Астрид Линдгрен - Расмус, Понтус и Растяпа
– Большое прощальное представление в благодарность жителям Вестанвика! Начало в восемь, покупайте билеты заранее, – выкрикивала его красная шёлковая помощница возле шатра. – Не толкайтесь, места хватит всем!
Сам шпагоглотатель не показывался.
В вагончике, когда Расмус и Понтус зашли внутрь, его тоже не оказалось. Там был только Эрнст.
– Вот и вы, – сказал Эрнст.
Потом он надолго замолчал. Расмус с Понтусом стояли у двери и ждали. Расмус почувствовал, что начинает закипать. Если он прямо сейчас не узнает, где Растяпа, он просто взорвётся!
Но и сам Эрнст готов был взорваться, правда, непонятно, от радости или от злости. Было сразу заметно, что он на взводе. Под вечным недовольством крылось какое-то тайное веселье, которое вспыхивало в его безжалостных наглых глазах. Верно, радуется сумке с серебром и тому, что нынче вечером Антиквар явится наконец покупать железный лом! Ёлки-палки, ох и понравится Антиквару содержимое сумки! Но вслух Расмус сказал:
– Ну, сейчас-то уже можно узнать, куда вы дели Растяпу?
Эрнст сел на лавочку и поковырял в носу – он никуда не торопился.
– Сначала надо поговорить, – произнёс он.
– Ну что ещё? – воскликнул Расмус.
Эрнст упёрся в него взглядом.
– Вы ведь сказали домашним, что вас не будет целую ночь? – спросил он.
– Да, у нас есть палатка, – мрачно подтвердил Расмус.
Эрнст изобразил улыбку.
– Ах вот как! Впрочем, вся эта морока была только из-за родителей, чтобы они не поднимали крик. Можете забрать свою дворняжку прямо сейчас. А потом проваливайте на все четыре стороны и делайте что хотите, хоть в море бросайтесь!
Он помолчал, потом взглянул на Расмуса:
– Да, я отдам тебе твою псину, хотя лучше бы задать тебе хорошую трёпку… и тебе тоже. – Он повернулся к Понтусу. – Но имейте в виду, если вы хоть кому-нибудь пикнете и устроите нам неприятности, рано или поздно я найду способ вернуться и свернуть шею твоей дворняжке, ясно?
– Ясно, – сердито буркнул Расмус. – Сверну шею, сверну шею… Надоело!
– И не хами, дворняжка-то пока у меня, – одёрнул его Эрнст.
Расмус притих. Эрнст снова злобно оглядел их.
– Знаете место под названием Старый хутор? – наконец спросил он. – Берта сказала, вы должны знать.
– Брошенный дом возле Березняков? – живо спросил Понтус.
– Точно. Пару километров от города на север. Понятно, к чему я клоню?
У Расмуса слёзы подступили к глазам:
– Растяпа там? Он всё время был там… один?
Эрнст снова кивнул:
– Там. Потому что не надо было лезть не в свои дела! Но с дворняжкой всё в порядке, идите и забирайте её! Она наверху, на чердаке.
И тут уж Расмус не сдерживаясь показал Эрнсту кулак.
– Заберём, но если хоть волосок… тьфу, если хоть шерстинка упала с его головы, я вернусь и оторву тебе нос, ворюга!
Эрнст скорчил рожу:
– Проваливайте, – процедил он.
С такой скоростью они не носились даже когда участвовали в Вестанвикской велогонке. В Березняки вела узкая извилистая дорожка, на поворотах гравий взвивался из-под колёс. Никто не попался им навстречу – по дорожке и в обычные дни только изредка проходил какой-нибудь крестьянин, а уж в пятницу вечером и вовсе никого не было.
– Слушай, – пропыхтел Понтус, – тётка Андерссон рассказывала, что жила здесь в детстве. Верно, и Берта тоже.
– Да уж, Берта нашла хороший тайник, – с горечью отозвался Расмус.
Он крутанул руль и прибавил скорость… Скоро, уже скоро они приедут к Растяпе!
Под конец пути пришлось идти пешком. К брошенному дому через лес вела узкая заросшая тропинка, когда-то выложенная булыжником, а теперь ещё и забросанная хворостом, так что на велосипеде было не проехать. Они быстро закидали велосипеды можжевеловыми ветками и припустились бегом. Лес постепенно редел, и они увидели в весенних сумерках серый от времени, тихий брошенный домик под старыми яблонями, которые честно продолжали цвести и в одиночестве, когда уже никто не ждал от них плодов. Много лет никто не жил здесь, в хлеву не слышно было коровьего мычания, и дети не перелезали через замшелый каменный забор за цветком камнеломки. А ведь когда-то Берта – тогда ещё послушная маленькая девочка – гуляла здесь вместе с госпожой Андерссон и строила за погребом шалаш… А потом из неё выросла глупая толстая гадкая жена Альфредо.
Эрнст сказал, на чердаке! Они ворвались внутрь через проём в ограде, когда-то бывший воротами, в два прыжка преодолели трухлявые ступеньки и рванули старую грубую дверь, которая открылась с недовольным скрипом. И теперь стояли в тёмной передней. Прямо перед ними была крутая узкая лестница – наверх, на чердак, к Растяпе… Расмус побледнел от волнения.
– Он не лает, – со страхом произнёс он. – Тяпочка, милый, ну гавкни хоть разок, чтобы я знал, что ты жив, – взмолился Расмус и на дрожащих ногах побежал наверх.
Наверху царил полумрак, но в маленькие окошки пробивался свет, так что видно было, куда идти. Тяпа, ну почему ты не лаешь? Расмус рванул на себя дверь чердака.
Через секунду Понтус услышал его жалобный крик:
– Понтус, его здесь нет!
– Нет?
– Зато Альфредо быть здесь, разве не славно? – раздался знакомый голос, и из тёмного угла поднялась знакомая фигура, которую они надеялись никогда больше не увидеть.
И тут Расмус взорвался. Он налетел на Альфредо, как дикий кот.
– Где Растяпа? – заорал он. – Отдавай Растяпу, ворюга, не то я сейчас же пойду в полицию, слышишь?
– Спокойно, – сказал Альфредо, – спокойно! Что из тебя вырастать, упрямый мальчишка, если ты не научиться быть спокойный?
Но и Понтус разозлился. Он отодвинул Расмуса и предстал перед Альфредо:
– Отдавай ему собаку, – крикнул он, глядя шпагоглотателю прямо в глаза. – Не то пожалеешь!
– Конечно, отдать, разве я быть против? Только сначала немножко поговорить.
Он втолкнул их в комнату.
– Ну, заходить, заходить и поговорить.
От возмущения они забыли об осторожности. И только когда Альфредо запер на замок дверь и положил ключ в карман, им пришло в голову, что вообще-то довольно неумно оставаться взаперти в заброшенном доме, в одной комнате с таким прохвостом, как Альфредо.
– А дверь ты зачем закрыл? – спросил Расмус.
Альфредо склонил голову набок и оглядел комнату.
– Разве не славный местечко?
– Вовсе не славный, – отрезал Расмус.
Холодную комнату с выцветшими обоями и грязным полом и впрямь трудно было назвать славным местечком.
Ещё там была печь, до сих пор хранившая золу от огня, горевшего и погасшего в ней много-много лет назад. Однако возле печи стоял предмет, явно принесённый сюда только что – белая картонная коробка с надписью «Пекарня Элин Густавсон, Стургатан, 13, Вестанвик».
– Вы есть неблагодарный маленький негодяй, – сказал Альфредо. – Что ж, очень жаль, что вам не понравиться комната, в которой вам предстоять провести ночь.
– Ах вот что ты задумал! – воскликнул Расмус.
Альфредо кивнул:
– Так-так, именно это. Хотя Эрнст придумать это первый, он всегда быть горазд на выдумка.
– Мне надоело! – снова крикнул Расмус. – Вы всё время врёте, что Эрнст, что ты!
Альфредо ухмыльнулся:
– Так-так, мы всё время врать, – согласился он. – Но зачем ты так злиться? Ты же понимать, что речь идти не о мешок картошки, вот мы и не хотеть, чтобы кто-нибудь… хм… случайно нам помешать.
– Ты о чём? – не понял Понтус.
– Мы не хотеть, чтобы какой-нибудь фараон встать у нас на пути, пока мы не смыться. Так что мы отдавать ваша гадкая дворняжка завтра утром… И больше не называть взрослый «ворюга», – наставительно закончил он, глядя на Понтуса.
Расмус прямо задрожал от бешенства.
– Вы же обещали! И мы вам пообещали молчать, вы что, по-шведски не понимаете?
– Понимать, понимать. – Альфредо успокаивающе помахал огромной ручищей. – Обещание держать хорошо, а замок держать ещё лучше, так всегда говорить мой бедный мамочка.
Расмус вышел из себя:
– Тогда я тоже беру назад все свои обещания, слышишь, негодяй?
Альфредо только засмеялся:
– Так, так, ты можешь сидеть здесь и брать назад свои обещания хоть целый ночь, потому что сейчас я закрывать вас на замок, теперь понимать?
Расмус чуть не плакал от злости и бессилия.
– Но Берта приходить с утра и открывать вас, – продолжал Альфредо с ухмылкой. – Малышка Берта наверняка растрогаться, когда увидеть дом своего детства.
Он помолчал, а потом радостно засмеялся и заговорщицки понизил голос:
– А мы с Эрнст завтра быть далеко отсюда. Глупый малышка Берта думать, что мы сидеть на лавочка и дожидаться её. А вместо этого мы – опс! Потому что мне надоесть быть благородный и глотать шпаги, я хотеть сидеть в одиночество и пить пиво. В какой-нибудь крохотный городок, о котором вы, маленький негодяи, даже не слыхать, далеко отсюда, старина Альфредо будет сидеть и пить пиво, счастливый и свободный.
