Иван Василенко - Артёмка (сборник)
– Ничего, что ваш товар заперт? Я вернусь скоро.
– Ничего, – хитро подмигнул Артемка. – Понадобится – я достану.
– И вот еще что, – понизил Попов голос до шепота: – не говорите никому. Ладно? А уж я вам за это такую книгу дам!..
– Да я и без книжки… – сказал Артемка.
Попов взял корзину, кивнул и быстро вышел из будки.
«Чудной какой-то!» – подумал Артемка. Он подвинулся вместе со скамеечкой к сундуку и приподнял его. На полу лежала подошвенная кожа, а поверх нее – пачка книжек: сундук был без дна.
«Пауки и мухи», – прочитал Артемка на обложке. Он стал перебирать книжки, но все они были одинаковы. Только на последних трех стояло: «Великая семья».
«Зачем это про мух печатают? – подумал Артемка. – Муха – и муха… Что в ней интересного? Вот паук – другое дело. Тарантул, например, или скорпион».
Он лег на скамью и в ожидании новых заказчиков принялся за книгу. Но, прочитав несколько страниц, вскочил, сгреб все брошюры и сунул их под сундук. Потом опять лег и, уже не отрываясь, прочитал книжку до конца. Прочитал и в удивлении сказал:
– Вот так книжка! Такой я еще не читал. Думал, и вправду про мух.
Артемка схватил другую брошюрку, с заголовком «Великая семья». Тут в будку затесался загулявший лавочник и с пьяной настойчивостью стал требовать, чтобы Артемка сейчас же сшил ему новые сапоги. После лавочника пришел грузчик с разодранным голенищем; потом кухарка из харчевни принесла чинить туфли. А потом уже и темнеть стало. Артемка боялся, что вот-вот явится Попов и заберет книги. «Что ж такое «Великая семья»? – думал он. – Может, и тут про такое же?»
Базар опустел. Сквозь деревянные стены будки уже не доносился ни людской гомон, ни скрип возов, ни звонкие выкрики торговок. Артемка зажег лампу, запер дверь на крючок и раскрыл книжку. И с первой же страницы понял, что в ней «про такое же».
«Желаю удачи у гимназистов!»
Попов явился только на третий день к вечеру. Был он в новом пиджаке, при галстуке, в желтых штиблетах. И налегке: без корзины.
– Ну, Артемий Никитич, и задали ж вы мне задачу! – сказал он, улыбаясь глазами. – Человек любит театр, а никогда в нем не был. Запирайте-ка будку да пойдемте смотреть «Лес». Приехал знаменитый Ягеллов.
– Какой лес? – Артемка с недоверием посмотрел на Попова. – В наших местах лесов нету.
– Нет, Артемий Никитич, есть и в наших местах и дремучий «лес» и «филины». А пойдем мы с вами в театр. «Лес» – это пьеса такая.
– В театр? – просиял Артемка, но тут же потускнел.
– В чем дело? – не понял Попов.
– Я уже ходил. Не пустили.
– Не пустили?
– И билет отобрали. Билетер сказал: «Это в ложу. Не может быть, чтобы ты сам купил. Вытащил, наверно». А я, вот с места не сойти, сам купил.
Попов скользнул по нему взглядом. Да, костюм на мальчишке неважный: штаны по щиколотку и с бахромой на концах, рубашка хоть и целая, но вся в черных пятнах ваксы.
Попов взял Артемку за руку:
– Пойдемте. Со мной пропустят. Вы же видите, какой я франт.
– И то, – согласился Артемка.
Он вымыл лицо и руки, причесался, подпоясался ремешком, и они отправились.
Темнело. В небе замигали первые звезды. Издали, вероятно из городского сада, доносилась музыка. И потому ли, что кончился день и ушло солнце, или от этих звуков, мягко таявших в теплом воздухе, Попов шел задумчивый и немного грустный.
Но Артемка ничего не замечал. От нетерпеливого желания увидеть то, о чем так интересно рассказывал Пепс, его даже чуть познабливало. Боясь опоздать, он то и дело забегал вперед Попова.
Вот наконец и театр. Он стоит посреди садика и снаружи ничем не отличается от обыкновенного сарая: такой же деревянный, длинный и глухой, без окон. Только и всего, что очень большой да на стенах висят красные и зеленые афиши. Цирк – тот куда важней! Высокий, круглый и с куполом. Но Артемка крепко верил Пепсу и готовился увидеть самые необыкновенные вещи.
Пришли к началу второго действия, когда вся публика уже сидела па местах. Спешили так, что Артемка едва успел прочитать на ярко освещенной при входе афише: «Лес», а внизу, помельче, хоть тоже крупными буквами: «С участием Александра Ягеллова».
