Наталья Корнилова - Полет над бездной
Придя в себя, я огляделась в поисках босса и Японца – и похолодела.
Их не было на прежнем месте. Более того, этой парочки вообще не было в зале.
* * *Забыв о собственных проблемах, я подскочила к парочке «голубых», сидевшей за стойкой рядом с боссом и Японцем, и скороговоркой спросила:
– А где тут, простите… те двое, что сидели рядом с вами?
Один из молодых людей вовсе не обратил на меня никакого внимания, а второй нехотя поднял ко мне сильно накрашенное лицо и бросил равнодушно:
– Захомутали твоего цыпу, наверное.
И снова уронил голову на плечо к своему дружку.
Я повернулась и увидела того самого негра Винсента, что проявлял склонность к изысканной речи. Я обратилась к нему с тем же вопросом, но в ответ услышала:
– А кто тебе там нужен?
– Вообще-то Вишневецкий, – ответила я.
– Повадились, – подозрительно проворчал он. – Ну ладно… Ладно, я говорю!
– Что ладно?
– Тех ищешь? Так какого ты там какофонишь с этими вонючими нарковскими козлами, мать твою? – Он выразительно посмотрел на сонную парочку. – Шагай за мной и не ступорься, а то мне некогда дожидаться, пока ты растелишься! Давай поворачивайся!
Такого образчика тотальной вежливости, как этот Винсент, я еще не встречала.
Мы направились прямо к сцене, где продолжала неистовствовать та же неутомимая четверка. Увидев негра в сопровождении девицы, карлик спрыгнул со сцены и смешно заковылял к нам, переваливаясь на кривых ножках. Платье к тому времени он с себя содрал и теперь прикрывал свое первозданное естество только неким подобием прозрачной ночной рубашки, в придачу сильно разорванной на животе.
– Хай, пупсик, – прокаркал он, глядя на Винсента в упор неподвижными черными глазами. – Чего это ты сегодня такой нетерпеливый? Еще не за полночь, а ты уже прицепил себе соску.
– Уткни хлебало, обрубок, – с присущей ему вежливостью парировал Винс, – мне нужно в клуб. К Гжегошу, – добавил он и, взяв карлика за руку, буквально выволок его из-за спины пред свои ясные очи. – Ты показал тем двум вход? И этой тупой суке покажи, она их че-то ищет.
– Эй ты, полегче на поворотах, нигер, полегче, – обиделась я.
Винсент сплюнул и, ничего не сказав, повернулся ко мне спиной.
– Винс не любит, когда его называют нигером, – предупредил карлик, между тем как сам негр угрюмо молчал, скаля неровные белоснежные зубы в нехорошей ухмылке. – Так что ты воздержись, девочка, если не хочешь попасть в скверную историю.
– Так я веду ее, слушай, ты, коротконогая жертва аборта мартышки? – рявкнул Винс, свирепо глядя на карлика. – Я знаю, ты свое словесное говно можешь месить до заворота кишок… так что кончай вонять и валяй по делу.
– Я сам провожу ее, – сказал карлик. – Ты, Винсент, пойдешь за нами. Проконтролируешь.
Негр выдал очередную нецензурную тираду, обозвав карлика отрезанным половым органом плешивого барана, вонючим геморроем дохлой кобылы, помесью козла и макаки, сифилитомной тлей на теле общества и прочими милыми эпитетами, в подборе которых он проявлял удивительную фантазию и завидное богатство лексикона, которые, как он, видимо, полагал, услаждают женский слух. Но, несмотря на все это «буйство глаз и половодье чувств», он покорно последовал вслед за карликом и за мной, время от времени безотносительно к ситуации выдавая самому себе под нос короткие, но до предела насыщенные эмоциями реплики – как по адресу карлика, так и на мой счет.
Но я уже старалась не реагировать, понимая, что это бесполезно.
Карлик открыл дверь и остановился перед ней.
– Сюда, – сказал он.
Я покорно вошла внутрь, а потом вдруг ощутила сильнейший толчок в спину, который опрокинул меня на стоявший у стены диван. Я подняла свою многострадальную голову и увидела, что нахожусь в маленькой каморке с бетонными стенами, которые не стали отделывать по примеру всех остальных помещений, а оставили в железобетонной первозданности бомбоубежища.
Негр Винсент закрыл дверь и сказал, при этом его акцент усилился:
– А теперь колись, сука, что тебе надо? На кого пашешь?
– Ты, наверное, институт имени Патриса Лумумбы заканчивал, такой любознательный-то? – выговорила я, поднимаясь.
– Умничаешь, да? – спросил негр. – Ну-ка, Карлуша, обыщи эту соску. Что-то она больно важная. Говори, сука, это ты навела ФСБ на Вишневецкого?
– ФСБ? – переспросила я, глядя на приближающегося ко мне карлика, на лице которого играла хищная улыбка. – Ты о чем это, копченый?
