В. Максимов - С. Михалков. Самый главный великан
Рядом оставался младший сын со своей семьей, но «Дада», как звали его внуки, предпочитал собой не обременять, понимая «бурность и кипучесть творческой жизни» своего сына Никиты. Он уже привык к одиночеству.
В довершение всего, с ним происходили всякие несчастья. Сначала он врезался на своем стареньком красном «Вольво» в бетонный разделитель на Кутузовском проспекте, чудом оставшись живым. Затем произошел инцидент криминального характера: его ограбили прямо в квартире.
Накануне пятидесятилетия Дня Победы кто-то позвонил в дверь и представился: «из Собеса». Сергей Владимирович открыл дверь, в нее ворвались люди, отшвырнули пожилого человека и в момент вынесли все ценное, что успели схватить.
Именно, в этот тяжелый период в его жизни возникла Юлия Валериевна Субботина, красивая, умная молодая женщина, дочь академика, известного физика-ядерщика. Она и сама, физик-теоретик, шла по отцовским стопам, работая и преподавая в той же научной сфере. Михалков встретил ее, полюбил. Она – его. Они поженились, несмотря на разницу в возрасте. Вот и все.
Прошло немного времени.
И вот как-то застаю Сергея Владимировича в шикарном черном кашемировом пальто, в модной зимней кепке, с красивой тростью в руке в одном туристическом бюро.
– Что вы здесь делаете, Сергей Владимирович?
– Н-ну вот, собираюсь отправиться н-на Канары. С Юлией Валериевной.
– Туда же очень тяжело лететь, далеко, семь с половиной часов в самолете!
– Ну и, ф-фиг с ним!..
Было понятно, что он влюблен. И что этот неожиданный поворот судьбы для него – дар божий. Ему было все равно, куда и сколько лететь, лишь бы с ней, лишь бы рядом.
Жизнь стала приобретать новый смысл. Благодаря Юлии, наладился быт. Он стал часто бывать с ней на важных культурных мероприятиях. Жить полноценной, наполненной жизнью, достойной настоящего классика отечественной литературы и поэзии.
Каким-то образом я попал в «ближний круг», во всяком случае, круг людей, которым он доверял. Начало этому положил его предстоящий юбилей.
В Колонном зале Дома Союзов собирались отмечать его 85-летие, а меня пригласили режиссером-постановщиком. В этом зале проходили почти все предыдущие его юбилеи. С этим местом были у него связаны всякие воспоминания. На дворе – 1998 год.
Стал я снимать к его юбилею еще и документальный фильм [14] .
Степень доверия Михалкова-старшего ко мне иногда удивляла.
Никите Сергеевичу порой было непросто убедить его в некоторых организационных вопросах. Он стал просить меня воздействовать на отца, потому что Сергей Владимирович больше прислушивался к моим словам. Мне от этого было неловко перед его младшим сыном, которого Сергей Владимирович в интервью называл «лучшим своим произведением».
Когда готовилось юбилейное торжество, параллельно шли съемки фильма. Открывались факты, о которых я даже не знал. Вот один из них.
В то время, помимо всего прочего, я служил артистом в театре «Русская антреприза» Михаила Козакова. Усиленно шли репетиции предстоящей премьеры спектакля. Геннадий Хазанов предоставил нам помещение «Театра эстрады».
И вот утром еду на репетицию через Кремлевский мост к театру, смотрю на этот знаменитый, описанный в романе Юрия Трифонова Дом на набережной, и думаю: «Господи, сколько же у Сергея Владимировича там в свое время знакомцев-то было?!» На нем установлено сорок мемориальных досок, да еще и внутри, у квартир.
Дом, в котором жили писатели, военные начальники, партийные функционеры и так далее. И ведь многих он знал лично, встречался. К сожалению, никого уже не проинтервьюируешь, никого не осталось, кто мог бы рассказать о Михалкове.
А интересно, что могли бы о нем рассказать, скажем, кинорежиссер Григорий Александров, или первый главный редактор «Огонька», основатель сатирического журнала «Крокодил», журналист и писатель Михаил Кольцов, или Никита Сергеевич Хрущев?
Мои фантастические размышления по этому поводу внезапно прервал мобильный телефон:
– Алло, В-виталик? Привет, это – С-сережа Михалков…
Я от неожиданности чуть не врезался с моста в этот дом. Думаю про себя: «Сережа! Ничего себе! Во шутник…»
– Да, Сергей Владимирович, слушаю вас.
– С-скажи, пожалуйста, а когда мы с тобой поедем на могилу Неизвестного солдата?
Удивляюсь про себя, зачем нам туда ехать-то? Что он придумал?
– Не понял, зачем, Сергей Владимирович?
– Ну, как же? «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен». Это же я придумал, д-дурила!
Действительно, «дурила»!
К своему стыду не знал, что именно он – автор этих, знакомых с детства слов. Простая вроде бы фраза, но отражает всю скорбь людей, потерявших на той войне близких, солдат, пропавших в неизвестности, без вести, как тогда говорили.
Потом мы сняли эпизод для фильма в Александровском саду, у стен Кремля, где он рассказал о том, как был объявлен конкурс, как из предложений огромного числа поэтов и писателей победила именно его фраза: «Имя твое неизвестно. Подвиг твой бессмертен».
Самуил Маршак, Алексей Толстой, Корней Чуковский, Александр Фадеев, Лев Кассиль, Агния Барто – круг людей, повлиявших на его писательское и гражданское становление. Из Красногорского архива привезли пленки для нашего фильма. Я отсматривал их на монтажном столе и не верил своим глазам!
1934 год. Первый съезд писателей СССР. Проходил он в том же Колонном зале Дома Союзов, где мы, спустя шестьдесят четыре года, готовились провести его 85-летие.
В кадре – Максим Горький, Алексей Толстой, Илья Эренбург и… Сергей Михалков. Есть такая игра, в нее, кстати, Михалковы любят играть: через сколько рукопожатий ты знаком с Пушкиным? Через рукопожатие с Сергеем Владимировичем Михалковым ты оказываешься знакомым… В общем, до Пушкина недалеко получается.
Были там и другие кадры. «Всесоюзный староста» Михаил Калинин в торжественной обстановке вручает 26-летнему поэту Сергею Михалкову высшую государственную награду СССР – Орден Ленина. Это был его первый Орден Ленина.
Прошло немного времени. Началась война.
Сергей Михалков со своим другом Габо – журналистом и писателем Габриэлем Эль-Регистаном, как многим известно, работали над текстом гимна СССР. Случайно узнав об объявленном конкурсе на лучший текст, они написали свой вариант, послали его композитору Дмитрию Шостаковичу(!) и уехали на фронт.
Через некоторое время их вызвали с фронта к маршалу Ворошилову, а затем и к самому Сталину.
Андрей Сергеевич Кончаловский вспоминал, как однажды ночью его разбудил отец, чтобы он помог ему срочно собраться на встречу со Сталиным в Кремле, и попросил быстро натереть сапоги гуталином. Шестилетний сын, спросонок, «нагуталинил» не только разношенные офицерские сапоги отца, но и их подошвы. Сергей Владимирович, «чертыхаясь», надел другую, еще не растоптанную пару сапог и бросился бежать на встречу, опоздать на которую было равносильно самоубийству.
Конечно, подвести «вождя всех народов» в написании нового гимна было опасно для жизни. Тем более в самый разгар войны. Но молодой поэт, служивший в то время во фронтовой газете, нравился Сталину.
«Лучший друг поэтов и писателей» вносил в текст поправки, согласуя с авторами каждую из них, включая и знаки препинания.
А Лаврентий Берия по поводу частых рабочих визитов Михалкова с Эль-Регистаном в Кремль как-то пошутил: «Может быть, вас больше отсюда не выпускать?» – и слегка улыбнулся при этом.
Гимн в результате был положен на музыку композитора Александра Александрова.
Первого января 1944 года в новогоднюю ночь по радио состоялась его премьера.Ни слава, ни внезапная близость к «власть предержащим» не испортили молодого Михалкова. Для друзей он по-прежнему оставался Сережей. Драматург Виктор Сергеевич Розов повторял всегда в его адрес одну и ту же фразу и вкладывал в нее огромный смысл: «Он – хороший человек! Хороший!» С этим невозможно не согласиться.
К 2003 году жизнь литературного «патриарха» совершенно не напоминала еще недавнее прошлое. Оказавшись в надежных женских руках, он стал жить, как и положено классику: в тепле, любви и уюте.
Братья Никита и Андрон благодарны Юлии за то, что она продлила жизнь их отца.
Когда появилась Юля, как в песне, «все стало вокруг голубым и зеленым». Настоящая большая любовь! Удивительно, неповторимо.
Она направляла его очень правильно, когда дело касалось его здоровья. И тут бывали смешные ситуации. Захожу к нему в кабинет, он сидит на тренажере, крутит ногами педали велосипеда, руками работает на рычагах. Тренируется и со мной разговаривает: «Как дела?» Я про себя радуюсь: первый раз такое вижу, чтоб в девяносто лет человек на тренажере занимался. Говорим мы, говорим, вдруг Юлия Валериевна появляется. Она его иногда Кисой называла, в честь Кисы Воробьянинова. И из-за бабочки, которая ему очень шла. Вообще, Юлия Валериевна его стильно одевала. Он при ней таким красавцем стал!
И вот «Киса» оживляется и говорит: «Ю-Ю-лечка! Может быть, уже д-д-достаточно?» Она отвечает строго: «Нет, Сережа, еще десять минут!» Ему нужно было просидеть на тренажере сорок минут. Она понимала, что делает, и заставляла его заниматься как следует. И он в этих вопросах безропотно подчинялся. Все питание его было продумано, все таблетки принимались вовремя. «Ну, х-хорошо. Значит, еще десять…» – И крутит педали дальше…
