Доктор Нонна - Шлемазл
В огромном зале горели свечи, играл струнный квартет, фланировали мужчины во фраках и дамы в вечерних, похожих на театральные, туалетах… Эдику показалось, что он оказался в девятнадцатом столетии. Впервые после смерти жены ему стало интересно.
Столы для гостей накрыли на улице. Обслуживали приглашенных вымуштрованные официанты в белоснежных куртках. Неожиданно все гости обернулись к дворцу.
По белой мраморной лестнице на лужайку спускалась… Бэлла.
От неожиданности у Эдика закружилась голова. Он залпом выпил аперитив, схватил за рукав Франсуа, знакомого Марка, с которым пришел на вечер, и сдавленно спросил:
– Кто это?
– Баронесса. Хозяйка бала, Нинель Шумова. Ты же меня неделю доставал, чтобы с ней познакомиться.
– Вот и знакомь! Представь меня ей.
– Пойдем.
При знакомстве баронесса мило и отстраненно улыбнулась и тут же отошла к другим гостям.
С этой минуты Эдуард потерял покой. Одно дело – сходство на фотографии, и совсем другое – в жизни. Он еле дождался конца бала, надеялся поговорить во время прощания, но баронесса ушла от гостей, и планам Эдика в тот вечер не суждено было осуществиться.
Эд решил оставаться в Париже, пока не найдет ответы на свои вопросы. Что связывает баронессу с Бэллой? Откуда такое сходство?
Информации о баронессе было немного. Нинель из третьего поколения русских эмигрантов в Париже. Богата с рождения. Недавно умер муж, и она должна получить большое наследство. Прямых родственников в России нет.
При более глубоком изучении генеалогического древа, которое не скрывалось и даже было выложено в Интернете в документах Дворянского собрания, прабабушка Нинель, мещанка Вера, оказалась родом из Кемерова.
В молодости Вера была воспитанницей в богатом купеческом доме. Баронессой стала уже в Париже, когда вышла замуж за полковника-белогвардейца, к тому времени уже нищего, но с титулом. Вера не имела дворянского звания, зато была красива и богата. Приемные маменька с батюшкой не поскупились с приданым. Вера родила девочку, бабушку Нинель.
Та закрепила успех и вышла замуж за барона Шумова, довольно обеспеченного гражданина Франции, владевшего обширными виноградниками и собственным винным заводом. Но их дочь, мать Нинель, умерла в родах, а отец пережил ее только на три года. Нить обрывалась, узнать о родственниках в России было не у кого.
Запросили архивные сведения из Кемерова. Ответ пришел скоро – есть интересные факты, но необходимо личное присутствие.
Туда выехал Марк, посетил родной город матушки, Прокопьевск. В Кемерове он дал такие взятки в архиве, что ему предоставили все имеющиеся материалы. Он тут же сканировал их и отправлял Эдику.
На четвертый день добровольного затворничества в гостинице одного из самых красивых городов мира Эдик напал на след. В церковной книге центрального прихода Кемерова он обнаружил запись о рождении сестер-близнецов у вдовой дворовой девки. Пазл сложился – имена и фамилии совпадали, разница в рождении составляла всего «четверть часа», как было указано в учетной записи. Значит, прабабушка Бэллы и первая баронесса были родными сестрами.
Их разлучили – одну оставили в купеческом доме, где в работницах жила их мать, а вторую отдали в богатый дворянский дом, где не было детей. Там она стала воспитанницей и уехала с приемными родителями в Париж.
Но откуда такое сходство сейчас? Неужели возможно, чтобы через два поколения у разных родителей родились дочери, унаследовавшие прабабушкины гены, причем эти гены проявились в обеих семьях одновременно? Эдик был врачом, а значит, скептиком, но не верить своим глазам он не мог и должен был признать, что наука в объяснении этого явления оказалась бессильной.
Он хотел эту женщину. Даже не зная ее характера, привычек и склонностей, Эдик чувствовал в ней душу Бэллы, и его безумно тянуло к баронессе Шумовой.
Глава 23
Они встретились на выставке лошадей в Орбеке, что в Нижней Нормандии, на крупнейшем во Франции конном заводе.
Погода в Орбеке в этот день не радовала. Было пасмурно, сыро, обложной дождь шел, как казалось, уже целую вечность, но Эдика не волновала непогода, он ожидал встречи. Среди гостей, одетых для верховой езды, он выделялся высоким ростом. Короткий пиджак и лосины на стройных ногах подчеркивали красивые линии его фигуры.
Нинель, как и все дамы, была в амазонке. Она выбрала яркое сочетание розового шелка и бордового бархата и смотрелась распустившейся розой.
Теряясь от ее очарования, Эдик задавал нелепые и глупые вопросы, а баронесса смеялась в ответ. Разговаривали на английском – Нинель плохо говорила по-русски, Эдик почти не знал французского. Он на несколько часов забыл, ради чего приехал во Францию и для чего добивался встречи с баронессой Шумовой.
