Наталья Корнилова - Полет над бездной
– Может, телефончик оставишь?
Я качнулась перед ним, поводила пальцем и заявила:
– Э, н-нет! Сказано, завтра – значит, завтра!
И с этими словами я направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. В коридоре едва не столкнулась с Японцем, который уже, видимо, побывал в своем номере и теперь спешил к выходу из гостиницы. Я едва успела шагнуть в нишу у стены, откуда проводила взглядом его удаляющуюся фигуру. А не стоило ли просто схватить его за глотку и спросить прямо, где босс? Нет, пока я предпочитала все же не прибегать к силовым методам решения проблем. Хотя, уверена, рано или поздно – придется…
Я прошла по коридору и остановилась перед дверью с цифрой 13. Постучала, прислушалась. По всей видимости, в номере никого не было. Тогда я извлекла из сумочки свои миниатюрные отмычки и легко открыла допотопный замок.
Номер был одноместный, так что все предположения о том, что Родион живет в одном с Японцем номере, были явной глупостью. Впрочем, вряд ли Епанчинцев захочет контролировать Шульгина до такой степени. Все равно в поисках Вишневецкого вся инициатива, а следовательно, свобода выбора – в руках Родиона Потаповича.
Я ограничилась тем, что поставила в номере последний сохранившийся у меня «жучок». Два его брата-близнеца погибли при взрыве и затоплении теплохода «Скрябин»…
* * *– Ну и что же ты скажешь, Маша?
Валентина смотрела на меня, опершись кулаками в бока. Она успела смыть дурацкий, по ее выражению, макияж и уже переоделась в шорты и майку. Снятый ею двухместный номер оказался довольно примитивным жильем со всеми атрибутами «совковой» гостиницы: завывающий унитаз, подтекающий кран и чрезвычайно удачно замаскированные выключатели. Постельное белье также выглядело проблематично чистым.
– Ну а что ты хотела? – спросила Валентина, заметив мой не самый восторженный взгляд. – Если снимать в приличной гостинице, так и зубы на полку. Деньги-то все в основном у Родиона были.
Я в очередной раз подивилась легковерности моей подруги, которая до сих пор не сумела расколоть вдрызг проигравшегося в казино муженька, и сказала:
– Да ладно, сойдет, ничего страшного. Нам же тут не всю жизнь оставаться, в конце-то концов.
– А сколько?
Я пожала плечами:
– Знаешь, Валечка, ты задаешь мне риторические вопросы, на которые ответить нельзя. Я же не пророк, не сивилла, не Нострадамус. Откуда я знаю, сколько нам потребуется, чтобы найти Родиона?
– А быть может, его тут вовсе и нет?
– Ну да! А великолепный господин Епанчинцев, который должен был улетать из Барселоны вместе с Родионом, почему-то как раз здесь.
– Кто?
– Да Епанчинцев, Павел. Он же Японец.
Валентина невольно поморщилась:
– Ладно… не будем о грустном. Но и ты должна меня понять, я же не могу вот так, ничего не понимая… меня, как слепого котенка…
– Валя! – мягким голосочком перебила я ее. – Вспомни, такие ситуации уже возникали, и всякий раз было лучше, когда ты не углублялась в подробности. Поверь моему слову, все будет хорошо.
Говоря это, я отчаянно сомневалась… Кто его знает – люди Платова отличались большой изобретательностью, и будь мы с Валентиной не женщинами, а мужчинами, чьи действия подвергаются хоть какому-то логическому анализу, Японец точно бы поймал нас сегодня в аэропорту. И один бог знает, что было бы дальше.
Глава 16
С этого дня я занялась прослушиванием номера Японца. Не могу сказать, что это доставляло мне большое удовольствие. Я оказалась в курсе многих его интимных проблем. Оказалось, что он страдает желудочными коликами, остеохондрозом, частичной импотенцией, по утрам имеет обыкновение петь в туалете, пить кефир и чрезвычайно любит свою тетушку, проживающую в Твери. Упомянутая тетушка, судя по репликам Японца, была уверена в том, что ее племянничек Павел, бывший работник КГБ, теперь работает в туристической фирме экспедитором, любит искусство, подвизается в развлекательной индустрии, за что и получает прекрасные деньги.
Впрочем, тетушкины представления о занятиях Епанчинцева были не так уж и далеки от истины. Ежедневно Японец выезжал на своей синей «Ауди» (которая, кстати, оказалась взятой напрокат, как я вычислила по номеру) из гостиницы и колесил по городу, заезжая в огромное количество мест, зачастую мало сочетающихся друг с другом. Однажды в течение одного часа он заезжал в Эрмитаж, в баню на Лиговке, к кассам стадиона «Петровский», а закончил свой вояж посещением старенького двухэтажного особнячка, в первом этаже которого, как я позднее узнала, размещался обыкновенный публичный дом, прикрытый, как водится в России, невинным названием «Кудесницы. Массаж».
