Герман Матвеев - Тайная схватка
Миша сосредоточенно смотрел на это движение, словно за этим и пришел.
– Пойдемте в красный уголок*, – предложила Лена.
– Нет, я сейчас тороплюсь. Я зашел на одну минуту.
Он вынул продукты, завернутые в газету, и протянул ей.
– Вот. Это вам…
– Нет, нет! – испуганно отступив на шаг, сказала девочка. – Я ни за что не возьму.
– Это мне ничего не стоит, – горячо сказал Миша.
– С какой стати! Нет, нет…
– Ну, тогда я так оставлю.
С этими словами Миша положил сверток на скамейку и, не прощаясь, вышел.
…В квартире Кренделя все уже собрались, кроме Пашки, и встретили Мишу как старого знакомого.
Среди присутствующих была новенькая – Тосина подруга, по имени Нюся. Клички она не имела, хотя Брюнет звал ее Ню. Завитая, накрашенная, вертлявая, худенькая девчонка строила из себя взрослую. С первой фразы Миша возненавидел ее.
– А вы, Миша, интересный…
– Какой есть, – буркнул мальчик, поздоровавшись.
На столе стояла наполовину выпитая бутылка водки, а мать Кренделя на кухне жарила лепешки.
– Мы гуляем, Миша, – преувеличенно пьяным голосом сказал атаман. – По случаю случившегося случая… Деньги у тебя есть?
– Если надо будет, найдем.
– Ну, значит, сегодня сыграем.
– Он очень деньги любит. Деньги – это его страсть, – сказала Нюся и расхохоталась.
– А кто деньги не любит? – спросил Брюнет. – Поднимите руки, кто деньги не любит. За деньги мы на все пойдем. Так я говорю, Чинарик?
– Так, так… Ты не ломайся, Жора. Выпил на копейку, а захмелел на рубль.
– А ты согласен со мной? – обратился Брюнет к Мише.
– Согласен, – сказал Миша.
– Правильно. Таких я люблю. Погоди, мы еще с тобой дел наделаем…
– Миша, а водку вы пьете? – кокетливо спросила Нюся.
– Нет.
– Неужели? Какой же вы мужчина?
– А кто вам сказал, что я мужчина? Я такой же мужчина, как вы женщина… Полметра еще не доросли.
Раздался смех. Нюся обиделась, но ненадолго.
– А за девочками вы ухаживаете?
– А чего за ними ухаживать, если они здоровые…
Нюся повернула этот ответ по-своему.
– А если они заболеют?.. Влюбится какая-нибудь в вас и заболеет? Тогда будете ухаживать?
– Обязательно буду. Вызову «Скорую помощь» и отвезу в сумасшедший дом, – сухо ответил Миша.
Снова раздался хохот, но теперь Нюся не обиделась, а, когда установилась тишина, сказала:
– Значит, в вас только сумасшедшие могут влюбиться?
– Конечно.
– Значит, я начинаю сходить с ума… Ах! Ах! Я сейчас всем глаза выцарапаю!..
– Брось, Ню… – остановил ее кривлянье атаман. – Хочешь, я тебе лекарства налью стопочку?
– Вместе со всеми.
Принесли лепешки, и компания принялась закусывать.
– Мне не нужно, – отстранил Миша руку Кренделя с тарелкой. – Я только что обедал.
– Где?
– В столовой.
– Как хочешь. Нам больше останется.
Пока ели, Миша думал о том, как удобнее предложить Брюнету часы, но это получилось само собой.
– Кто знает, сколько сейчас времени? – спросила Тося, видимо куда-то собиравшаяся.
Миша и Брюнет одновременно вытащили часы.
– На моих без четверти девять, – сказал Брюнет.
– Отстают. Ровно девять.
– У тебя хронометр*, что ли? Ну-ка, покажи.
Вор взял часы, внимательно осмотрел их со всех сторон, приложил к уху.
– Продай, – предложил он.
– Купи. Полторы тысячи.
– Э-э-э, нет. Дорого.
– Ну а сколько дашь?
– Любую половину.
Миша вытащил вторые часы и протянул их атаману.
– Ну а за эти сколько?
– Огольцы! Смотрите, у него полный карман часов. Ай да Мишка! – воскликнул Крендель.
Ваня Ляпа и Леня Перец с уважением и завистью посмотрели на Мишу.
– У тебя еще есть? – спросил Перец, облизывая пальцы.
– Если не будет, найдем.
– Расскажи, где ты их стянул?
– Мне их принесли, а я только в карман положил.
Воры засмеялись этой шутке и прекратили вопросы.
– Ну а за эти сколько хочешь? – спросил Брюнет после осмотра.
– Столько же.
– Вот мое слово: хочешь полторы за пару?
– Мало. Я на рынке продам дороже. Мне некуда торопиться.
– Жора, зачем вам столько часов? – полюбопытствовала Нюся.
– Ну как? Согласен? – не обращая внимания на вопрос, настойчиво спросил Брюнет.
– Плати по тысяче, – твердо сказал Миша.
Брюнет подумал, прищурившись посмотрел на сидевших за столом воров и спрятал часы в карман.
– Я такой… Если вещь понравилась, значит, моя.
– А деньги?
– Не бойся, получишь.
На этом разговор был кончен. Нюся вытащила из-под стола патефон и поставила пластинку.
– Миша, вы умеете танцевать?
– Я даже не знаю, с чем это едят или пьют…
– Не прикидывайтесь медведем…
– Чего ты, Нюська, навязываешься! – перебила подругу Чинарик.
Достали карты. Пока убирали со стола и рассаживались, Брюнет отсчитал деньги и передал Мише.
– Ты имел дело со мной… Мое слово – закон.
Миша молча взял деньги, спокойно пересчитал их и спрятал в карман.
Игра шла вяло. Чувствовалось, что нет жертвы. И только когда играл Миша, а Брюнет раздавал карты, устанавливалась напряженная тишина.
Сегодня Миша немного выиграл. Играл он, как и все, очереди не пропускал, но без интереса. Миша вспомнил слова Ивана Васильевича о том, что Брюнет играет нечестно, и внимательно следил за его руками.
Действительно, когда вор начинал сдавать карты, он прикрывал колоду рукой и, как показалось Мише, тянул карты не по порядку. Когда очередь дошла до Миши, в игре было свыше ста рублей.
– Ну что, Миша, на все? – спросил Брюнет.
– Если перетасуем карты, а колоду положим на стол, могу и на все, – сказал Миша.
Все сидевшие за столом с испугом посмотрели на смельчака. Атаман побледнел и медленно поднялся.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что карты следует перетасовать.
– Значит, по-твоему, я шулер? – стиснув зубы, спросил Брюнет.
– Ничего такого я не говорил, – спокойно сказал Миша. – Я тебя не знаю, и ты меня не знаешь… Ты сядь и не пугай меня!
Спокойный и независимый тон мальчика обезоруживал. Миша даже не взглянул на Брюнета. Атаман вызывал его на скандал, на спор, во время которого он бы проучил противника, но этого не получилось. С минуту простояв, он строго посмотрел на присмиревших членов шайки.
– Я не пугаю… Значит, я ослышался, – сказал он и сел на место. – На сколько ты идешь?
– На пять рублей.
– Ты же хотел на все.
– С условием, если карты будут перетасованы и положены на стол, – настойчиво повторил Миша.
Глаза Брюнета блеснули, но на этот раз он сдержал себя, и на лице у него появилась кривая улыбка.
– Так, может быть, ты вообще не хочешь играть?
– Могу и не играть.
– Мне показалось, что ты любишь играть.
– А чего тут любить? Проиграешь – денег жалко. А выиграешь – не ценишь их… Деньги нужно доставать так… ну, чтобы…
Миша хотел сказать «трудом», но, понимая, что здесь это слово будет звучать неуместно, замялся.
– С риском, – подсказала Чинарик.
– Да, с риском, – согласился он.
– А ты рисковый? – спросил атаман.
– Не знаю. Я про себя вообще не люблю говорить.
Игра в карты прекратилась. Между Мишей и Брюнетом почувствовалась натянутость. Все понимали, что атаман затаил злобу, и, зная его жестокий и мстительный характер, с любопытством ждали, как он расправится с не признавшим его авторитет новичком.
Крендель был уверен, что открытой драки не будет: Миша физически сильнее Брюнета, а значит, тот ударит в спину из-за угла. Крендель чувствовал себя перед Мишей должником за спасение от тюрьмы и поэтому решил его предостеречь.
К десяти часам ушла на дежурство Чинарик вместе с подругой. Вечер не клеился. Решили разойтись по домам.
– Оставайся ночевать. Ляжешь на диване, а я на Тоськиной кровати. Дело есть, – сказал Крендель, загораживая Мише проход к двери.
– Мне утром рано вставать надо.
– Матка разбудит.
Миша согласился.
Когда все разошлись, мать Кренделя принесла из кухни подушку, одеяло, бросила все это на диван и отправилась к себе.
– Слушай, Миша… Ты поосторожней с Жорой. Он тебе не простит. Если не сейчас, то потом, когда немцы придут, отомстит.
– А ты думаешь, немцы придут? – спросил Миша, обрадовавшись, что Крендель сам заговорил на эту тему.
– Придут не придут – не в этом дело… С Жоркой не ссорься. Он злопамятный.
– А мне наплевать на него. Видал и почище…
– Ты его не знаешь… Для него никто не существует – свой, не свой…
– А что он мне сделает?
– Драться он не будет. Даже если они трое тебя подкараулят…
– Пускай попробуют!
– Он не любит в открытую. А где-нибудь за углом уколет. А если ты с ним будешь заодно… У него такие знакомства… Можно заработать. Слушай, я тебе по секрету скажу… Когда он уходил, то в прихожей сказал… Предупреди, говорит, Мишку: если он против меня пойдет, то ему плохо будет, а если со мной, то не пожалеет… Понял? Значит, ты ему нужен.
