Астрид Линдгрен - Расмус, Понтус и Растяпа
Но Эрнст нервничал. Он шёл, грызя ногти, и со страхом поглядывал на спящие окна – точно ли никто не видит, не слышит и не удивляется? Шаги по брусчатке отдавались таким грохотом, что, кажется, перебудили полгорода.
А впрочем, никто не должен спать таким восхитительным сияющим утром, когда цветут каштаны, светит солнце и пахнет сирень. Жимолость тоже пахла – воздух вдруг наполнился её сладким ароматом. Альфредо повёл носом… «Ах, этот прекрасный цветы!»
Рядом со старой заслуженной школой, в переулке, стоял белый оштукатуренный дом с зелёной железной крышей и заросшей жимолостью стеной – от неё-то и шёл этот сладкий запах.
– Мы пришли, – сказал Расмус. – Серебро там, внутри. – Он поднёс палец к губам, предостерегая Альфредо и Эрнста: – Тише… Пойдём через чёрный ход!
Эрнст и Альфредо одобрительно кивнули. Весь их разбойничий жизненный опыт говорил, что безопаснее идти с чёрного хода – не так привлекаешь внимание, а именно сейчас они меньше всего хотели его привлекать.
Но Эрнст в последний миг снова засомневался. Он железной рукой вцепился Расмусу в загривок:
– А ты уверен, что серебро там? – тихо спросил он, показывая на зелёную заднюю дверь. – Или опять что-то задумал? Надеюсь, ты помнишь, что псина пока в погребе?
– Конечно, помню, – заверил Расмус. Ещё бы он забыл про псину в погребе!
Эрнст всё не успокаивался:
– Не нравится мне это, клянусь фараоном, – сказал он и нервно огляделся.
– Ну тогда не ходите, – сказал Расмус. – А мы с Понтусом пойдём и принесём всё барахло сюда.
Тут Эрнст снова схватил Расмуса за шиворот:
– Нашёл дурака! – прошипел он. – Вы войдёте, пробежите через весь дом и выйдете через парадный вход, так? Слушай, щенок, ты не с молокососами в прятки играешь!
– Да ты подозрительный, как старый козёл, – возмутился Расмус.
Альфредо довольно заржал:
– Боже правый, моя мамочка научить меня этот трюк, когда я ещё ходить в начальная школа!
– Да как хотите, – пожал плечами Расмус и с готовностью распахнул дверь. – Полезайте внутрь!
Эрнст пошёл первым. Он крепко ухватил Расмуса за плечо и угрожающе прошептал:
– И тихо там.
Расмус пошёл на цыпочках. То же самое сделал Альфредо, который следовал за ними по пятам. Когда он ступал осторожно, ботинки не так тёрли ноги. Понтус вошёл последним и аккуратно закрыл за собой зелёную дверь.
– Темно, как в гробнице фараон, – шепнул Альфредо.
Это была правда. Коридор, которым вёл их Расмус, был длинный, узкий и мрачный.
– Но скоро станет светлее, – успокоил Расмус.
Эрнст крепче сжал его плечо.
– Молчи… Тихо. Где серебро?
В другом конце коридора была ещё одна дверь.
– Там, внутри, – шепнул Расмус. – Пусти, я открою.
И открыл.
Как странно было выйти из темноты на свет! Внутри сияло ослепительное солнце, а на столе сверкало в солнечных лучах всё бароново серебро. Рядом стоял человек в форме, он дружелюбно улыбнулся:
– А почему же вы зашли через чёрный ход? – удивился он. – Впрочем, добро пожаловать! Добро пожаловать в полицейский участок Вестанвика!
В следующий миг случилось сразу много всего.
– Хватай его, Патрик! – крикнул старший комиссар. – Он сейчас выскочит!
Эрнст действительно был уже на полпути к открытому окну, и Расмус с гордостью увидел, как папа, словно тигр, прыгнул на пол и в последний момент удержал вора.
Второй тоже попытался ускользнуть. Тихо и решительно Альфредо пустился бежать к зелёной двери, через которую вошёл, но там уже стояла пара здоровых полицейских, которые без всяких церемоний вернули его обратно в караульное помещение.
– Полицейский участок… бедный мой мамочка, – причитал он. – Я погибнуть!
Но послушно вытянул руки и дал старшему комиссару надеть на себя наручники.
– Ну вот и настать время для старый добрый манжеты. – Он пожал плечами. – Ну, раз уж попался, так уж попался, так всегда говорить мой бедный мамочка.
– Не многому-то она тебя научила с тех пор, как ты пошёл в начальную школу, – пробормотал Расмус.
Альфредо бросил на него сердитый взгляд:
– Так, так. Ей бы научить меня сначала пристрелить всякий негодяй, который хочет посмотреть на меня одним глазом! – И он вытер лоб сразу двумя руками: – «Объединённый утиль»… Я погибнуть!