Винсент, наверное, понимал оскорбительность слова «копченый» по отношению к неграм, потому что он – я бы сказала «побагровел», если бы имела дело с человеком с кожей светлее на несколько тонов, – и выпятил толстые губы, а потом рявкнул на карлика:
– Обшарь эту суку, я тебе сказал, обсосок коротконогий!
Карлик шагнул ко мне и выставил вперед неожиданно толстые и мускулистые руки, явно нацеливаясь произвести этими руками плотный досмотр, но я не стала разыгрывать из себя перепуганную девочку из церковного хора имени протопопа Аввакума, а, чуть отступив назад, ударила карлика под подбородок – коротко, без замаха. Кажется, у серьезных мужчин в перчатках и на ринге это именуется сочным словом «апперкот».
Впрочем, и моего несерьезного удара хватило, чтобы он упал и, замысловато перекувыркнувшись, врезался в стену. Карлик забарахтался, а Винсент, напружинившись, вдруг бросился на меня с ревом, полным неподдельного восторга, с каким его далекие предки из людоедского племени обнаруживали консервную банку.
За последнее время количество лиц, желающих превратить меня в отбивную котлету, угрожающе увеличилось, так что я была вынуждена иногда оказывать разумное допустимое сопротивление. В этих пределах я дважды коснулась кулаком его гладко выбритой головы, а потом, когда он присел на корточки, с быстротой молнии забарабанила по его лысому черепу. Для него это оказалось полной неожиданностью, а когда он уже успел осознать, что с ним что-то не так, я ударила его коленом по уху, и он вырубился. Громоздкая туша распростерлась на полу, а я, подойдя ко все еще барахтающемуся карлику, проговорила:
– Ну что, дружок? Веди меня в свой клуб. И считай, что членский взнос я уже уплатила.
Карлик запыхтел, и пришлось немного подбодрить его коротким тычком распрямленных пальцев под ребра, отчего он оглушительно заверещал.
– Ну вот и славно! – сказала я. – Пошли.
– Ты что… тоже из органов?
– Ну, в некотором роде. Хотя в области органов ты посильнее меня будешь, – сказала я, вспомнив непристойный танец карлика. – Пошли! И только попробуй, мой милый, что-нибудь выкинуть! Только попробуй. Хотя у тебя кожа не очень нежная, она все-таки не прочнее этого ботинка.
С этими словами я коротким взмахом руки пропорола ботинок валявшегося на полу Винсента. Острые титановые накладки легко разрезали его, словно это была не грубая кожа, а туалетная бумага.
Карлик выпучил глаза и конвульсивно закивал.
Мы выбрались из злополучной комнаты и направились по коридору. Я увидела перед собой широкую лестницу, сворачивающую вправо и описывающую полуспираль вокруг отделанной белым с голубоватыми прожилками мрамором толстенной колонны, на которой располагались в ряд несколько неярких светильников, наполняющих пространство рассеянным красноватым светом.
– Это там… внизу, – пробормотал карлик. – Там нужно только проходить контроль, но я проведу тебя… проведу.
– Вот это уже лучше, – сказала я. – А что это твой вежливый приятель Винсент толковал про ФСБ? А?
– Просто те двое, которых мы провели в сам клуб, вниз, в бывшее бомбоубежище, предъявили удостоверения ФСБ.
– Ничего нового, – сказала я, – у этих ребят любых «корочек» полно.
– А ты уверена, что тебе нужно вниз? – вдруг спросил меня карлик. – Точно?
– Да, точно!
– Ну смотри… мое дело предупредить.
Под основным залом ночного клуба «Бездна» находился второй, едва ли не больших размеров, который завсегдатаи клуба, как я поняла несколько минут спустя, не без основания почитали за наиболее культовый. Здесь царил полумрак, в воздухе медленно двигались красные и зеленые лучи… На возвышении в самом центре зала под медленную и, казалось бы, негромкую музыку извивались обнаженные фигуры, и я тут же отвернулась, потому что этот танец был куда более откровенным, нежели стрип-канкан в исполнении мерзкой четверки уродов там, наверху. Да по сути дела и не танец это был…
Нет смысла красочно описывать все происходящее здесь, потому что нормальные люди без психических вывертов и болезненных фантазий, прямо скажем, этого не поймут. Все происходящее наверху по сравнению с действом, творящимся здесь, в нижнем зале, выглядело просто как невинная детская возня в песочнице с куклами, солдатиками и совочками.
Карлик провел меня через весь зал, то и дело перешагивая через неподвижные или же вяло копошащиеся на полу тела людей, то прикрытые обрывками ткани, которые и одеждой-то назвать совестно, а то и вовсе обнаженные. Потрясенно озираясь по сторонам, я почти наткнулась на столик, на котором неподвижно лежал мертвенно бледный и совершенно голый человек, в головах которого сидела девочка лет семи-восьми, броско и, вероятно, очень дорого одетая, медленно перебирая пальцами его волосы. От толчка она подняла голову, и я увидела, что у нее совершенно серое – словно спекшееся в пепле и изъеденное сетью морщин – старческое лицо.
