Джордж Мартин - Шесть серебряных пуль
– В газете сообщалось, что Джоан Соренсон была убита. Убита, а не растерзана животным. Так почему же тебе на ум пришла эта версия?
– Не наседай на меня, Рэнди, я сам ничего толком не знаю. Это лишь предположение, что девушка была растерзана животным, но, может, ее убил сумасшедший. Маньяк. Называй, как хочешь. В газете не было подробностей. В чертовой газете никогда не бывает подробностей. – Дышал Уилли часто, со свистом; пальцы его впились в подлокотники кресла.
– Уилли, я сделаю все, что смогу, – пообещала Рэнди. – Но, по-моему, полиция и без меня разберется с убийством.
– Полиции я не доверяю. – Уилли помотал головой. – Рэнди, если полицейские станут копаться в вещах Джоан, то, вероятно, всплывет и мое имя.
– Так ты боишься, что на тебя падет подозрение?
– Черт возьми, не знаю! Возможно.
– У тебя есть алиби?
– Нет. Не совсем. – Уилли сделался совсем несчастным. – Я имею в виду, что у меня нет такого алиби, которое можно было бы предъявить в суде. Как раз наоборот. Я собирался… собирался навестить Джоан той злосчастной ночью. Она же могла написать мое имя на календаре! Я не желаю, чтобы полицейские совали нос в мои дела.
На Уилли навалился очередной приступ удушья, он достал из кармана ингалятор, зубами стащил с него пластиковый колпачок и впрыснул в рот дозу лекарства.
– По-моему, ты напрасно волнуешься, – заметила Рэнди.
– Ну так успокой меня. Ведь ты же обещала помогать? Тогда сядь мне на колени и прими самое горячее участие в моей судьбе! – предложил Уилли.
– Нет, – заявила Рэнди твердо. – Но тем не менее я берусь за твое дело.
* * *Жил Уилли в Речном районе. Ему принадлежал двухэтажный дом из красного кирпича. Дом этот был выстроен в прошлом веке, когда Речной район был средоточием фабрик и заводов города. Времена с тех пор сильно изменились, район пришел в запустение, утратив былое промышленное значение, однако в память о прошлом Уилли досталась давно бездействующая пивоварня на первом этаже. Речной район не был престижным даже в прошлом веке, а тем паче – сейчас, но жить здесь Уилли нравилось. Нравилось бодрое журчание реки; нравилось кваканье лягушек прохладными вечерами; нравились радостные крики горожан, катающихся на лодках. Но особенно мил сердцу Уилли был старый деревянный пирс, стоявший буквально в двух шагах от дома. Так здорово было иной раз посидеть на теплых, нагретых за день досках и, неспешно размышляя, полюбоваться отражением луны в черной как смоль воде.
Мало кто жил в этом районе, и потому парковка автомобиля здесь не вызывала проблем. Уилли оставил свой огромный старомодный ярко-зеленый «Кадиллак» в двух футах от входной двери. На возню с дверными запорами ушло добрых пять минут. Это понятно: житель окраины, в случае чего, мог полагаться только на крепость замков. На первом этаже, заваленном хламом с бывшей пивоварни, было тихо и спокойно. Уилли, закрыв за собой дверь и тщательно заперев ее на замки и засовы, поднялся на второй этаж, где располагались одиннадцать жилых комнат, служивших когда-то конторами.
Уилли был напуган гораздо сильнее, чем могла заметить Рэнди. Он был основательно выбит из колеи еще вчера вечером, когда, уловив запах человеческой крови, предположил, что Джоан совершила что-то совсем недопустимое. Но, прочитав в утренней газете, что жертвой стала именно она, Джоан, и что ее не просто убили, а изуродовали… Изуродовали. Что это означает? Только от одной этой мысли у Уилли кружилась голова, а к горлу подкатывал противный липкий комок.
Уилли вошел в гостиную – бывший кабинет владельца пивоварни. Окнами комната выходила на реку и обставлена была вещами самых разных эпох и стилей, но Уилли считал ее весьма милой. Еще бы: сплошной антиквариат, предмет за предметом собираемый годами. То была мебель, описанная за долги. Уилли привозил ее в свой дом, оплачивая долги дебиторов из собственного кармана.
Едва Уилли успел поставить чайник, как раздался звонок. Уилли резко повернулся и, нахмурившись, уставился на телефон. Отвечать было боязно. Ведь звонить могли из полиции… А может быть, это Рэнди? Или кто-то из друзей, вообще не имеющих отношения к этой истории. Уилли провел ладонью по лбу и снял трубку:
– Алло.
– Добрый вечер, Уильям. – Сочный бас принадлежал Джонатану Хармону, и у Уилли от него побежали мурашки. – Я весь день пытаюсь до тебя дозвониться.
– Я был занят, – сказал Уилли.
– Ты уже слышал о девчонке-калеке?
– Джоан, – заметил Уилли. – Ее звали Джоан. Да, я слышал. Все, что мне об этом известно, я вычитал в газете.
– Газета принадлежит мне, – напомнил Джонатан. – Уильям, нужно поговорить. Здесь, в «Черном камне», собираются почти все наши. Пришли уже Зоуи и Эми, с минуты на минуту появится Майкл. Стивен собрался за Лоренсом. Если ты сейчас свободен, он мог бы прихватить и тебя.
– Нет. Может, я и дешевка, но свободен бываю редко. – Уилли засмеялся, стремясь скрыть внезапно нахлынувший страх.
– Уильям, речь идет о жизни и смерти.
– Сдается мне, я слышу угрозу? Так заруби себе на носу: все, что знаю, все, до последнего слова, я написал на бумаге и копии письма раздал нескольким друзьям. – Голос Уилли прозвучал вполне уверенно, хотя, конечно, ничего он не писал и ничего не отдавал друзьям. – Если со мной случится то же, что и с Джоан, мои послания непременно попадут в полицию. Ты понял меня?
Уилли вдруг показалось, что Джонатан сейчас беззаботно промолвит: «А полиция принадлежит мне», но в течение нескольких секунд из трубки доносились лишь щелчки, затем послышался вздох, после чего заговорил Джонатан:
– Я понимаю, что смерть Джоан потрясла тебя, но…
– Не смей упоминать ее имени! – вскричал Уилли. – Ты, сукин сын, мизинца ее не стоишь! Мне прекрасно известно, какого ты был о ней мнения. И вот еще что, Хармон… Если выяснится, что в ее смерти повинен ты или твой полоумный отпрыск, то однажды ночью я сам наведаюсь в «Черный камень» и прикончу тебя или вас обоих. Джоан была совсем еще ребенком… Она… она…
Перед мысленным взором Уилли возник облик Джоан, он услышал ее смех, ему даже почудился ее едва уловимый запах, а затем он, будто воочию, увидел ее бегущей рядом с собой, а еще чуть позже почувствовал, как она трется о него всем телом и как волнами ходят под ее кожей тугие сильные мышцы… По щекам Уилли покатились слезы, а грудь сдавило железным обручем. Джонатан говорил еще что-то, но Уилли, не слушая его, швырнул трубку и немедленно выдернул штекер из телефонной розетки. Заметив, что почти вся вода выкипела, он выключил чайник, достал ингалятор и сделал два блаженных вдоха. Мало-помалу дыхание его восстановилось, слезы высохли, но неизъяснимая боль осталась камнем лежать на душе.
Мысленно вернувшись к недавнему разговору и вспомнив, какие угрозы он только что прокричал в телефон, Уилли спустился на первый этаж и проверил засовы и замки на всех дверях и окнах.
Если бы Рэнди действительно вознамерилась снять офис в самой неблагополучной части города, то подыскать для этого более подходящее место, чем Курьерская площадь, ей вряд ли бы удалось. Давным-давно эта площадь была центральной в городе, но крупные престижные магазины давно перекочевали в пригород, поближе к порту, а огромный старый кинотеатр «Замок», уже не в первый раз поменяв владельцев, раздробился на полутемные зальчики, где теперь круглосуточно крутили кино сомнительного содержания либо продавали журналы и книги для взрослых. Единственным островком относительного благополучия здесь оставался большой дом, где на этажах размещалась редакция, а в подвале – типография местной газеты «Курьер». Основатель «Курьера», старый Дуглас Хармон, всегда считал журналистику некоей разновидностью религии, и оттого, видимо, выстроенное на его деньги здание походило на собор. Правда, за пять десятилетий фасад из серого гранита покрылся толстой пленкой копоти, а грозные черты на мордах каменных волков, украшавших стены, основательно сгладились под влиянием кислотных дождей, но здание «Курьера» все же до сих пор напоминало о тех канувших в Лету временах, когда Курьерская площадь по праву считалась сердцем города, а газета – его душой.
Стряхивая с пластикового плаща дождевые капли, в здание «Курьера» вошла Рэнди. Плащ был ей велик как минимум на два размера, но, поскольку то была не просто верхняя одежда, а своеобразный трофей, отвоеванный у бывшего мужа, носила она его просто из принципа. В холле за конторкой сидел охранник, над его головой висели десятки часов. Некогда они показывали время во всех крупнейших городах Земли, но теперь большинство часов застыли навеки. Холл был столь же мрачен, сколь и лицо охранника.
Рэнди сняла шляпку, поправила прическу и, приветливо улыбнувшись, уведомила охранника:
