Мигеля, чтобы он разрешил ей работать.
Ночью, когда остроглазая и востроухая Соледад не могла ее ни видеть, ни слышать, Катя обнимала Мигеля и, пересыпая речь самыми непристойными горячими словечками, которые Мигель полюбил еще со времен посещения шлюх, а потом обучил им своих обеих жен, – внушала ему, что должна сама хоть немного зарабатывать: «Иначе зачем я получала образование, и вообще, сидеть на чужой шее – это так унизительно!»
Робкие возражения Мигеля тонули в ласковом шепоте и объятиях, которые становились окончательными и бурными только тогда, когда теряющий голову Мигель соглашался выполнить все Катины просьбы.
Скоро Катя обзавелась несколькими учениками. В этом смысле район Бадаль оказался просто «золотым дном». Мода на Россию тогда еще держалась, и почти в каждом приличном гуманитарном заведении изучали русский язык.
Для приема учеников Соледад согласилась приспособить гостиную. Из смежной с гостиной кухни она зорко следила за Катиными учениками. Особенно за богемного вида студентами. Соледад было отчего беспокоиться, ведь Мигель часто уезжал в командировки, а молодые люди так беззастенчиво пожирали глазами ее красотку-невестку!
Еще через год Катя устроилась вести семинар по русскому языку в один из небольших колледжей, который, может быть, по чистой случайности находился на другом конце города.
Теперь она могла уходить из дома на вполне законных основаниях, давая себе передышку и от настороженного догляда «этой черной ведьмы» Соледад и от тетушки Хулии, «сумасшедшей старухи, которая пялится с утра до ночи на портреты своего „незабвенного Че“, курит вонючие сигареты и мочится под себя, стоит только отвернуться». Все это были цитаты из писем домой. Правда, цитаты из так и не отправленных писем, потому что реальные Катины послания не содержали ничего, кроме восторгов по поводу ее такой удавшейся, такой красивой заграничной жизни.
Съездить на родину, повидаться с подругами и родными Катя не спешила. Она ждала момента, когда сможет предстать перед ними настоящей королевой, осыпать их подарками, посеять в их душах сожаление о собственных, так бесцветно прожитых жизнях. Но средств на такую широкую акцию ей катастрофически не хватало…
* * *– …С Мигелем мы прожили чудесные пять лет. О, все когда-то кончается! На шестом году моей жизни в Испании я влюбилась по-настоящему. Мигель был славным парнем. Однако мне все время хотелось чего-то большего.
Мой Альберто был блестящим юристом. Ему едва исполнилось сорок. Стать его клиентом считалось очень престижным. В колледже, где я работала, он читал историю римского права. Преподавание было для него отдыхом, забавой. Как он говорил, поддержанием тонуса. Ведь от молодежи исходит столько энергии! У нас начался головокружительный роман.
С Мигелем мы разошлись без судов и скандалов. Конечно, Соледад и тетушка Хулия очень горевали, ведь они так привыкли ко мне, и мы так хорошо ладили. Но что поделать! Сердцу не прикажешь. Мигель до конца остался джентльменом. Он снял для меня очаровательную квартирку в центре Барселоны и даже обязался выплачивать приличное денежное пособие.
У Альберто был домик в Пиренеях. Мы ездили туда каждые выходные и праздники, а праздников в Испании не меньше, чем было у нас в советские времена. Вечерами мы, закутавшись в пледы, сидели на террасе в плетеных креслах, пили глинтвейн и любовались очертаньями гор.
У нас не было совместной жизни в общепринятом понимании. Нам не хотелось даже подобия быта. Но каждый день мы встречались то у него, то у меня. И это было так романтично! Мы часто выходили в свет. И у Альберто собирались гости: известные писатели, врачи, архитекторы, художники. Альберто познакомил меня со всеми знаменитостями Барселоны.
Наше счастье длилось три года. И все рухнуло в один день. Альберто вел сложный процесс, связанный с получением наследства. Во время заседания суда какой-то маньяк выстрелил в него из пистолета. Альберто погиб мгновенно.