Но никаких, даже косвенных, признаков общения Японца с Родионом я не находила, и уверенность в том, что босс вообще тут, в Петербурге, помимо моей воли таяла с каждым днем. Всплывали вопросы: а что, если Японец, узнав о нашем побеге и о похищении информации, получил приказ о нежелательности дальнейшей работы с Шульгиным и убрал его? А если я своей неуместной резвостью приговорила одного из самых дорогих мне людей к смерти? Конечно, Родион Потапович человек не простой, с огромными связями и прикрытием, но так то ж в Москве, а тут совсем, совсем другая епархия. А что, если?..
Вопросы без ответов множились, нарастали, как снежный ком, и на исходе десятого дня я уже начала терять надежду, как вдруг короткий разговор вернул мне оптимизм и доброе расположение духа.
Разговор этот состоялся, как легко предположить, в номере Японца. Он говорил по телефону, и я могла слышать только одного участника беседы. Но реплики Японца были весьма красноречивы, и едва ли можно было не догадаться, кто же, собственно, говорил с Епанчинцевым.
– Я же тебе говорю, что все эти адреса оказались совершенно пустыми, я перепроверял, что тут!.. – горячился Японец, и в его голосе проскальзывали металлические нотки.
– …
– Эти три варианта мы проработали, ты сам сказал, что можно их прикрывать, потому что по этой линии все пусто и он там вряд ли бы засветился. Что, у тебя есть новая информация? Ну говори. Может, на этот раз в кон. Ага… что? И что?
– … (Абонент говорил с Епанчинцевым около двух минут.)
– И кто она такая? Татьяна Рудольфовна Анджеевич? Кто, еврейка? Ах, полячка? Ну да ладно. И каким боком она относится к нашему Вишневецкому?
– …
– Понятно, – мрачно сказал Японец. – Как, ты говоришь, называется это место? «Бездна»? Как у Пушкина, что ли? А… Горький, «На дне»… перепутал, да. Ладно, встретимся там, в этой самой «Бездне», – а лучше около дверей этого заведения – в девять часов вечера? Значит, он, точно?.. Ну, я надеюсь, что это так. Где он там расположен? Значит, вот так?
– …
– Нормально. А насчет этого… э-э. Звонил, конечно. Чувствуют себя как рыбы в воде. Тем более что воды там много, два бассейна и целое Средиземное море под боком. Как только, так сразу. Все, отбой, пока.
Японец положил трубку, а я поняла, что слова «чувствуют себя как рыбы в воде» и «как только, так сразу» относятся к нам с Валентиной. «Как только» Родион найдет Вишневецкого, «так сразу», по уверениям Японца, он встретится с нами. Японец говорил по телефону с Родионом, это же яснее ясного!!
Теперь у меня есть не только основание считать босса целым и невредимым, у меня есть и нечто большее: время и место. Время и место встречи Родиона и Японца сегодня, здесь, в Петербурге.
Я взглянула на часы. Было около шести вчера. Словом, у меня оставалось еще около трех часов на то, чтобы найти этот клуб с претенциозным названием «Бездна». И осмотреться там. Правда, существовало одно «но», которое было чисто материальным, но очень несносным: кончались деньги. Если эта «Бездна» окажется таковой и в смысле денежных трат, то, пожалуй, мне хватит разве что на вход и на пару коктейлей, и все. У Валентины, правда, осталось около тысячи рублей, но нужно же что-то есть и на что-то добираться до Москвы, если совсем солоно придется.
Тем более что «штука» вряд ли что-либо решит…
Оставалось надеяться, что эта «Бездна» находится хотя бы не так далеко отсюда.
Впрочем, мои надежды не оправдались: ночной клуб «Бездна» оказался почти что на выселках, у самой городской черты, по соседству с тремя заправками и кафе с феноменально неграмотным названием «Каффе Экспрес». «Бездна» стояла почти на пустыре, в низинке, и была обнесена мощным бетонным забором. Забор был щедро расписан граффити, по всей видимости, над росписями поработали целые армии местных Рафаэлей и Микеланджело, специализирующихся на фресках по железобетонному покрытию. Как оказалось впоследствии, под клуб переоборудовали военный объект, бомбоубежище с обширным подвалом, где хранились противогазы и защитные комплекты. Может быть, поэтому перед клубом торчал искусно выполненный человеческий скелет, слабо фосфоресцирующий. На череп бывшего человека был надет противогаз, стеклянные глаза ярко светились и оттого выглядели демонически.
