Ольга Солнцева - Реалити для героя
Странные пересечения судеб, если вдуматься, не так уж и странны. Петр был великан – 2 м 4 см, и в тесных закопченых комнатах ему не хватало кислорода. Проходя через низенькие двери в своем московском домике, он сгибался почти пополам. Ему, наверное, просто хотелось вырваться из этой тесноты на свободу – в просторные залы с высокими потолками, к морю, к небу…
Мы проходим здание старой казармы. Теперь там на первом этаже ресторан «Анна Монс».
А.В. живет точно в таком же доме, что и я – сталинка, середина пятидесятых. Здесь потолки три метра. Он вручает мне ключи, и мы заходим в подъезд.
Я открываю железную дверь и отдаю ему связку:
– Все, я вас проводила. Теперь вы справитесь сами. Мне, наверное, уже пора.
– Да заходи уже, – с легкой досадой говорит герой будущего рассказа.
Он, видимо, уже принял решение и не собирается его со мной обсуждать.
В холодильнике пусто. Какие-то непонятные банки и бутылка «Кагора».
– Так, кто идет за «Клинским»? – деловито спрашивает хозяин и сам себе отвечает: – Самый молодой.
Самым молодым оказываюсь я. Он протягивает мне несколько сложенных бумажек, даже не догадываясь, какая здесь сумма. Я послушно кладу их в карман и оказываюсь на лестничной клетке в полной растерянности. Может, пока не поздно, поехать домой? Все равно у бойца есть ключи, а эту связку я верну завтра.
Как же, все-таки, они похожи, эти сталинские дома! Эти широкие лестницы с закругленными деревянными перилами, эти просторные холлы, этот вид во дворик из вечно забитого окна… Здесь даже запах совсем не такой, как в новостройках или, скажем, "хрущевках". Здесь почему-то совсем не пахнет бедностью, хотя люди тут, как и везде – очень разные. Одни разводят кошек, другие покупают джипы, третьи учат детей музыке… Это потомки тех, кто крепил обороноспособность Родины, открывал для нее новые горизонты науки или указывал пальцем в светлое будущее. Ну, или те, кто попал сюда совершенно случайно – типа меня или А.В.
В точно такой же двухкомнатной квартире я однажды задержалась на целых два года, а в другой – трехкомнатной – мне показалось слишком тесно. Но этот запах заслуженного комфорта, эту высоту трехметровых потолков и двустворчатые двери забыть невозможно, как ни пытайся. Конечно, нельзя войти дважды в одну и ту же реку. Да что там, в реку! Даже в один и тот же подъезд каждый раз заходишь с разным настроением. Пожалуй, надо сходить за «Клинским» и не ностальгировать по былому. Побольше незатейливого оптимизма!
Нахожу поблизости дежурный магазин, покупаю себе персики, а герою – минеральную воду. Обычную он не пьет.
Заслышав мои шаги на лестнице, А.В. с довольной улыбкой открывает сам и также аккуратно закрывает замок. У него очень плавные движения. Он ходит из комнаты в комнату, почти не помогая себе руками. У него звонит телефон, и электронный голос произносит номер абонента. Ну да, это из Старогородска. Там очередная проблема: памятник «афганцу» в панаме облупился, а архитектор не разрешает его побелить, ссылаясь на свои авторские права. А.В. обещает на днях обеспечить ведро побелки и решить правовые вопросы.
Я мою персики и все меньше контролирую развитие сюжета. Герой уже почти превратился в автора и даже готов открыть вино.
Теперь телефон пищит у меня – это Ренат. Он говорит, что звонил мне целый день, но я почему-то не отвечала. Я подхожу к окну, которое выходит на кафе «Гоголь-Моголь». Две недели назад я стояла почти на этом же самом месте, только метров на пятнадцать ниже.
– Что-нибудь случилось? – произношу каким-то механическим голосом.
Мне совсем не хочется думать о работе.
– Нам никак не дают разрешение снимать Клёнова в части, – сообщает продюсер. – Позвони ему и спроси, где еще его можно в форме снять?
– Хорошо,– говорю, – позвоню.
Шинель А.В. висит у меня за спиной в шкафу, но мне совсем не хочется ни о чем просить ее хозяина. Он и сам знает, что ему делать.
На кухне мы пьем вино с минералкой, как любит А.В. На персики налегаю я одна. Мой визави предлагает перейти на ты.
Л. вспоминает Чечню. Он снова входит в раж и пересказывает свою историю, от души приправляя ее армейским сленгом. На его лице отражается целый спектр самых разных эмоций – азарт, ярость, даже страх. Он живет этими воспоминаниями, в них – смысл всех его поступков. Он как будто доказывает себе самому, что все еще молод, горяч и способен на великие дела. Впрочем, может, это я все придумываю. Может, он просто хочет развлечь меня, раз уж я осталась.
–Знаешь, Л., – говорю я, слизывая сок с пальца, – у тебя только один недостаток: ты слишком много говоришь.
Он громко смеется и аккуратно вытирает губы салфеткой:
– Да, я знаю. Иной раз так язык устанет, что аж чешется. Ты когда в первый раз позвонила, я голос потерял. Три часа выступал без микрофона, не хотели отпускать. А тут ты звонишь. Ну все, думаю, кина не будет.
Мы смеемся. "Чешется язык" – это мне хорошо знакомо. После восьми часов лекций у меня точно такое же ощущение. Мне хочется сказать герою что-то хорошее, ведь я же положительный персонаж, которому положено говорить только правильные слова. Например, такие:
– Знаешь, тебе не стоит вспоминать войну. И ни в коем случае больше не давай об этом интервью всяким борзописцам, особенно с телекамерой. Просто забудь об этом! Сотри этот файл.
Он оборачивается глазами к источнику звука:
– А ты, наверное, права. Мой командир как-то сказал мне, что часто видит во сне Чечню и Афган. Я, говорит, все еще воюю. И я тоже все еще там.
– Вот видишь! – я вдруг чувствую приступ небывалого оптимизма. – В этом что-то есть, понимаешь? У тебя поврежден зрительный нерв, а нервная система – штука очень сложная. Она связана с психикой, с памятью, с эмоциями. И как любая сложная система, она саморегулируется. Но ей нужен очень мощный стимул, чтобы начать настройку. Есть такие гормоны – эндорфины, их еще называют гормонами радости. Когда их мозг выделяет, то все болезни проходят гораздо быстрее. У меня много лет была бессонница, не помогали никакие таблетки. Я была в отчаянии, все потеряло смысл, в голове крутились одни и те же неразрешимые вопросы. И вот, когда я уже дошла до ручки, то стала писать – так, всякую ерунду, стихи для детей, рассказы. И знаешь, потихоньку рассосалось. Сплю теперь почти каждую ночь. Так что, тебе нужно побольше эндорфинов, побольше радости. А вот переживать азарт и ярость тебе совсем не надо.
Он смотрит мне в лицо своими застывшими глазами. Я знаю, что чуда сейчас не произойдет, но ведь когда-нибудь оно возможно!
– Мне то же самое один старый профессор в госпитале говорил, – задумчиво произносит слепой майор.
Девушка, с которой он встречался до армии, приехала к нему в госпиталь, а потом вышла замуж за чеченца. Боевые товарищи решили отомстить тому за своего командира.
– Его уже в Чечне фэсы арестовали, – вспоминает Л. – Мне пришлось двадцать тысяч долларов отдать, чтобы его отпустили. Там такая сложная схема была… А сейчас у них уже четверо чеченчиков, – заканчивает он с грустной улыбкой и нащупывает сигарету.
Я подношу ему огонь и тихо прошу:
– Давай проветрим кухню!
Это единственное решение, которое я могу принять самостоятельно. Все, что мне нужно – это избавиться от хандры, бессонницы и сердечной боли, которые преследуют меня уже много лет. Мне нужны незатейливые радости, чтобы выделялся эндорфин. Мне просто необходимо то благостное состояние организма, когда хочется шутить и смеяться, – то самое, которое древние греки называли "гумор". Поэтому мне очень нравятся люди с чувством юмора, особенно, если они смогли преодолеть свою боль, тоску и отчаяние.
Л. тем временем переводит тему. На его лице – полудетском, полубандитском – снова лукавая улыбка:
– Представляешь, я тут хотел себе новые трусы купить. Послал бойца на рынок, так он мне раз двадцать позвонил, все не мог выбрать. Вот лапоть!
– Ладно, – усмехаюсь я, – не плети рамсы!
Высокое и низкое, героическое и плотское переплетаются в нашей жизни, озаряя ее искорками самоиронии. С ее помощью мы остаемся жизнерадостными людьми, которым не страшна ни русская хандра, ни английский сплин, ни греческая меланхолия.
Чтобы проверить, уважаемый читатель, есть ли у вас чувство юмора, прочтите с выражением следующую фразу:
«Благородный рыцарь в блестящих доспехах с золотым копьем наперевес шмякнулся мордой в грязь.»
У моего благородного рыцаря с чувством юмора все в порядке. Да и в грязь лицом он не ударит никогда. Вот он уже встает из-за стола и решительно ведет действие к искрометному финалу.
.................................................................................
Утром пришел боец, принес продукты. Finita la comedia.
– Звони, Л.! – шепчу я на ухо герою и выскальзываю за дверь.
Внутри у меня вакуум, как у самого большого пылесоса. Увы, мое время истекло – пора возвращаться в реальность.
