Валерий Гриньков - Баксы для Магистра
– Валом валят, – сказал Каратаев. – От желающих отбоя нет.
– И это после всех громких скандалов? – удивился я. – После всего, что люди узнали о пирамидах?
– Так ведь это теперь не пирамиды, – просветил меня Миша. – Я же тебе сказал – там все меняется, умные люди думают день и ночь над тем, как других людей заставить свои деньги приносить.
– Получается придумать?
– Еще как! Теперь никто не несет деньги в пирамиду. Теперь все несут деньги в серьезную фирму, занимающуюся производственной деятельностью. Люди в эту фирму принимаются на работу. И даже получают там зарплату.
– Но это все-таки пирамида? – уточнил я.
– Классическая! – кивнул Миша и даже причмокнул от удовольствия.
– Но ты же говоришь – зарплата.
– Зарплата, – подтвердил Миша.
– Тогда в чем смысл? Ведь не им должны зарплату платить, а они свои деньги носить должны.
– Они и приносят, Женя, – сказал Каратаев. – Как сумму залога за сырье, выдаваемое им на дом. А сырье это – камушки.
– Камушки?
– Ага, – бестрепетно подтвердил Миша. – Обыкновенный щебень из близлежащего строительного карьера. Этот щебень принятым на работу людям выдают на руки под расписку, чтобы они его дома рассортировали.
– Зачем?
– Вот на этом у них все и основано, – сказал Миша. – На том, что никто не может ничего понять. Даже тебя оторопь берет. А что говорить о тех, у кого восемь классов образования и дурная наследственность. Я сегодня к одному такому работяге иду брать интервью. Не хочешь поучаствовать?
– Хочу! – тотчас откликнулся я.
Миша посмотрел на меня с сомнением.
– Ты только подгримируйся немного, – попросил он. – А не то он, если признает в тебе Колодина, решит, что мы пришли к нему не за интервью, а снимать розыгрыш – и откажется разговаривать. Я и так еле его уломал. Пришлось даже денег дать.
* * *Старая коммуналка в центре Москвы, настолько неприглядная, что на нее даже не позарились торговцы недвижимостью, расселявшие коммуналки несколько лет назад с целью дальнейшей их перепродажи «новым русским». Эту коммуналку продать было никак не возможно. Кому она такая нужна – дом рассыпался прямо на глазах. Буквально. Мы входили в подъезд, я хлопнул неосторожно дверью, и с потолка упал кусок штукатурки приличных размеров.
– Ты поосторожнее, – посоветовал мне Каратаев. – Поляжем тут под руинами, и никто нам даже свечки не поставит.
Человека, к которому мы шли, звали Сергей Михайлович.
– Вообще-то он Магометович, – просветил меня Каратаев. – Там какая-то темная история с папой Магометом и русской мамой. Но он предпочитает зваться Михалычем. Мол, к кавказцам у нас отношение известное, зачем же людей дразнить.
– Гусей, – поправил я.
– Или гусей.
Он действительно оказался Магометовичем. Смуглое лицо и черные-черные глаза. Еще бы ему усы – и никаким он Сергеем не был бы, а был бы Сердаром, к примеру. Открыл нам дверь, окинул взглядом съемочную группу, ни на ком конкретно взгляда не задержав, и сказал очень серьезным тоном:
– Прошу в мои апартаменты!
Мы шумно прошествовали по темному коридору. Сергей Михалыч занимал в этой коммуналке крохотную комнатушку, единственное окно которой выходило на глухую кирпичную стену. До той стены было метра три, не больше, отчего в комнате стоял вечный полумрак. Над стареньким столом без скатерти светила стоваттная лампочка. На столе громоздились кучки равновеликих обломков щебня. Этот щебень, судя по всему, и сортировал Михалыч, он же Магометыч.
– Хочу сразу предупредить, что обстановка у нас тут не простая, – сказал Михалыч-Магометыч. – Люмпен-пролетариат качает права и вообще проявляет беспокойство. Классовая вражда, одним словом. Предреволюционная ситуация. Так что до окончания интервью из комнаты выходить не советую. Возможно осложнение международной обстановки с последующим членовредительством.
– Это они вам завидуют, наверное? – понимающе произнес Миша Каратаев. – Вашим заработкам и вашим успехам?
– Успехи, да, – подтвердил Магометыч. – Никак не могут взять в толк, на чем я обогащаюсь. Оттого и конфликты.
Судя по не успевшим еще рассосаться гематомам на его лице, конфликты действительно имели место быть. Деньги никому легко не даются, они всегда зарабатываются потом и кровью, можете вот хоть на Михалыча взглянуть, чтобы убедиться.
Ребята из съемочной группы Миши Каратаева поспешно устанавливали аппаратуру. Миша тем временем обхаживал Магометыча, готовя того к съемке.