Нинель понравился этот интересный русский. От него веяло тем, что в воспоминаниях ее детства называлось ностальгией.
«Он недурен собой. Видимо, образован… И еще – в нем есть что-то такое, что заставляет волноваться. Некая недосказанность, облаченная в говорливость», – подумала Нинель и сама не заметила, как начала флиртовать с едва знакомым мужчиной.
Баронесса чувствовала страстный взгляд Эдуарда, и частица русской бесшабашности, доставшаяся ей в наследство от предков, сыграла свою роль. Она сама предложила мсье Эдуарду продолжить встречу тем же вечером в маленькой гостинице в приватной обстановке.
Эдик приехал в гостиницу в джинсах и свитере, Нинель – в узком полосатом платье и в песцовой горжетке. Оба замечательно смотрелись вместе.
Они просидели в холле у камина до двух часов ночи, просто болтая.
– Мне пора, – наконец встрепенулась баронесса.
– Я думаю, нам пора, – отозвался Эдик.
Он поцеловал Нинель руку и при этом вложил в нее пластиковую карточку – ключ от своего номера, а затем быстро двинулся в сторону лифта. Поднялся на третий этаж, прошел в номер. Через пять минут дверь номера распахнулась, и Нинель оказалась в объятиях Эдика.
– Какие вы, русские, быстрые!
– Да, нам надо успеть понять и прожить новую жизнь, – прошептал Эдик.
Он поднял Нинель на руки и понес к кровати. Эдик не мог избавиться от ощущения, что это Бэлла. Страсть и долгое воздержание после смерти любимой чуть не привели его к конфузу – эякуляция произошла до того, как он успел раздеться. Но потом он полностью реабилитировался. Нинель стонала от счастья.
Так была открыта новая страница в книге любви Эдика. Он постоянно летал в Париж. Как ни уговаривал он Нинель приехать в Москву, она не соглашалась.
Эдуард догадывался, что она что-то скрывает от него.
Однажды, когда они лежали утомленные после секса в поместье Нинель и потягивали коньяк, она особо доверительно посмотрела на Эдика.
– Я не могу поехать с тобою в Россию, потому что нахожусь под подпиской о невыезде.
Отставив коньяк, Эдуард стал внимательно слушать.
– У меня, мой дорогой, есть двадцатитрехлетняя дочь. После неудачного аборта в девятнадцать лет я больше не могла забеременеть. Лечилась у лучших профессоров по всему миру. Один раз вроде все получилось, забеременела, но на раннем сроке был выкидыш. Мой муж не хотел, чтобы я и дальше так мучилась. Мы два года думали, как быть, и решились на удочерение. Нам нашли новорожденную девочку, и мы назвали ее Жанет. Нас заверили, что ребенок абсолютно здоров. Чудная девочка – красивая, умненькая, ласковая, но мать ее была наркоманка, а отца никто никогда не видел. Мы очень любили девочку, баловали, учили… Но гены…
В четырнадцать лет Жанет начала курить марихуану, а сейчас у нее тяжелая зависимость от наркотиков. Она не живет с нами с семнадцати лет, сбежала из дома. Однажды муж нашел информацию о клинике Довженко в Москве и повез Жанет на лечение, но она и там нашла наркоманов. Исчезла из клиники, начала таскаться по притонам.
В поисках дочери мой муж нарвался на бандитов. Его убили, во Францию привезли в цинковом гробу.
Во время следствия мне сказали весьма странную вещь: в Москве у моего супруга отрезали член. В самом судебно-криминалистическом заявлении о причинах смерти мужа было сказано: «Многочисленные ножевые ранения, несовместимые с жизнью». Я подумала, что убийство и кастрация происходили одновременно.
А Жанет осталась в России, скитается в Москве по притонам, иногда шлет мне эсэмэски с просьбой прислать деньги до востребования. Я шлю и надеюсь, что именно она получает деньги, а не кто-то с ее паспортом. Пять лет ее не видела, отвыкла, но все равно сердце за нее болит.
Эдика, когда он услышал об отрезанном органе, бросило в жар. Недостающий кусочек в мозаике последних происшествий встал на свое место.
– Я единственная наследница мужа. А это автоматически вызывает подозрение, – продолжала Нинель. – Знаешь, что я недавно узнала? Один русский, врач, между прочим, продал в амстердамский секс-музей коллекцию фаллосов. Я подумала, может быть, это он убил моего мужа и отрезал у него… – Она запнулась. – Ну, сам понимаешь. Вычислила я этого патологоанатома, даже писала ему анонимные письма, звонила по телефону. Хотела ото-мстить, но потом подумала, а если это не он? Если мужа убили наркоманы, друзья Жанет, как предполагают в полиции? И прекратила угрожать…
