Владимир Гриньков - Санитар
Подбельский вернулся к себе. Начальник охраны скользил за ним безмолвной тенью. Одиноко. Очень одиноко. Он один против Ачоева. И никого рядом. Кольнуло где-то в сердце. Подбельский скривился непроизвольно.
– Что случилось? – встревожился Виталий.
– Нормально все, Виталик. – Подбельский даже улыбнуться смог. – Все нормально. На пять баллов.
Помолчал.
– Ты домой езжай. Поздно уже.
– Завтра – как обычно?
– Да. К восьми приезжай.
Подбельский свой деловой дневник на нужной странице открыл.
– Ого, – сказал. – Дел-то завтра сколько.
День был плотно расписан – минута за минутой. До позднего вечера.
Но утром, без четверти девять, Подбельского у офиса должен был Костик поджидать. Только Подбельский об этом еще не знал ничего. Не записано это было в дневнике.
51
Михаил за Костиком без десяти восемь приехал. Вошел в дом, дверь незапертой оказалась, и в комнате увидел Костика. Тот сидел за столом и ел батон, запивая кефиром. Голову на шум повернул, сказал буднично:
– А, это ты. Кефир будешь?
Никаких эмоций. Может, рисуется?
– Нет, спасибо, – отказался Михаил и рукой махнул нелепо как-то, словно муху отгонял, а в глазах при этом двоилось.
– Хороший кефир у вас, – все так же буднично сказал Костик. – У нас не такой.
– Неужто в Москве хуже?
Костик на этот вопрос голову повернул и на собеседника посмотрел долгим, задумчивым взглядом.
– У вас лучше, – сказал после паузы.
Михаил понял вдруг, что эта пауза означала – Костик вовсе и не из Москвы мог быть. Хотелось спросить, где тот живет, но что-то удерживало. Костик тем временем кефир допил, а батона кусок еще оставался, и он этот кусок рассматривал с сожалением – жалко было оставлять. Вздохнул, в сторону отложил.
– Восемь уже, – напомнил Михаил.
– Без трех, – поправил его Костик, даже не взглянув перед тем на часы, и это удивительно было, но опять ни о чем спросить Михаил не решился.
Костик из-за стола поднялся и потянулся с удовольствием.
– Папа нам для твоего номера машину другую выделил, – похвастался Михаил.
Костик ничего не ответил, словно не слышал, отвернулся к дивану, на котором стояла раскрытая сумка, и над сумкой той склонился, а через мгновение обернулся, и в его руках Михаил увидел автомат. Коротенький, весь угловатый какой-то, на брусок похожий. Даже два бруска – Костик их соединил одним движением, и получился автомат с рукояткой. Костик все делал размеренно и совсем не страшно, но все равно у Михаила в горле пересохло. Он и в лице, наверное, сейчас переменился, да только Костик на него не смотрел вовсе, своими мыслями занят был. Подумал, достал из сумки легкую куртку, надел.
– Едем? – предложил.
Михаил первым вышел из дома, сел в машину и в руль вцепился с ожесточенным выражением лица. Он нервничал неимоверно и не очень хорошо себя контролировал сейчас. Костик шумно сел на заднее сиденье, Михаил обернулся и увидел автомат, тот из-под куртки выглядывал. Костик его взгляд перехватил, куртку запахнул и засмеялся:
– Эй, ямщик, гони-ка к "Яру"!
Фраза какая-то известная, но Михаил никак не мог вспомнить, откуда она, мучительно не мог вспомнить, и так от собственного бессилия страдал, что лоб нахмурил до глубоких морщин. Включил первую передачу, сцепление бросил излишне резко, машина задергалась, трогаясь с места.
– Э-э, браток! – сказал с заднего сиденья Костик. – Плохо спал, да?
Он Мишино отражение в зеркале заднего вида рассматривал, но Михаил с ним взглядом встретиться почему-то боялся и таращился старательно на дорогу, будто дело не утром происходило, а вовсе даже наоборот, ночью глубокой, когда не видно ни зги.
– Ты спокойно поезжай!
Миша зубы сцепил.
– И не гони, – сказал Костик. – А не то встретимся с гаишником каким-нибудь. Плохая примета.
– Плохая? – переспросил Михаил и облизнул сухие губы.
– Ага, – подтвердил его пассажир. – Такая примета – к смерти.
Михаил в его отражение взглядом стрельнул, но так и не понял, всерьез ли тот говорит.
Теплый воздух вырвался через открытое окно. Михаил левую руку вдоль дверцы свесил, поймал ладонью упругий встречный ветерок.
– Пыльно у вас как-то, – сказал Костик.
– А у вас?
– У нас не так.
– "У нас" – это где? – решился Михаил.
– В Кобелях, – засмеялся Костик. – Ты за дорогой лучше следи, Штирлиц.
Михаил обиделся и больше ни о чем спрашивать не стал.
Подъехали к перекрестку, остановились.
– Двигатель не глуши, – сказал Костик, и сейчас его голос совсем иначе звучал, не так, как прежде.
Ни капли веселья в нем не было.
– Когда кортеж впереди появится, сразу трогай. Не гони, осторожненько веди. Мы напротив особняка должны оказаться в тот самый момент, когда тип этот из машины выйдет. Сможешь?
– Попробую, – произнес Михаил хрипло.
Ему сейчас хотелось оказаться далеко-далеко от этого места.
52
На территории пансионата Паша очутился впервые. Двухэтажный, из красного кирпича корпус. Аккуратные аллеи. Ажурные светильники – и ни одного разбитого.
– Он отдыхает здесь? – спросил Паша у шофера.
– Кто?
– Подбельский.
Шофер засмеялся:
– Отдыхает, да. Жизнь продлевает свою.
Таким тоном это произнес, что Паша в лицо собеседника всмотрелся, пытаясь в нем прочесть что-то, но шофер сразу же улыбку погасил под маской невозмутимости, будто и не он только что смеялся.
Машины в ряд выстроились у входа в корпус, охранники растянулись цепочкой и разглядывали, скучая, окрестности, но их кажущейся беззаботности Паша цену уже знал. Он сидел на заднем сиденье автомобиля и наблюдал за происходящим, никем не видимый.
Охрана Подбельского казалась крепкой монолитной стеной, в которой ни слабины, ни щели, все выверено, все продумано. Но были моменты, когда Паша чувствовал – вот оно, здесь непрочно, и можно к Подбельскому подобраться, особенно не рискуя, а в следующий миг сердце сжималось, и хотелось глаза закрыть и забыть о том, о чем думал всего секунду назад, – нет, не получится так, погорячился он – и так до следующего раза. Несуразности мелкие он уже начал замечать, человек со стороны этими возможностями нечаянными не мог бы воспользоваться, просто не знал о них, но отсюда, изнутри, Паша несуразности эти видел, запоминал и планы строил. Все еще очень зыбко было, ненадежно, но он знал, что надо ждать терпеливо – и все у него получится.
Охранники вдруг переместились разом, у входа в здание образовалось плотное полукольцо, и к машине вышел Подбельский. Его сопровождал один лишь Виталий Викторович, что-то говорил поспешно в зажатый в руке радиотелефон.
Подбельский сел в одну из машин, охранники по машинам расселись в одно мгновение, и колонна по аллее покатилась к воротам. Автомобиль, в котором Паша находился, сегодня шел первым.
– Всегда будем первыми ездить? – спросил Паша у водителя.
Тот пожал плечами.
– Это не я решаю.
– Подбельский?
– Нет.
– Виталий Викторович?
– Да. И он, кажется, не всегда знает, кого под каким номером в колонне пустит через секунду.
Водитель поймал отражение Паши в зеркале заднего вида и улыбнулся ему. Паша улыбнулся ответно.
Утреннее шоссе было почти пустынно. Солнце еще не поднялось высоко, и асфальт черным казался, будто кто-то невидимый, трудясь всю ночь, уложил новое покрытие.
Двое охранников, которые в одной машине с Пашей ехали, с напряжением смотрели на ленту шоссе. Казалось, рассмотреть они там хотят что-то такое, что только одним их глазам доступно, но не видят пока и потому тревожатся.
Едва в город въехали, что-то щелкнуло в динамике, и незнакомый сердитый голос сказал отрывисто:
– Первый! Левее!
И водитель Пашиной машины послушно и тренированно поправил руль, отчего машина переместилась левее, почти на разделительную полосу, отжимая встречный транспорт к обочине. Их машина не совсем по правилам ехала, и на одном из перекрестков гаишник им даже жезлом махнул, приказывая остановиться, но в следующий миг колонну узнал и даже под козырек взял, заглаживая свою оплошность.
– А мог бы и погнаться, – усмехнулся Паша. – Нарушителей положено задерживать.
– Он нам из пистолетика своего по колесам, а мы по нему – из десяти стволов, – засмеялся один из охранников. – В две секунды решето сделаем.
Паша уловил, что не все шутка в сказанном. Вжался в спинку сиденья, представив вдруг, как выскакивает из машины охрана и палит по попавшему в неожиданный переплет гаишнику. Но почти сразу напряжение его отпустило, вспомнил, как он в тот день подловил охранника, пистолет выдернул из кобуры, а тот и охнуть не успел. Так что не все гладко у вас, ребята. Вы скопом предпочитаете действовать, сворой, а когда сворой – чутье притупляется. Или нет? Вот вопрос так вопрос.
Вдруг открылась впереди улица, та самая, на которой их особняк стоял. Машин не было почти, улица просматривалась во всю длину. Один перекресток, особнячок за ним, и дальше – следующий перекресток. За этим вторым перекрестком машина стоит. На том самом месте, где он, Паша, собирался кортеж Подбельского подкараулить на своем мотоцикле. Паша о том вспомнил и на охранников покосился. Те невозмутимо вперед смотрели. Интересно, как среагировали бы они на Пашу. Вот едут они, так же точно, как сейчас. Смотрят вперед, видят Пашу и его мотоцикл. Расстояние большое еще. Паша метнул взгляд вдоль улицы. Мотоцикл, предположим, уже трогается. Паша увидел вдруг, как тронулась с места машина – та самая, которая за перекрестком стояла. Но она странно поехала как-то, светофор уже с зеленого через желтый на красный перемигивался – а она как раз и поехала, нет чтобы раньше перекресток миновать. Неужели проедет на красный? Нет, остановилась. Паша машину уже хорошо рассмотрел – "восьмерка" или "девятка" жигулевская, вишневого цвета. Вдруг Паша вспомнил, что накануне в этом месте тоже "жигуль" стоял, у него крылья были черные, он тогда еще тронулся неожиданно и мимо остановившегося у особняка кортежа пронесся.