– В двух словах! – попросил Миша. – Объясните кратенько, что тут у вас происходит.
– Я ж уже рассказывал! – напомнил Магометыч. – В прошлый раз.
– Помню, – кивнул Миша благосклонно. – Но вам очень скоро предстоит все это рассказать под камеру. Так что у нас тут с вами что-то вроде репетиции сейчас, пока съемка не производится, вы нам все подробненько расскажите, а уж после мы это еще раз повторим и все отснимем. Договорились?
– Ага! – с готовностью кивнул неискушенный в телевизионных премудростях Магометыч-Михалыч.
Я-то видел, что съемка уже идет. Оператор еще возился возле камеры, вроде как примеряясь и настраивая ее. А камера уже была включена. И звукооператор успел нацепить Магометычу «петличку», маленький микрофон, который обычно крепится к одежде интервьюируемого человека. Вот сейчас Магометыч, не подозревая о подвохе, начнет рассказывать, а все это будет записываться. Мише Каратаеву так удобнее. Во-первых, Магометыч, думая, что съемка еще не началась, не комплексует и не заикается. Во-вторых, в силу тех же самых причин Магометыч может поведать нечто такое, чего он ни за какие коврижки не скажет при включенной камере. В общем, Миша фактически снимает скрытой камерой, только он ее не прячет, а держит на виду.
– Можно начинать? – осведомился Магометыч.
– Я трепещу в ожидании, – благосклонно кивнул Каратаев.
– Работа тут у меня такая, – сказал Магометыч, заметно приосанившись.
Ему бы сейчас бурку и папаху – настоящий вышел бы джигит.
– Я должен рассортировать эти камни по размеру, по цвету и по форме. Крупные, значит, к крупным, темные к темным, светлые к светлым, ну и те, которые более-менее правильной формы – те вместе, а какие неправильной – те совсем наоборот.
– Ага, – поддакнул Миша, – очень даже понятно излагаете.
Магометыч воодушевился и продолжил:
– Работа несложная, но аккуратности требует. Тут надо, чтоб без брака, чтоб камушки один в один были, чтоб вроде как знак качества ну и типа госприемка, само собой разумеется.
– А зачем? – совершенно невинным голосом осведомился Миша.
Этот простенький вопрос поставил Магометыча в тупик. Он запнулся и побагровел, как школьник, вызванный к доске и не то что не знающий, что отвечать, а даже не понимающий, чего от него требуют.
– То есть это вы к чему? – не без труда выстроил он свой вопрос.
– Вот вы говорите – надо тщательно камешки рассортировать, – с иезуитской благожелательностью в голосе произнес Каратаев. – А для чего их сортировать? Смысл-то в чем?
– Ну как же! – закипятился Магометыч, намереваясь с ходу разрешить проблему. – Ну рассортировать же! По кучкам! Чтоб маленькие к маленьким, а большие к большим!
– Я понимаю, – кивнул Миша, – маленькие к маленьким, большие к большим. Что же тут непонятного? Я только хочу понять – зачем маленькие к маленьким?
– Ну не к большим же!
– Резонно, – вынужден был признать Миша.
Он надолго задумался, пытаясь понять, с какого боку ему теперь зайти. Магометыч воспользовался возникшей паузой и продолжил свой увлекательный рассказ:
– Мороки, конечно, много. Особенно когда эти камни домой тащишь. Тяжелые, зараза. Я раньше помалу брал, так было еще ничего. А щас цельный чемоданчик мне нагружают – вот тут я уже домой еду с перекурами. В метро на лавочке посижу, восстановлю, стало быть, дыхание и дальше продолжаю маршрут. В метро вообще-то проблемы. Он же тяжелый, зараза…
– Чемоданчик?
– Ага! – кивнул Магометыч. – Ну и милиция интересуется, ясное дело. На предмет взрывчатых веществ, и прочие всякие у них подозрения. Открывай, говорят, чемодан. А мне-то что? Открываю! Удивляются.
– Чему же удивляются? – осторожно поинтересовался Миша Каратаев.
– Камушкам этим. Для чего, мол, спрашивают, тащишь целый чемодан?
– А вы что отвечаете? – коварно подвигал собеседника к искомому ответу Миша.
– А для народного творчества!
– Но ведь неправда! – воскликнул нетерпеливо Миша.
– Неправда, – признался в собственной неискренности его собеседник. – Только мне-то какой резон признаваться? Место хлебное, мне конкуренты не нужны.
– Ладно, допустим, – временно отступил Каратаев. – Дальше что? Перебрали вы эту щебенку, маленькие камни к маленьким, большие к большим, – он зло вздохнул при этих словах. – А дальше?
– Обратно их везу.
– На фирму эту?
