Сергей Сакадынский - Песня последнего скальда
– Я слышала будто по весне Орвар зовет тебя с собой в поход,– Так начала она разговор.
– Зовет. – Согласился я, – И я вправду думаю пойти с ним.
– Куда?– в голосе Ингрид мне почудилась едва уловимая дрожь. -Ты хочешь уйти из этого дома?
– Но это не мой дом, Я здесь чужой и все для меня чужие.
– Даже я?
– Ты – нет.
Она долго молчала, а потом сказала вполголоса:
– Я не хочу отпускать тебя, Эрлинг-скальд.
– Ты хочешь оставить меня здесь вечным пленником?
– А если так?
Я же, не понимая еще к чему она клонит, принялся говорить о морских походах и о своем одиночестве в стране Гардар. И говорил так до тех пор, пока Ингрид не оборвала меня:
– Ты, конечно, хороший воин. И хороший скальд. Только у тебя нет глаз. А потом она сказала так:
– Ты ничего не видишь, Эрлинг. Ты слеп, оттого и не можешь разглядеть в моих глазах мое сердце.
Тут-то я наконец понял о чем ведет речь прекрасная дочь Рагнара, и я испугался, что она скажет больше, чем я хотел бы услышать,
– Остановись, Ингрид!– Предостерег ее я,– Лучше бы тебе не доверять свои мысли своему языку!
– Нет, я скажу! – С вызовом глянула мне в лицо девушка.– Потому что ты-то сам боишься произнести это, Эрлинг-скальд!
– Ингрид, тебе надо уйти, прежде чем наш разговор зайдет слишком далеко.
– Прогоняешь меня?
– Молчи!
– Поздно. Я пришла сегодня не для того, чтобы молчать. Я пришла для того, чтобы первой открыть тебе свою любовь!
Я ждал этих слов – Ингрид ошибалась, говоря, что я слеп и ничего не вижу, и я сказал вот что, а придумал я эти слова заранее:
– Ты не должна так говорить, ибо все знают, что ты давно отдана Харварду из Конунгахеллы!
Я полагал, что Ингрид убежит в ту же минуту, но она сказала неожиданно весело:
– Ты боишься Харварда? или, может, моего отца?
– Мне не зачем их бояться.
– Тогда чего же ты ждешь?– Она приблизила свое лицо к моему лицу, и ее жаркое дыхание обожгло мне губы.– Что нужно тебе еще? Я твоя, скальд! Возьми меня!
Ее руки обхватили меня мягким кольцом. Так плющ обвивает порой могучий дуб, и нелегко бывает этот плющ распутать.
– Люби меня!– Часто дыша, прошептала Ингрид. -Люби меня!
Я попытался отстраниться, но она крепко прижалась ко мне и ее губы настойчиво искали мои губы.
– Ингрид!– проговорил я, с трудом превозмогая желание сжать в объятиях ее гибкое упругое тело.– Остановись, Ингрид!
– Ты боишься, что меня возьмет другой? окажи только слово – и я пойду с тобой, куда прикажешь!
Если бы она сказала эти слова раньше, там, в древнем славянском капище, я не стал бы долго раздумывать. Но сейчас…
– Я не возьму тебя с собой, Ингрид.– Твердо сказал я.– Я не люблю тебя.
Она встала так стремительно, что опрокинула скамейку с моим ужином. Мгновенно отступив назад, она заговорила, и голос ее дрожал, словно струна арфы под рукой неумелого скальда.
– Н не ждала услышать это от тебя, Эрлинг-певец!
и выбежала вон. Гордая дочь Рагнара не хотела, чтобы кто-нибудь видел, как она плачет.
Я сел на постели и сжал ладонями виски. Кровь бешено билась в жилах под моими пальцами, словно хотела алым фонтаном вырваться наружу. Великий Один отдал свой глаз за единственный глоток из источника мудрости, я же не пожалел бы и вдвое больше, только бы не было этого разговора с красавицей Ингрид.
А через день я впервые вышел из дому и направился в крепость к Орвару. Было у меня к нему дело, о котором думал я две ночи подряд. И доверить это дело я мог только другу.
Фризы с утра все ушли на берег, так что на подворье я застал только Орвара и еще одного торговца по имени Гуннбьорн. Случилось так, что прежде я спас Гуннбьорну жизнь, а как он отблагодарил меня – расскажу позже.
Орвар порадовался, что я наконец поднялся на ноги, стал говорить со мной о разном. А потом я спросил его о том, сколько стоит раб. Орвар был застигнут врасплох и ответил, что в стране Гардар за раба дают к двадцать, и тридцать шкурок куницы, и что лучше всего спросить у Гудмунда.
– Я не купец.– Сказал он,– Потому я не знаю достоверно.
– Я тоже не купец,– Произнес я.– Так что лучше скажи мне просто сколько на торгу просят за рабыню и оцени мне это в серебре.
– Венды,– подумав, молвил фриз,– берут за простую девушку-рабыню две гривны серебра, что составляет не меньше сорока куньих шкурок. Если же пересчитать это в шкурках бобров, то получится тридцать две штуки. А тридцать два бобра это, по крайней мере, полторы марки.
Я ничего не понял из хитроумных подсчетов Орвара и потому сказал:
– Не к чему мне эти заумные речи. Для меня они так же непонятны, как шум ветра или грохот прибоя.
Орвар махнул рукой и спросил:
– Кого ты задумал купить, Эрлинг-скальд?
– Рабыню.– Ответил я. – Ту девушку, что ходила за мной, пока я лежал в доме Рагнара.
Орвар сдвинул брови и крепко задумался. Потом спросил хмуро:
– Что ты думаешь с ней делать?
– Заберу с собой.
– Ты поступишь глупо, Эрливг-скальд. Есть немало способов получить женщину, не бросая серебро по ветру.
– Нет, Орвар.– Покачал головой я.– Ты не понял. Мне нужна именно эта девушка.
– Неужто она опоила тебя приворотным зельем?
– Нет. Просто она мне приглянулась.
Фриз пожал плечами.
– Я хотел бы отговорить тебя, но, вижу, ты упрям, как вол. Много ли у тебя серебра?
– У меня нет ничего. -Усмехнулся я.
– У меня есть полмарки, но этого мало.– В раздумье проговорил Орвар.– В другое время я бы попросил у Гудмунда, но сейчас он на меня сердит и, пожалуй, ничего не даст.
– Что же делать?
–Не знаю. Может,Вадим…
– Что Вадим?– Насторожился я.
И тогда будто бы нехотя Орвар рассказал мне, что задумал Вадим силой выгнать Хрёрека из Ладоги и потому обещал много серебра всякому, кто пойдет вместе с ним на битву. И с фризами он уже договорился,
– И что же?– Спросил я.
– Я не прочь проучить заносчивого Хрёрека и тебя хочу звать с собой.
Вот значит как. Не по нраву, стало быть, Вадиму делить Ладогу с заморским гостем. А Орвар всегда готов лезть в драку, даром что битым из нее выйдет!
И я сказал:
– Не пристало нам в чужую распрю лезть.
Орвар мне ничего не ответил, и разошлись мы с ним каждый по своим делам.
Когда опускается на землю ночь, все замирает. Арвак и Альсвинн -могучие кони, влекущие по небу огненную колесницу солнца, уходят в свое стойло, чтобы передохнуть после дневных трудов. Ночью отдыхают и люди и боги.
Когда я поднялся по крутой тропинке к усадьбе, было темно и тихо. Но все же в эту ночь кому-то не спалось – там, над журчащим ручьем, где веселятся, купаясь в лунных лучах, зеленоглазые никсы, клонилась неясная тень. Словно кто-то сидел над быстрой водою.
Сперва мне показалось, что это была Ингрид и я хотел обойти ее стороной. Но потом я узнал Сбыславу и подивился, что встретил ее тут. Я подошел к ней, а она, увидав меня, встревожено проговорила:
– Зачем ты вышел сегодня из дома, викинг? Твои раны могут открыться! Я сел рядом с ней на колючую сухую траву.
– Почему ты ушел, никому не сказав?– Не унималась девушка,– Я боялась, что по дороге с тобой может что-нибудь приключиться и некому будет тебе помочь.
– Так ты дожидаешься здесь меня?– Спросил я. Она смутилась и отвела взгляд.
– Я ходил к фризам.
Мы сидели, глядя на текущую воду, которая весело звенела, подпрыгивая на камнях.
– О чем ты думаешь?– Спросил я.
– О звездах,– Ответила девушка.– Они счастливы, потому что там, высоко в небе их не тревожат земные печали.
– Ты несчастлива?
Она пожала плечами и, сорвав с наклоненной ветки листок, бросила его в воду, и он поплыл, колеблясь в такт волне.
– Нет.
– Даже сейчас?
Сбыслава посмотрела на меня своими большими глазами и в них, как в колодце, отразились холодные искорки звезд.
– Мне грустно.– Сказала она, снова опустив голову.
Я протянул руку и осторожно коснулся ее пшеничных волос.
– Может быть, мне удастся прогнать твою грусть?
– Не надо.– Тихо проговорила Сбыслава.
Я отодвинулся от нее и стал смотреть как звезды играют в догонялки, прыгая с одной волны на другую. Потом я сказал:
– Я знаю, тебе плохо, потому что ты не свободна…Ты не говорила, но я все равно узнал.
Я видел, как девушка побледнела к как вздрогнули ее хрупкие плечи. Она не посмотрела на меня. Не смогла. Прошептала побелевшими губами:
– Я не хотела, чтобы ты знал. Прости… Я пойду.
Я удержал ее за руку и сказал хрипло:
– Мне все равно, кто ты. Н никогда не стану думать о тебе плохо. Девушка вздрогнула, и вздрогнула она оттого, что я против своей воли произнес эти слова на языке славян.
– Ты знаешь мой язык?
– Твой язык – мой язык. Я не свеон и не фриз. Мой род жил среди поморских славян и сам я славянин, как и ты.
– Н не понимаю твоих слов, викинг. Когда я слушаю тебя, мне становится страшно.
И она замолчала. Я после понял – не поверила. И тогда я сказал вису:
