Астрид Линдгрен - Расмус, Понтус и Растяпа
– Доброе утро, старшина, – завопил папа в трубку. – Как спалось? Что?..
Папа замолчал. Расмус с нетерпением ждал продолжения.
– У фон Ренкенов, – воскликнул папа, тут уж и Приккен округлила глаза и навострила уши. – В жизни такого не слыхал! Да, да, пулей лечу!
И он действительно пулей влетел в кухню.
– Барона ограбили, унесли подчистую всё серебро… Чёрт-те что!
Папа отхлебнул почти кипящего кофе и вскрикнул от боли:
– Гром и молния, какой там кофе, мне пора в участок! – И бросился к двери.
Он нахлобучил форменную фуражку, на мгновение притормозил, встал по стойке «смирно» и отдал честь:
– Боже, храни короля… К обеду не ждите!
Папа исчез, а мама, не успевшая вставить и слова, встала со стула и изумлённо посмотрела ему вслед.
– Боже, храни короля… от Патрика Персона! – сказала она и покачала головой.
Мама налила себе кофе и села рядом с Приккен.
– Бедный барон, подумать только, всё серебро! А говорят, у него в коллекции был такой чудесный кофейник. Верно, и его тоже украли.
– И слава богу, – буркнула Приккен.
– Что это ты такое говоришь? – удивилась мама. – Слава богу, что воры…
Но Приккен прервала её:
– Мамочка, у меня аллергия на кофейники, ты ведь знаешь… Стоит про них заговорить, как я сразу же вся чешусь.
Мама недоумённо глянула на неё, но ничего не сказала.
«У меня тоже аллергия на кофейники, – подумал Расмус. – А ещё на воров, ярмарку, аттракционы и толстую Берту».
И отправился в школу.
– Не одолжить ли братцу Понтусу пару спичек, веки подпереть? – поинтересовался на уроке арифметики господин Фрёберг. – Что, братец Понтус плохо спал нынче ночью?
– Плохо, – честно признался Понтус.
Расмус стоял у доски и сражался с примером на умножение. Ему тоже не помешала бы пара спичек. Весь день хотелось то спать, то плакать, а это был последний урок, на нём и обычно-то трудно усидеть, а уж если ты накануне всю ночь гонялся за ворами… Всё, что говорил учитель, сливалось в неразборчивый гул.
Господин Фрёберг оценивающе посмотрел на каракули на доске и недовольно покачал головой:
– Странные дела. К концу мая даже самые отменные лентяи превращаются в прилежных учеников, один только Расмус Персон, верно, не знает, что у нас через две недели экзамен.
Расмус, конечно, об этом знал, и в обычное время оценка по математике его бы очень волновала, – но сейчас ему было всё равно. Он думал только о Растяпе и не мог дождаться конца уроков, чтобы бежать с Понтусом к Эрнсту.
– Я у него кое-что спрошу, – сообщил он Понтусу, когда они подходили к вагончику в сиреневых кустах, назначенному Эрнстом в качестве места встречи.
Но Эрнста не было. Вместо него на ступеньках вагончика сидел Альфредо в старом неряшливом купальном халате поверх сценического костюма, с бутылкой пива в руках. Ребята остановились в нескольких шагах и сердито взглянули на него. Всё пережитое накануне ночью снова нахлынуло на них. Расмус слишком хорошо помнил, как эти лапищи, держащие бутылку пива, хватали его за локти.
Зато Альфредо был в отличном настроении.
– Почему мы быть такой кислый? – удивился он. – Маленький мальчик должны быть весёлый, так всегда говорить моя бедная мамочка. Ай, как мне от неё попадать, если я не быть весёлый!
Расмус бросил на него сердитый взгляд:
– На моём месте дяденька шпагоглотатель вряд ли стал бы веселиться!
Альфредо с довольным видом расхохотался:
– Ай, племяннички! Можно говорить мне «ты», раз уж мы иметь общее дело. – Альфредо, хитро подмигивая, наклонился к ребятам. – Кто же называть старый ворюга «дяденька»? Меня зовут Альфредо.
– Не очень-то хочется быть на «ты» со старым ворюгой, – живо заметил Понтус.
Альфредо прижал палец к губам, но потом снова захохотал:
– А фас как зовут, тфа маленький негодяй?
– Расмус, – ответил Расмус.
– Понтус, – сказал Понтус.
У Альфредо аж живот затрясся от смеха:
– Расмус и Понтус, не очень-то умно звучать! Но Расмус и Понтус быть хороший мальчики, – заискивающе продолжал он. – Не какой-нибудь глупый гадкий болтуны, которые получать только мёртвый собака, совсем мёртвый, ах!
Глаза Расмуса наполнились грустью и страданием:
– Альфредо, поклянись, что Растяпа жив.
Альфредо поднёс бутылку ко рту, допил пиво и рыгнул:
– Еще бы не жив! Этот зверь быть так жив, что я прямо не знать, что с ним делать!
Он снова рыгнул и забросил бутылку в кусты сирени. Расмус едва за ней не бросился – он же был настоящим охотником за пустыми бутылками, – но вовремя удержался. Не надо ему ни эре от воров, которые украли его собаку! Расмус подошёл к Альфредо поближе и заглянул ему в глаза:
– Альфредо, вы ведь оставили Растяпе еды и воды?
– А то! Этот зверь быть по уши в колбаса, – заверил Альфредо. – А вода там столько, что хоть топись!
Расмус от всей души надеялся, что так оно и есть, но сомнения всё не оставляли его.
– Это точно? – ещё раз спросил он и испытующе взглянул на Альфредо.
Тот почти обиделся.
– А ты думать, я сидеть тут и врать? «Всегда говори правду, малыш Альфредо, – так меня учить мой бедный мамочка, – только полицейским можешь плести чушь сколько влезет»…
Тут Альфредо оборвал себя на полуслове и с ужасом вгляделся в тропинку:
– А вот и они, целый две штуки!
Всю весёлость с него как рукой сняло, он железной хваткой вцепился в плечо Расмуса и прошипел:
– Таки проболтаться, маленький негодяй?
Расмус вырвался:
– Сам ты проболтался! Думаешь, полиция не знает, где в первую очередь искать воров?
– Это верно, они всегда приходить на ярмарку, – пробормотал Альфредо и бросил долгий ненавидящий взгляд в сторону приближающихся полицейских.
Расмусу совершенно не хотелось встречаться с папой и старшим комиссаром в компании Альфредо.
– Понтус, сматываемся, – шепнул он.
Время спрятаться ещё было. Папе и старшему комиссару предстояло проверить много вагончиков, прежде чем они дойдут до Альфредова. Но Альфредо снова вцепился в Расмуса:
– Стоять здесь, – угрожающе проговорил он. – Пока они не пройти!
Из вагончика выбежала Берта, испуганно моргая и чуть не плача от ужаса.
– Полиция, – простонала она, – я боюсь!
Альфредо впихнул её обратно:
– Сидеть там и заткнуть пасть! Ни собакам, ни фараонам не давать понять, что ты бояться, не то они кусать!
Сам он уже не выказывал ни малейшего страха. Теперь это был добродушный клоун, не имеющий никакого отношения к полиции, а уж тем более к этим двоим, приближающимся и отдающим честь:
– Просим прощения, разрешите осмотреть ваше жилище? Чистая формальность.
Альфредо дружелюбно засмеялся:
– Так, так, формальность, я понимать. Можно осматривать на здоровье, только быть осторожный с Бертой, она, бедняжка, бросаться на людей, когда нервничать… Хотеть чашечку кофе?
– Спасибо, мы на службе, – отрезал старший комиссар.
Альфредо закивал:
– Так я и знать. Так я и понимать, как только увидеть ваша форменный фуражка. Это не быть два простой идиот, это быть два фараон, – добавил он, понизив голос.
Расмус и Понтус стояли в двух шагах, стараясь сделаться как можно незаметнее. Расмус подозревал, что папа совершенно не обрадуется, встретив их здесь. Он робко поглядывал на отца и надеялся, что тот ничего не скажет. Но надежда не оправдалась.
– Ты что здесь делаешь? – сурово спросил папа.
Но прежде чем Расмус успел ответить, вмешался Альфредо:
– Ах, эти тфа славный мальчуган! Пришли навестить старик шпагоглотатель. А малыш Расмус быть такой смышлёный и милый ребёнок, верно, когда вырастать, тоже стать полицейский, как его папа…
– Идём, Патрик, – оборвал комиссар, и они зашли внутрь. Расмус и Понтус с Альфредо остались снаружи.
– Бедняжка Берта, они напугать её до потери разума, – заметил Альфредо. – А впрочем, у неё всё равно никакой разум нет! – Он нагнулся и похлопал Расмуса по щеке. – А ты не брать в голову то, что я сказать про полицейский. Я не хотеть тебя обидеть. Может, из тебя ещё выйти человек, не все мальчуган вырастать и становиться как их отец.
Расмус фыркнул.
– А ваш папа тоже был шпагоглотателем? – поинтересовался Понтус.
Альфредо покачал головой:
– Нет, мои папа были конокрад, все три. И мамочка не умела глотать шпаги.
– А чем же она занималась? – спросил Расмус. Вообще-то ему было плевать на всех Альфредовых родственников, но ради Растяпы стоило установить с ворюгой хорошие отношения.
– Мамочка торговать лошадей, – ответил Альфредо. – И до чего ловко торговать, просто феноменально! В любой старый дохлый кляча мамочка умудряться влить мышьяк и продать её как отличный резвый конь. Я помнить один такой кляча, её звали Леонора…