– Сам виноват, – сурово ответил Расмус. – Надо было отдать мне Растяпу, как обещали!
Воры глупые всё-таки, подумал Расмус. Сказать бы им, как всегда говорит господин Фрёберг: «Включите мозги, так-то лучше думается». Раз уж ты вор, так не беги, как баран, прямо в полицейский участок! А воры не думают, вот в чем их беда. Может, потому Альфредо и не волнует случившееся, что он никогда толком не думал, жил одним днём да злился, вот и всё. А сейчас взял и забыл обо всём, точно ребёнок! Даже противно, что взрослый толстый дядька ведёт себя как младенец. Господин Фрёберг часто говорит: «Много бед на земле происходит оттого, что взрослые ведут себя как дети, только сразу этого не заметишь». Верно, Альфредо он и имел в виду. Да ещё Эрнста. Он тоже как ребёнок, только другой. Вот поэтому он и стоит сейчас здесь, глядя в пол, дрожит и так расстраивается.
– Что-то ты притихнуть, Эрнст, – заметил Альфредо. – Небось манжеты тесный?
Эрнст рявкнул на него:
– Заткни пасть!
Впрочем, Альфредо с Эрнстом было ещё на что посмотреть. Из кабинета старшего комиссара выбежал маленький пёсик. Увидев хозяина, он залаял, начал месить хвостом воздух и всячески выражать восторг.
Альфредо ахнул:
– Эрнст, мы закрыть этот псина в погреб или не закрыть? Бедный мой мамочка, это собака-призрак!
Расмус подхватил собаку-призрака на руки, и тот облизал ему лицо.
– Патрик, – сказал старший комиссар, – допроси их, и можно будет посадить их к Берте.
Альфредо вздрогнул:
– Берта быть здесь? Вы сцапать малышка Берта?
Старший комиссар кивнул, и Альфредо решительно повернулся к нему:
– Иметь в виду, если вы посадить меня в одна камера с Берта, я пожаловаться в комиссия по жестокий обращение с заключённый.
– Не переживайте, – успокоил его старший комиссар, – у вас будет отдельная камера, обещаю.
Альфредо с благодарным видом позволил себя обыскать. Расмус вытянул шею, когда папа выворачивал Альфредовы карманы.
– Что это? – изумился папа Расмуса и показал старшему комиссару маленькую игрушечную мышь с ключиком в боку.
– Ах, это быть такой забавный штука, – сказал Альфредо. – Вчера, в дождь, Эрнст развлекаться с ней целый день. Боже правый, то-то злиться Берта!
Расмус с Понтусом переглянулись, и Понтус, вспомнив, как он уже смеялся над этой мышью, снова захихикал.
– Это моя, – сказал Расмус.
Альфредо кивнул:
– Так, так, отдать её маленький негодяй.
Расмус взял мышь и решил сохранить её на память о всемирно известном шпагоглотателе Альфредо.
Потом папа вытащил из нагрудного кармана Альфредо часы. Расмус и Понтус уже видели их. Это были старые серебряные часы с эмалевым циферблатом.
– Ах, мой часы, мой первый часы, боже правый, не отбирать их у меня! – умоляюще воскликнул Альфредо.
Расмус даже пожалел его, когда отец покачал головой и положил часы к остальным вещам.
– Придётся забрать, – ответил папа, – а что, это память о детстве?
Альфредо подмигнул ему:
– Так, это быть первый часы, который я стащить. Что поделаешь, люди быть сентиментальны, так, так.
Эрнст снова зло поглядел на него.
– Совсем заврался, – вполголоса проговорил он. – Вчера ты рассказывал, что это подарок дяди Константина.
Но Альфредо не слушал его, только дружелюбно улыбался полицейским и больше не считал себя погибшим. Теперь он был образцовым заключённым, готовым оказывать всяческую помощь полиции и охране, как только представится возможность.
Его быстро обыскали, составили список изъятого, и он бесцеремонно уселся на лавочку с Расмусом, Понтусом и Растяпой.
– А теперь я сидеть на лавочка и болтать с маленький негодяй, – заявил он. – А ну, подвинуться!
– Ты же только что хотел меня пристрелить, – заметил Расмус.
– Я пошутить. Подвинуться чуть-чуть, – повторил Альфредо.
Они сдвинулись так, что и для Альфредо нашлось на лавке местечко.
– Ну, рассказать мне что-нибудь, – потребовал он. Кажется, Альфредо считал, что их долг развлекать его, раз уж они привели его сюда, а все остальные в это время заняты другим делом.
– Альфредо, ты самый опытный старый ворюга, – начал Понтус, стараясь его утешить.
– Так, так, – согласно закивал Альфредо. – Вот потому я и получить такой манжеты!
Расмус сочувственно и печально посмотрел на его наручники:
– А что, быть вором и в самом деле интересно?
Альфредо покачал головой:
