Александра Егорушкина - Настоящая принцесса и Наследство Колдуна
Костя выключил телевизор, плюхнулся на диван и в сердцах саданул кулаком неповинную подушку. Не нравилось ему дома, и чем дальше – тем больше.
У мамы теперь своя жизнь, она только и делает, что пляшет вокруг маленькой Вики, а на него, Костю, ноль внимания. Он тут так – подай, принеси, мальчик на побегушках. Из Радинглена вернешься – один вопрос: почему так долго не появлялся, ну-ка бегом за кефиром. Вообще-то маму можно понять, снисходительно подумал Костя, ведь Вичка ничего себе, славная, круглая такая, щекастая… но упертая. И что мама в любой свободный момент бухается спать – тоже неудивительно: Костина сестренка с первых дней жизни проявила настоящий драконский характер, и чем дальше, тем драконистее она делалась. Например, она сразу же принялась доказывать всем и вся, что настоящий дракон может не спать сколько угодно. Мало того: едва появившись на свет, Вика уже пыталась превращаться в дракона и даже изрыгать огонь, а однажды едва не учинила то и другое одновременно, как только в дверь позвонила тетенька детский врач. То-то переполоху было! Особенно когда ковер тушили. Водой из аквариума. А аквариум пришлось потом отдать Левиным родителям, потому что… чтобы уха не получилась. В общем, за Викой нужен глаз да глаз. Конечно, завидно, что она по драконской части явно способнее Кости, но время покажет.
А вот с папой отношения испортились вконец. После того, как снежной осенью выплыла наружу история про сдачу королевства врагу, Костя заставлял себя общаться с папой лишь с величайшим трудом. Папа ведь предал и Радинглен, и Филина, и королеву, и Инго, и Лизку, которой тогда было даже меньше, чем сейчас Вике! Правда, подробностей Костя так и не узнал – ни из Филина, ни из Инго слова не выжмешь. Но все равно, с папой даже разговаривать было противно, и тот это, конечно, чувствовал. Именно поэтому Костик из принципа не пошел к папе с вопросами, когда обнаружил пренеприятное обстоятельство: с него стала сыпаться чешуя, а еще при полете почему-то пахло гарью и шкура чесалась немилосердно. Из-за этого Костик даже старался превращаться в дракона пореже, чтобы конфуза какого не вышло. Теперь ведь это он королевский дракон, а не папа.
Папа Конрад в Радинглен больше не ходил – уже почти год! – и говорил про королевство и всех старых знакомых сквозь зубы. А Косте казалось, что перед королем и остальными провинился не только папа, но и он сам, Костя, и что нужно хоть из кожи вон вылезти, а вину эту искупить. Вопрос только в том – как. Вот если бы хоть от кого-нибудь добиться правды… Из папы ничего не вытянешь, да они и не видятся почти: Костя все свободное время в Радинглене, а папа на работе.
Старший Конрад теперь вместо старых книг торговал антиквариатом, однако свалившееся на семью богатство радовало всех, кроме Кости. Весной Конрады собирались переехать в новую двухэтажную квартиру, состоявшую чуть ли не из десяти комнат, с биллиардной и с бассейном. Но… Косте, к его удивлению, эта новость оказалась глубоко безразлична. Хвастаться барахлом перед одноклассниками неинтересно, да и вообще на фоне Левки все прежние приятели казались какими-то тусклыми. Левка – это сила. И голова. Он чего только не знает: и про путешествия, и про боевые искусства – заслушаешься. А тусоваться… то есть Проводить Время – приличные драконы выражаются культурно, – гораздо приятнее и веселее в Радинглене, с сильфами. Если бы не школа и не семейные обязанности (за кефиром бегать), только бы Костю в Питере и видели. Он тут никому не нужен. А в Радинглене – всем. И это круто. То есть, как научил его говорить вместо «круто» Филин, это замечательно и изумительно. И лихо.
Хлопнула входная дверь. Папа Конрад крадучись прошел по коридору, там что-то стеклянно звякнуло. Костя подождал некоторое время, потом двинулся на кухню.
Старший дракон сгорбился за кухонным столиком наедине с бутылкой коньяка и стаканом. Бутылка была уже наполовину пуста.
– Пап, – неожиданно для себя сказал Костя, – а драконам это не вредно? Ты изнутри не загоришься?
– Годами ты еще не вышел – указывать старшим. Подумать только, ни разу не линял, а гонору… – нетвердо пробурчал Конрад-старший. – Ты почему не в постели?
– В новый год? – возмутился Костя и кивнул на окно. За окном взрывались петарды. Косте очень хотелось высунуться в форточку и прицельно полыхнуть огнем, чтобы сограждане повизжали, но он сдержался. Мутные глаза отца ему не нравились. Такое зрелище он заставал уже не первый раз и понимал, что дело плохо. Просто он так злился на отца, что не хотел с ним разговаривать. А теперь папу вдруг стало жалко. И вообще, как-то это все страшновато.
– Пап, – попробовал он, стараясь говорить мирно, – а чего это ты? Опять…
– Тебе, к счастью, не понять, что такое настоящая душевная боль! – театрально объявил Конрад-старший и приложился к стакану.
– А вот Филин говорит, – радостно вспомнил Костя, – что когда человек курит или пьет, чтобы показать, как ему плохо, то это не круто… то есть не лихо, а глупо. И вредно. И что это, как его… демонстрация. Чтобы внимание привлечь.
Очень гордый тем, что вовремя вспомнил поучительные слова волшебника, Костя сел на табуретку напротив папы и сунул за щеку шоколадную конфету. Запоздало испугавшись, что от шоколада все будет чесаться еще сильнее.
– Филин, Филин, Филин, – пробормотал папа Конрад. – Все время Филин или Инго. Естественно – ведь я для тебя больше не авторитет, где уж мне с ними сравниться. Я разжалован, я в твоих глазах просто ничтожество. Вот и ступай к своему Филину.
Костя, который хотел как лучше, обиделся и чуть не подавился шоколадом.
– Я бы и пошел, – с вызовом сказал он, – да ты не пускаешь. Новый го-о-од, семейный пра-а-аздник, – передразнил он. – Сижу как пришитый.
– И сиди, неблагодарный, а то совсем родителей забыл, – обвинил его папа Конрад, глядя в стакан. – Из Радинглена тебя силком не вытащишь, а позволь спросить, юноша, где у тебя семья? Здесь, в Петебурге, и никоим образом не в королевстве. Подумай над этим как следует, поразмысли на досуге. Если же ты вознамерился убежать и угрызания совести тебя не останавливают – прошу! – дракон размашисто простер руку к дверям. – Счастливого пути.
Костя поморщился. В последнее время папа выражался все выспреннее и велеречивее. То ли восемьсот лет давали о себе знать, то ли Конрад-старший привык красоваться такими замашками перед новыми друзьями, – неизвестно. Так или иначе, он и сейчас изъяснялся все напыщеннее.
– Кто бы о совести говорил… – проворчал Костя себе под нос, так, что старший Конрад не расслышал. Убежать действительно хотелось, а они тут пусть разбираются как хотят. Няню пусть наймут! Никому он тут не нужен, а вот в Радинглене совсем другое дело! Тем более, там Марго бывает…
И тут папино настроение вдруг изменилось так резко, что Костя даже тапки под столом нашарить не успел.
– Дорогое мое дитя! – со слезами в голосе сказал Конрад-старший. – Послушай меня, я прожил восемьсот лет, я умудрен опытом и кое-что знаю об этом мире. Умоляю тебя, живи своей жизнью! Чего тебе недостает для полного счастья? Скажи – и я скуплю для тебя все сокровища на свете! Только сделай милость, не связывайся ты с этим семейством и с их королевством. Мне они не принесли ничего, кроме несчастий, и тебя ждет та же горестная участь!
– То есть как? – ошарашенно спросил Костя и заерзал на табуретке, катая по столу шарик из конфетной фольги. – Я ведь теперь королевский дракон, у меня обязанности – Сокровищницу охранять, город патрулировать. Указ есть, с печатями.
– Указ, указ… – Папа вяло махнул рукой и свесил на грудь седеющую голову. – Что указ – пергамент да сургучная печать, стоит лишь дохнуть огнем, и указ аннулирован. Я веду речь о другом. Ты прикипел к королевской семье всем сердцем, а это, сын мой, опасно. Не доверяй ни королям, ни принцессам, ибо достаточно единожды оступиться, – и они преисполнятся к тебе презрения… – Папа Конрад так расчувствовался, что даже всхлипнул.
– Ты так говоришь, будто тебя из Радинглена выгнали! – Костя чувствовал, что вступил на зыбкую почву. Разгадка тайны была близка. Если расспрашивать осторожно…
– О нет, дракона не изгонишь! Я ушел сам, – трагическим шепотом поведал папа. – И обратно я не вернусь, как бы меня ни призывали и ни молили. Я гордый. А гордость – это врожденное драконье качество, и, поверь, у нас, дугокрылых огнедышащих, есть для нее более чем веские основания. Мы ведь не такие как все, помни об этом. Мы, драконы, бессмертны, и потому все эти коронованные особы в сравнении с нами лишь мошкара, мотыльки-однодневки. Я повидал сотни королей, и помню их, словно это было вчера. И все они умерли, умерли… Сынок, не привязывайся ни к кому из рода людского, все равно они умрут. Живи среди своих.
После этой тирады старший дракон уронил голову на стол и умолк.
Костя тяжело вздохнул и посмотрел на часы. Три ровно. Пойти все-таки к Лизке? Наверно, сообщение не прошло, ответа так и нет. А напрашиваться неудобно – драконью гордость надо блюсти. Костя глянул на папу. Нет, нельзя его так оставлять – пусть посидит, потом растолкаю и на диван уложу. А то мама расстроится. Костя сходил в комнату за пледом, накинул старшему Конраду на плечи, отчего тот сразу приобрел романтичный вид, а сам улегся на ковер под роскошной трехметровой елкой и при мигающем свете разноцветных лампочек стал читать книгу по криптозоологии, про лох-несское чудовище и других необъяснимых существ, – новогодний подарок Левы Аствацатурова. Но ему не читалось, потому что мысли дракончика все время возвращались к бессмертию. Наконец Костя захлопнул книгу, перевернулся на спину и уставился в потолок.
