Микаэл Ханьян - Беседы с ангелом по имени Билл
Внезапно я вспомнил тот день, когда лежал на своей очень широкой и очень пустой кровати, перебирая в голове различные способы самоубийства.
– Ты имеешь в виду суициды?
– Самоубийство – это результат; я же имею в виду то, что к нему приводит: тоску и апатию. Если мы вмешиваемся, то для того, чтобы развеять тоску и предотвратить апатию.
Билл остановился у края клумбы и заложил руки за спину.
– Ты скатывался в беспросветную тоску, и мы просто не могли не отреагировать на полученный сигнал бедствия. Ты получил приоритетный статус, и я, не успев толком отчитаться по предыдущему заданию, попал с корабля на бал.
– Ну, и как тебе на нашем балу?
Билл хмыкнул.
– Ничего, забавно. Мой подопечный уже освоил несколько па, и есть надежда, что он перестанет наступать на ноги своему партнеру.
– Это ты про кого?
Но ответить было уже некому.Лиз
Глава шестнадцатая, о ней.
Последний разговор с ангелом оказался самым полезным. Стоило мне только постараться взглянуть на триаду с новой стороны, как начали происходить удивительные (хотя, возможно, очень даже естественные) вещи. Я стал меньше суетиться, больше прислушиваться к своему внутреннему голосу, больше внимать его мягким наставлениям.
Но самое главное – я стал по-новому воспринимать Лиз. Я вспомнил то, что услышал от ангела о женском начале, и начал видеть всё это в Лиз. Я начал понимать, что ее неспособность высказать всё словами – не от неграмотности или плохого владения языком, а оттого, что многие ее чувства, настроения и ощущения просто не имеют адекватного отражения в языке. Я стал лучше понимать ограниченность нашего, «мужского» языка, его полную неспособность лаконично выразить легкое, многогранное, неповторимое чувство.
Я перестал допытываться словесных разъяснений и начал больше удовлетворяться тем, что мы просто были вместе. Я начал на деле, а не на словах, признавать превосходство женщины, ее непонятную, но куда более божественную природу.
Это стало приводить к удивительным результатам, причем для нас обоих. Если раньше Лиз комплексовала оттого, что неспособна говорить так же гладко, как я, то теперь – видя, что я перестал придавать этому какое-либо значение, – она расслабилась и больше не обращала на свою речь никакого внимания. Кстати, ее речь от этого только выиграла уже хотя бы потому, что она перестала напрягаться.
Но главные приобретения состояли не в этом. Новое общение – в полном молчании или «на полутонах» – привело к новому содержанию. Я действительно начал ощущать Лиз, и эта новая способность породила во мне бурю эмоций. Я увидел, как трудно женщине в этом мире, понял, до какого отчаяния доводит ее неспособность и нежелание мужчин хотя бы попытаться понять женское начало. Лишенная способности развивать свою интуицию, ограниченная в правах, обремененная возложенными природой и обществом обязанностями, женщина выталкивается на обочину жизни, где, несмотря ни на что, ей удается передавать эстафету жизни, хранить духовные ценности и вытаскивать мужчин из всевозможных ям.
Здравствуй, милая. – Привет, дорогой. Наше общение стало не таким многословным, но куда более содержательным. Из него стал уходить шум и начал появляться звук. Я не могу передать это словами, но во мне зазвучал другой голос, общий для нас обоих. Этот голос был знаком ей от природы; мне же пришлось долго прислушиваться к нему, прежде чем я начал воспринимать – и понимать – его особую мелодию. Я не оговорился: я до сих пор не могу понять, на что это было похоже – речь, журчание ручья или простой, но мелодичный напев. Как бы то ни было, однажды услышав его, я уже не хотел с ним расставаться.
Наши отношения были далеко не идеальными, но каждый раз причиной размолвок была утрата этой способности прислушаться к моему внутреннему голосу.
Я никогда не рассказывал Лиз о своих беседах с ангелом – для нее я просто уходил на дневную прогулку или выскакивал подышать перед сном. Но я с удовольствием делился с ней многим из того, что услышал от Билла. Я рассказал ей о сказках, глубоководных батискафах, маленьких пришельцах и розовых очках. Она улыбалась, хмурилась, смеялась или краснела от смущения. Она была моим вторым ангелом, самим своим существованием подтверждавшим истины, раскрытые Биллом.
Я был счастлив.
Вход и выход
Глава семнадцатая, в которой Билл и Макс разговаривают о смерти.
Прошло больше месяца, прежде чем я снова встретился с Биллом, причем на этот раз инициатива исходила от ангела.
Мы сидели на скамейке и ежились от холода. Точнее, ежился я: Билл, казалось, не замечал колючего ветра и въедливой ноябрьской сырости. Он не только не поднял свой большой воротник, чтобы защититься от ветра, но и периодически снимал свою шляпу и даже начинал ею обмахиваться. Я никогда не видел его без шляпы и был удивлен, обнаружив солидную плешь и маленький хвостик, удерживавший остатки волос.
Тема была под стать погоде: смерть. Но не в личном плане – как на наших первых встречах, когда мне пришлось сочинять свой собственный некролог, – а, так сказать, в философском смысле. На этот раз тема была мне известна: ангел сообщил мне об этом заранее, появившись на пару минут во время одной из моих вечерних прогулок. Поэтому я решил подготовиться и в течение нескольких дней просмотрел все, что нашел в своей библиотеке – от «Книги Мертвых» до «Хроник Харона». Правда, вскоре выяснилось, что всё это было зря.
– Должен тебе сообщить, – начал Билл, – что с продвинутыми подопечными мы вообще об этом не говорим.
– Ну, конечно: мы не продвинутые, куда уж нам.
– Тебя это касается не больше и не меньше большинства других людей, так что комплексовать не нужно. Ангелы ведь работают не только на этой планете.
– Ладно, утешил.
– Моя цель – не утешить, а показать и научить видеть.
– Ладно, ладно. Уже понял.
– А вот сейчас мы увидим, понял или нет. Скажи мне: что такое смерть?
– Ну, это как бы конец.
– Конец чего?
– Вообще-то, жизни.
– Ну, вот, так я и думал. Для вас основной смысл, связанный со смертью – это прекращение. Так что ничего ты пока не видишь, и в этом ты не одинок.
– Я весь внимание.
Ангел натянул шляпу.
– Смерти – нет. Именно поэтому этот вопрос исключается из многих программ, кроме самых начальных.
– А что же тогда есть? Вот был человек – и нет его! Что же с ним произошло?
– Согласен: в прежней форме человека больше нет. Но форма – это ведь еще не все! Человек – это три больших уровня, и радикально трансформируется только один из них, материальный.
– Так что же происходит при том, что называется смертью?
– Происходит целый ряд вещей, истинных и иллюзорных.
– Иллюзорных?
– Конечно. В каком-то смысле смерть – это большая иллюзия, ведь вам только кажется, что человек умирает, то есть перестает существовать. На самом деле он просто уходит из этого мира в другой.
– Уходит?
– Да, или выходит. Это точнее, потому что рождение и смерть – это две двери: через одну вы входите в этот мир, через другую – выходите. Вход и выход.
– Пусть так. Ты сказал, что основные изменения происходят с материальным телом. А как насчет разума и духа?
– Разум получает новый субстрат и продолжает действовать, в принципе, как и раньше: думать, чувствовать, помнить, мечтать, любить, поклоняться. А дух – тот вообще не изменяется, потому что ему никакие субстраты не нужны.
– Но почему же прикосновение к смерти приводит к таким переживаниям? Горючие слезы, крушение надежд и планов – мало кто воспринимает смерть как-то иначе.
– Верно, потому что в основе этих переживаний лежит эгоистическое начало.
– Эгоистическое?
– Конечно. Вам жалко себя. А умершего жалеть не нужно. В большинстве случаев за него можно только порадоваться: ему не больно, не страшно и очень покойно. Кстати, до этой мысли – мысли об эгоистическом начале скорби – ты дошел сам еще в начале нашего знакомства.
Билл посмотрел на меня хитрым взглядом, и я вспомнил свои «домашние задания», связанные с написанием некролога.
– Но это не всё, – продолжал ангел. – Тут, как всегда у людей, не обходится без мошенничества. А вернее, без великого мошенника – страха.
– Почему – мошенника?
– Потому, что он заставляет принимать фантомы за реальность. Потому что парализует волю, навязывая вместо этого свои решения. Потому что коварно использует то самое свойство разума, о котором мы уже говорили: усиливать доминантное состояние. У тебя появляется сомнение – страх превращает его в беспокойство, возникает беспокойство – страх превращает его в панику. Страх специализируется только на негативных амплификациях.
– А попроще?
– На усилении негативных мыслей и эмоций. Потому что иначе он лишится своей пищи, ведь если беспокойство оставить без внимания, оно просто исчезнет: за редкими исключениями, реальных причин для беспокойства просто нет.
