Габриэль Маркес - Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля
Но в таком состоянии, в каком я был теперь, человек не поддается галлюцинациям. Кокосовые пальмы виднелись слишком отчетливо для реальности. И вдобавок они все время перемещались. То возникали прямо возле плота, то отдалялись на два-три километра. Вот почему я не обрадовался. Вот почему я еще больше укрепился в своем желании умереть, не дожидаясь, пока галлюцинации доведут меня до безумия. Я вновь поглядел на небо. Теперь оно было высоким и безоблачным, лазурным.
В четыре часа сорок пять минут на горизонте показались первые отблески солнца. До сих пор я боялся ночи, теперь же солнце зарождавшегося дня показалось мне лютым врагом. Громадным, беспощадным врагом, который опять будет терзать мою изъеденную язвами кожу и заставлять меня сходить с ума от голода и жажды. Я проклял солнце. Проклял день. Проклял судьбу, которая позволила мне девять дней оставаться целым и невредимым вместо того, чтобы погибнуть от голода или акульих зубов.
Мне опять стало неудобно лежать, и я пошарил по плоту, ища обломок весла, чтобы подложить его под голову. Раньше я никогда не мог уснуть на слишком жесткой подушке. Но теперь страстно желал найти обломок весла, изуродованного акулой, и подложить его под голову.
Весло оказалось на дне; оно было по-прежнему привязано к сетке. Я отвязал его. Аккуратно подсунул под больную спину, а голову положил на борт. И вот тут-то я отчетливо увидел в алых лучах восходящего солнца длинную и зеленую полосу берега.
Дело близилось к пяти. Утро было совершенно прозрачным. В реальности земли не возникало ни малейшего сомнения. И когда я ее увидел, все обманутые восторги предыдущих дней, восторги по поводу самолетов, корабельных огней, чаек и перемены цвета воды внезапно вспыхнули вновь.
Если бы тогда я проглотил яичницу из двух яиц, кусок мяса, булку и кофе с молоком, то есть полный завтрак, который нам давали на эсминце, я и то вряд ли почувствовал бы такой прилив сил, как тогда, когда увидел землю и поверил в ее реальность. Одним прыжком я вскочил на ноги. Впереди четко виднелись очертания берега и силуэты кокосовых пальм. Огней не было заметно, а справа от меня километрах в десяти первые лучи солнца бросали металлические отсветы на крутые скалы. Обезумев от радости, я схватил обломок весла и попытался направить плот прямо к побережью. Я прикинул, что от плота до суши около двух километров. Вместо рук у меня было кровавое месиво, а спина при каждом движении болела. Но я не для того выстоял девять дней – а считая тот, так десять! – чтобы сдаться теперь, очутившись рядом с берегом. Я вспотел. Холодный рассветный ветер высушивал пот и пробирал меня до костей, однако я не переставал грести.
Но… где же земля?
Мое так называемое весло было просто курам на смех. Какой-то обломок палки. Оно даже багром не могло служить, если бы мне пришло в голову определить глубину моря. В первый момент, от волнения почувствовав необыкновенный прилив сил, я немного продвинулся вперед. Но потом выдохся, на мгновение замер, поднял весло и принялся разглядывать буйную растительность на берегу. Неожиданно я заметил, что параллельное берегу течение несет мой плот на скалы.
Я пожалел, что потерял весла. Будь у меня хоть одно целое весло, а не этот акулий объедок, я бы с течением справился. У меня мелькнула мысль: а может, набраться терпения и подождать, пока плот прибьется к скалам? Они посверкивали в первых лучах утреннего солнца, будто лес стальных игл. К счастью, я так рвался ощутить под ногами землю, что решил не затягивать ожидания. Впоследствии я узнал, что это были скалы Карибского мыса и что, отдайся я на волю волн, я бы разбился в лепешку.
Я попытался оценить свои силы. До берега оставалось два километра. В нормальном состоянии я могу проплыть два километра быстрее чем за час. Однако насколько меня хватит теперь, я не знал, ведь я десять дней ничего не ел, кроме кусочка рыбы и корешка; тело у меня было обожжено, а колено поранено. И все же это был мой единственный шанс. Я не успел все как следует взвесить, даже об акулах подумать не успел. Я выпустил весло из рук, закрыл глаза и бросился в воду.
Холодная вода меня приободрила. Берег скрылся из виду. Нырнув в море, я тут же сообразил, что совершил две ошибки: не снял рубашку и не завязал потуже шнурки на ботинках. Я попытался удержаться на воде и перво-наперво занялся тем, что снял рубашку и крепко завязал ее узлом на поясе. Потом потуже затянул шнурки на ботинках. А тогда уж поплыл. Сначала не щадя сил. Затем спокойнее, чувствуя, что я с каждым взмахом рук слабею, а земли не видно.
Я не проплыл и пяти метров, как у меня порвалась цепочка с образком Девы Марии дель Кармен. Я остановился. Мне удалось в последний момент выудить ее из зеленого водоворота. Прятать образок в карман было некогда, поэтому я сунул цепочку в рот, сжал ее зубами и поплыл дальше.
Я уже обессилел, однако суша все не показывалась. Тут меня опять объял страх: наверное, даже наверняка, земля была галлюцинацией! В холодной воде мне полегчало, я пришел в себя и теперь плыл из последних сил к призрачному берегу. А проплыл уже много. Возвращаться на поиски плота было уже бесполезно.
Глава 12
Я воскресаю в неведомых краях
Только через пятнадцать минут безумного напряжения я продвинулся настолько, что начал различать землю. До нее оставалось еще больше километра. Но теперь я хотя бы не сомневался в ее реальности. Солнце золотило верхушки кокосовых пальм. На берегу не горело ни огонька. Я не видел ни селений, ни даже отдельных домишек. Но это была земля!
Через двадцать минут я уже вымотался, но не сомневался, что доплыву. Я плыл обнадеженный и старался не потерять самообладание под натиском обуревавших меня чувств. Я провел в воде полжизни, однако именно тогда, утром девятого марта, по-настоящему понял и оценил, как важно быть хорошим пловцом. И по мере моего приближения к берегу силуэты кокосовых пальм становились все более отчетливыми.
Когда я решил, что, пожалуй, можно достать до дна, уже взошло солнце. Я попытался встать на ноги, но оказалось еще слишком глубоко. Судя по всему, склон был тут обрывистый. Даже возле самого берега было все еще глубоко, так что мне пришлось по-прежнему добираться вплавь. Точно сказать, сколько времени я плыл, не могу. Помню только, что солнце припекало все сильнее. Однако не жгло кожу, а, наоборот, бодрило меня. Очутившись в холодной воде, я сначала опасался судорог, но быстро разогрелся. Ближе к берегу вода потеплела, а я плыл с трудом, как в тумане, и все же воодушевление и вера помогали мне побороть голод и жажду.
Отчетливо видя в свете утреннего теплого солнца буйные заросли, я попытался достать до дна во второй раз. И почувствовал под ногами землю. Странное испытываешь ощущение, когда после десяти дней морских скитаний вдруг ступаешь на землю…
Однако очень скоро я убедился, что худшее еще впереди. Я совершенно изнемог, ноги не держали меня. А прибой упорно пытался утащить меня обратно. В зубах я сжимал образок Девы Марии. Одежда и каучуковые ботинки весили целую тонну. Но даже в такой кошмарной ситуации я не позабыл про стыд. Ведь вполне могло статься, что через пару минут мне повстречались бы люди! Поэтому я продолжал бороться с прибоем, не снимая одежды, хотя она мешала мне двигаться и я чувствовал, что вот-вот лишусь сознания от усталости.
Вода достигала мне выше пояса. Я сделал еще один отчаянный рывок, и она стала мне почти до колен. Тогда я решил двигаться ползком. Встал на четвереньки и пополз вперед. Но тщетно! Волны оттаскивали меня назад. Мелкий, колкий песок ободрал мое больное колено. Я знал, что оно опять закровоточило, но в тот момент не ощущал боли. Кожа на подушечках пальцев была у меня содрана. Однако, хотя песок забивался под ногти и причинял боль, я впивался в него пальцами и полз вперед. Внезапно меня вновь объял ужас: берег и позолоченные солнцем кокосовые пальмы поплыли у меня перед глазами. Я решил, что попал в зыбучие пески и они вот-вот поглотят меня.
На самом же деле у меня от слабости закружилась голова. При ужасной мысли о гибели в зыбучих песках я ощутил невероятный прилив мужества и, превозмогая боль, не щадя ободранной руки, пополз наперекор волнам. А десять минут спустя все испытанные мной страдания, голод и жажда разом дали о себе знать. На последнем издыхании я рухнул на твердый влажный песок и лежал, не думая ни о чем, никого не благодаря и даже не радуясь тому, что моя воля, надежда и неистребимая жажда жизни привели меня на этот тихий маленький пляж.
Следы человека
Тишина – вот что поражает прежде всего, когда ступаешь на землю. Еще не разобравшись, что к чему, ты оказываешься в царстве тишины. Потом, через мгновение, до тебя доносится далекий и грустный рокот прибоя. А еще немного погодя шепот ветра в кронах кокосовых пальм вселяет в тебя уверенность в том, что ты на суше. И что ты спасен, пусть даже не знаешь, в каком уголке земного шара оказался.