Фонари были притушены, и пробираться к своим местам пришлось в полумраке. Артемка сел и оглянулся. Внутри тоже было не так, как в цирке. В цирке скамьи поднимались одна над другой и закруглялись наподобие колец. Здесь же публика сидела на ровном месте. Это не так интересно. Зато в цирке нет такого занавеса. Ах, какой он тут огромный! Чуть не во всю переднюю стену. Раньше Артемка и представить не мог, чтобы на свете существовал такой занавес-великан. Снизу он освещался невидимыми лампами, а по его синему, в серебряных звездах, полю летели два крылатых мальчика и трубили в длинные-длинные трубы. Артемка решил, что занавес – это очень важная штука в театре.
А галерка тут тоже есть, и публика на ней такая же беспокойная, как и в цирке. Лущит семечки, хлопает в ладоши и озорно кричит: «Вре-емя! Време-чко-о-о!»
– Что там? – показал Артемка на занавес.
– Там? Сцена.
– Арена?
– Нет, сцена. Арена в цирке. «Что же это такое?» – подумал Артемка. Как бы в ответ, по синей глади пробежала рябь, трубы перегнулись пополам, и, заворачиваясь, занавес быстро понесся вверх.
И Артемка увидел… комнату. Обыкновенную комнату – с креслами, со шкафом, с гардинами на окнах. И он сразу понял, что в такой обыкновенной комнате и показывать будут обыкновенное, что по канату здесь ходить не будут и не будут, как клоуны, бить друг друга по щекам. Но какой же интерес смотреть обыкновенное? Когда занавес последний раз опустился и публика после шумных и долгих вызовов знаменитого гастролера двинулась наконец к выходу, Попов, посмеиваясь, сказал:
– Я вижу, Артемий Никитич, вам театр не понравился. Зря время потеряли.
– Не понравился? Мне? – Артемка всплеснул руками. – Да я б тут всю жизнь просидел!
– А ты сторожем сюда наймись, – сказал какой-то парень и сдвинул Артемке на нос фуражку.
– Иди ты!.. – Артемка поправил фуражку. – Сторожем… Я, может, сам актером буду.
Возвращались по опустевшим, сонным улицам. По дороге Артемка то прижимал к груди руку, то отбрасывал ее и басил, изображая только что виденного Несчастливцева: «Когда приедет тройка, скажи, что господа пешком пошли!» Потом переходил на роль Аркашки, засовывал палец в воображаемый жилетный карман и дребезжащим тенорком сокрушался: «Вот тебе и тройка! А говорил, на тройке поедем!»
Около небольшой лавчонки, где сонный грек допоздна торговал фруктами и всякой снедью, Артемка остановился:
– Вы меня театром угощали, а я вас ужином угощу. Вот и квиты будем.
Он взял пяток яиц, копченой колбасы и кулечек вишен:
– Пошли до меня в будку, чаю вскипятим.
– Пировать так пировать! – охотно согласился Попов.
Удивительно, как меняется базарная площадь! Днем здесь даже у привычного голова кругом идет: гам, назойливые зазывания горластых торговок, верещанье поросят, гнусавое пение нищих, суета, толчея, озорная перебранка. Сейчас – ни одной живой души, и в ночной темноте молча громоздятся черными глыбами лавки и рундуки.
– И вы не боитесь жить здесь? – почему-то шепотом спрашивает Попов, пробираясь вслед за Артемкой между какими-то ящиками и бочками.
– А чего мне бояться? – Артемка подумал и хитровато добавил: – Разве за вашими книжками кто придет. Так они на замке… Ну, вот и мой дом.
В будке душно, пахнет кожей и лаком. Артемка оставляет дверь открытой. Он зажигает керосинку и принимается мастерить ужин, а Попов ложится на скамью и думает. В этой затерянности Артемкиной будки среди базарных построек есть что-то притягательное.
– Знаете, – говорит он, – кругом тьма и запертые немые лавки, а здесь кусочек жизни: уютно светит ваша керосинка, поет чайник – честное слово, хорошо!
– Ну театр! – отвечает Артемка: ни о чем другом он думать не может. Недаром Пепс хвалил. Куда там цирку!
– Да кто такой Пепс? – заинтересовался Попов.
– Пепс? Я ж вам говорил: борец, негр, понимаете? Короче, товарищ мой. Вот еще зайдете как-нибудь, я вам про него все расскажу… Ну, кипит чайник.
– Когда же это «как-нибудь»? – говорит Попов, подсаживаясь к столику. – Я ведь завтра уезжаю.
– Уезжаете? – Артемка с досадой взглянул на гостя. – Ну что это такое! Как хороший человек попадется, так и уезжает.
Он помолчал и уже по-детски, просяще сказал:
– Вы хоть переночуйте тут.
– О, это я с удовольствием!
Они поужинали, и, как ни протестовал гость, Артемка уложил его на свою лежанку, а сам калачиком свернулся на полу, подостлав старое пальто.
Керосинка потухла, и в будке стало совсем темно.
– Ну, так чем же замечателен этот негр? Где вы с ним встретились?
Артемка быстро повернулся на спину:
– А вам интересно? Я с ним в сторожке встретился, в цирке. Я туда пантомиму принес, книжку такую, понимаете? А он лежит на топчане в американских ботинках и плачет.
