Владимир Гриньков - Исчезнувшие без следа
Контролер и Дружинин вошли в камеру. Здесь был спертый, кислый воздух. Забранная сетчатым колпаком лампа ярко освещала внутреннее убранство камеры. Нары, параша в углу, умывальник. На крохотном столике – хлебные и табачные крошки. Чья-то жизнь, к которой Дружинин прикоснулся внезапно и мимолетно.
Вентиляционное отверстие было невелико. Пятна ржавчины на металлическом листе проступали сквозь краску. Дружинин приставил к стене стремянку, старательно издавая при этом шум, но подниматься наверх не стал, сел на нары, спиной к стене. Контролер опустился напротив, но Дружинин показал ему быстрым жестом – пересядь! – и тот поспешно подчинился. Дружинин хотел, чтобы они сидели под стеной с отверстием, здесь они были в относительной безопасности. Все-таки у того, в соседней камере, был пистолет.
– Да, не дворец, – усмехнулся Дружинин, оглядываясь по сторонам. – Сколько же здесь людей мыкается? Четверо? Пятеро?
– Это восемнадцатая камера. – Контролер закатил глаза, вспоминая. – Двенадцать человек здесь.
– Двенадцать? – изумился Дружинин.
Даже если всем стоять – и то не слишком развернешься.
– А что делать, – осторожно сказал контролер.
Он уже давно с этим свыкся и к удивлению гостя отнесся спокойно.
– Послушай-ка, это ведь у вас пацан повесился, – вспомнил вдруг Дружинин.
– Какой пацан?
– Который в метро хотел бомбу взорвать. Кочемасов его фамилия. Разве не слышал?
– Ну почему же, – степенно сказал контролер. – У нас он был, точно. Только этажом ниже.
– Как же он повесился в такой толчее? – Дружинин обвел рукой тесную камеру.
Контролер оглянулся на дверь – плотно ли прикрыта, – после чего склонился к Дружинину и прошептал:
– Он, может, и не повесился вовсе.
В его взгляде были волнение и страх от сознания того, что он сейчас делает. Но остановиться он уже не мог. Таким уважением проникся к Дружинину, что готов был поделиться с ним своей страшной тайной.
– Он один сидел в своей камере, утром его нашли мертвым. А ночью, говорят, к нему кого-то заводили.
– Кого заводили? – спросил Дружинин.
Контролер замялся. Но по нему было видно – знает.
– Ну! – сказал требовательно Дружинин.
– Скворцов у него вроде бы гостевал.
– Скворцов – это кто?
– Он здесь у нас исполнения приговора дожидался.
– «Вышку» ему определили, что ли? – догадался Дружинин.
– Ага, – с готовностью подтвердил контролер.
Он, казалось, даже обрадовался понятливости собеседника и тому, что не надо ничего объяснять.
– А зачем Скворцова к мальчишке приводили?
– Этого я не знаю.
– Так, может, спросить у него?
– У кого? – опешил контролер.
– У Скворцова этого.
– У него уже не спросишь, – усмехнулся контролер. – Его расстреляли.
– Когда? – упавшим голосом спросил Дружинин, хотя уже почти наверняка знал ответ.
– Той же ночью.
Да, именно так. Дружинин сжал в руках автомат – даже костяшки пальцев побелели.
Распахнулась дверь, в камеру заглянул один из бойцов «Антитеррора».
– Поехали, Андрей! – скомандовал он, и Дружинин мигом сбросил с себя оцепенение.
Он по стремянке поднялся к зашитому листом отверстию и принялся бить по листу прикладом автомата. Там, за стеной, кто-то закричал испуганно и истошно:
– Я замочу заложника! Не вздумайте штурмовать! У меня «макаров»!
Вдруг – громкий шум, крики. Это продолжалось две или три секунды – и тишина.
– Дружинин! Отбой! – послышался удаловский голос из-за стены.
Дружинин спустился вниз. Контролер сидел на нарах с белым как мел лицом.
– Все, – буркнул Дружинин.
Террориста волокли по коридору, заломив ему руки за спину. Голова его была разбита, капли крови падали на истертый кафель, и от самого тупичка тянулась кровавая дорожка. Недавний заложник шел сам. Смотрелся он молодцом, но припадал на правую ногу – наверное, подвернул.
Начальник тюрьмы шагнул вперед, но Удалов отстранил его движением руки – мы сами его определим куда надо, – и террориста поволокли дальше.
– Должен приехать замминистра, – сказал начальнику тюрьмы Удалов. – Он наверняка захочет побеседовать с этим терминатором.
– Это можно сделать в моем кабинете.
– Оч-чень хор-р-рошо, – врастяжку произнес Удалов.
Операция завершилась успешно, и у него теперь было отличное настроение.
– Можно грузиться, Федор Иванович? – спросил кто-то.
– Ждем замминистра, только потом уезжаем.
Начальник тюрьмы рядом переминался с ноги на ногу.
– Я хотел у вас кое-что спросить, – сказал Дружинин.
Начальник тюрьмы с готовностью обернулся. В глазах его прочитывались участливость и явное желание помочь.
– Про Скворцова, – сказал Дружинин. – Расскажете?
И увидал, как что-то внезапно полыхнуло в глазах начальника тюрьмы. Уже потом он понял – это был страх.
Глава 37
Когда по традиции собрались за празднично накрытым столом, бросилось в глаза, как их мало: Удалов, Дружинин и еще несколько бойцов. Все остальные были в Красноярске, с Аникиным.
– Малыми силами сегодня обошлись, – сказал Удалов. – Всем – спасибо. Действовали четко, как на учениях.
По той же традиции первый тост произнес командир. Выпили. Дружинин подцепил вилкой маринованный грибок, но не удержал – грибок упал на старенькую скатерть.
– Пентюх! – сказал в сердцах Дружинин.
– Реакция уже не та, – подначил его кто-то. – В прежние времена он этот грибок перехватил бы на лету.
– Хватит вам! – сказал Дружинин мрачно. Удалов внимательно всмотрелся в его лицо, но промолчал. Только через четверть часа, когда за столом стало шумнее и ребята заметно расслабились, Удалов положил руку на плечо Дружинина и предложил:
– Подышим воздухом?
Но в осеннюю сырость идти не хотелось, отправились в удаловский кабинет. Удалов, едва прикрыв дверь, прямо от порога спросил:
– Это ты после сегодняшней операции такой смурной?
– Дело не в операции, Федор Иванович. Я там разговорился с контролером, а он мне интересные вещи рассказал.
– Про Скворцова? – догадался Удалов.
– Да. А вам разве известна эта фамилия?
– Я ее сегодня услышал в первый раз, когда ты о Скворцове спросил у начальника тюрьмы. У него, бедолаги, глаза едва не вылезли из орбит.
– А как он потом сразу замкнулся – заметили?
– Да, тема для него, похоже, неприятная. Так кто же этот Скворцов?
– Петю Кочемасова не забыли?
– Да где уж…
– Он, оказывается, сидел в одиночке. В этой самой тюрьме. Все время был один в камере. И только на одну ночь к нему подсадили человека. Это была та самая ночь, когда Петя Кочемасов умер. Повесился, как сообщалось официально. Так вот – его соседом по камере и был Скворцов.
– Ты думаешь, что Скворцов его и убил? – с сомнением спросил Удалов.
– А вы сейчас тоже так будете думать, Федор Иванович. Потому что еще не знаете самого главного. Уже после смерти Кочемасова, в ту же самую ночь, Скворцова расстреляли.
– Кто? – опешил Удалов.
– Спецкоманда, «расстрельщики». Он был приговорен к высшей мере наказания и в этой тюрьме ожидал исполнения приговора. Вот и дождался.
Удалов покачал головой – слишком неожиданный поворот принимала история.
– Мне Сухарев, друг старшего Кочемасова, еще тогда, во время нашей беседы, дал понять, что Петя Кочемасов – не тот человек, который полезет в петлю. И вообще, спросил меня Сухарев, как вы себе представляете самоубийство в тюрьме? Он, правда, мог не знать, что Петя сидел в одиночке, но какого черта он вообще сидел в одиночке, скажите мне, пожалуйста! В той камере, где я сегодня побывал, сидят двенадцать человек. А там и четверым негде развернуться. Зато Петя сидел один. Значит, его специально от всех изолировали – чтобы можно было его убрать без помех.
Удалов с мрачным видом вышагивал по коридору. Чем дольше шагал, тем мрачнее становился.
– И вдруг решают, что слишком уж просторно Кочемасову в камере, и подсаживают смертника, – продолжал Дружинин. – Смертник и подследственный – в одной камере! Это недопустимо, невозможно! Но кто-то же это сделал?! Он и убил Петю, этот Скворцов, я уверен. Не знаю, чем его купили, но приговоренный к смерти становится очень покладистым, я думаю. За один подаренный день жизни он может сделать все, что угодно. Вот он и сделал, что велели. А те, кто ему что-то обещал, своего обещания выполнять и не собирались и расстреляли его той же ночью. Схема-то какова, Федор Иванович! Ни к чему не придерешься! Люди просто сделали свою работу – привели приговор в исполнение. И поди докажи, что они убирали ненужного свидетеля.
Удалов наконец прекратил хождение по кабинету, остановился перед телевизором, включил его и, стоя напротив, смотрел в экран, явно ничего не видя. Думал. На экране проплывали какие-то пейзажи. Березки, еще летние, с листвой, клонили ветви к реке. Картина была тиха и грустна. Идиллия.
– Но они же не могли этого сделать по собственному почину! – глухо сказал Удалов. – Чтобы на такое решиться, надо иметь высоких покровителей.
