В. Максимов - С. Михалков. Самый главный великан
В финале поэмы про дядю Степу Михалков смело заявил, что его герой будет вечным:
Знают взрослые и дети,
Весь читающий народ,
Что, живя на белом свете,
Дядя Степа не умрет!
Строчки эти можно отнести и к самому Сергею Владимировичу – дело его живет!
Продолжает работать в напряжённом ритме Международное сообщество писательских союзов, которым он руководил.
Я рад, что был знаком, общался и трудился с великим Михалковым. Считаю своим долгом продолжить традиции и дела, которые он заложил, много лет работая в МСПС: укреплять дружбу между писателями разных национальностей России и зарубежных стран…
Живет и набирает популярность литературная премия «Облака», инициатором которой выступил Сергей Владимирович. Учреждённая в 2007 году Международным сообществом писательских союзов и издательством «Кислеркомпани», премия отмечает достижения во всех жанрах русскоязычной литературы. Она вручается мастерам слова России, стран ближнего и дальнего зарубежья. Конкурсный отбор – открытый, гласный и демократический – осуществляет жюри, состоящее из представителей различных сфер культуры и образования. Обсуждение книг-претендентов проходит на страницах «Общеписательской литературной газеты» – печатного органа МСПС. Мне кажется, название премии ярко характеризует романтическую сущность Михалкова. Он признавался, что время от времени возвращается в заоблачную великую Страну детства, где ему «и пять, и десять лет».
Этот его дар обитания в Стране детства в свое время высоко оценил Самуил Маршак. В статье к 50-летию Сергея Владимировича он писал, что «любимыми становятся только те детские писатели, которые по-настоящему наделены живым воображением, непосредственностью чувств, способностью играть всерьёз, оставаясь детьми в зрелые годы…»
Михалков обладал великим множеством секретов мастерства, был писателем жизнелюбия, успеха, обаяния, счастья, стойкости, долголетия… И в этой уникальной книге разные люди, знавшие Михалкова, помогают раскрыть его волшебные секреты.
Эта книга – наша вечная память о великом Гражданине Отечества…Лариса Васильева [11] Предмет зависти
Оценить человека по достоинству не так-то просто, особенно если он знаменит, пользуется успехом у женщин и всегда шутит. Зависть, ревность, прочие «благородные» чувства охотно гнездятся в душах тех, кто хотел бы оказаться на месте этого счастливчика.
Сергей Михалков – еще бы! Богач, выскочка, балагур, пролаза. Осыпан премиями и орденами. Чего только не возглавляет. Где только не председательствует. С каким только начальством на дружеской ноге не находится. При любой власти он – тут как тут. И знаков отличия, вплоть до знака почетного чекиста, полно. При этом умудрился, будучи от рождения «из бывших», не скрывать происхождения. Ему все сходит с рук.
Он – автор гимна СССР и он же автор (слегка переделанного) того же гимна, но России. Прочно затмил соавтора по гимну поэта Эль-Регистана.
– Твой гимн – дерьмо! – злобно сказал Сергею Михалкову один из его «доброжелателей».
– Да, – дружелюбно ответил, заикаясь на каждом звуке, нисколько не обиженный автор гимна, – но слушать будешь стоя.
Остроумие, острочувствие, острословие – всем этим Сергей Михалков до краев богат. Сколько себя помню, а мое детство пришлось на годы войны, столько помню на страницах газет – по ним читать училась – долговязую, усатую, смешную, добродушную карикатуру и очень ясные, без выкрутас, строки стихов для детей. Они запоминались сходу.
Однажды, уже будучи взрослой и выступая в одном с ним вечере, я услыхала вопрос из зала, обращенный к нему:
– Как удалось вам быть на плаву в самые разные годы?
– Я очень хитрый. Всегда пишу для детей, а дети обладают способностью вырастать. Вырастая, многие шустро продвигаются по службе, становятся большими начальниками. Они-то с раннего возраста любят меня. Вот и весь секрет моих связей в верхах.
В следующий раз некто другой, обеспокоенный успехами Михалкова, публично спросил, как ему удается устраиваться при всех режимах.
– Волга течет при всех режимах. Я как Волга.
И впрямь, он всегда был самим собой, разносторонне талантливым человеком. И чувствующим талант другого. Многим помог получить квартиру, дачу, купить автомашину, издать книгу. Сколько раз, пользуясь его добрым к себе отношением, я отлавливала Сергея Владимировича на любых дорогах: то выходящим из кабинета, то входящим в него, то садящимся в автомобиль. То посылала ему записку в президиум: «Помогите талантливому человеку, подпишите свою просьбу по поводу его вопроса». Ни разу не отказал. Сколько же таких облагодетельствованных его поддержкой в дни развала писательской организации пытались оскорбить его, унизить. Он не замечал нападок, словно не слышал их.
– Подумать только, эта, с позволения сказать, поэтесса, благодаря вам квартиру получала. Она поносит вас. Я сама вам ходатайство по ее поводу носила. Вы подписали не глядя.
– Полно, пусть. Она бездарна. Вижу талант ее мужа, инвалида, из-за него я и подписал просьбу. И некрасивая. Ее жалко.
Никогда ничего я у него для себя не просила – не было нужды. Наверно поэтому легко просила за других.
Доброта Михалкова, бывало виделось мне, граничила с равнодушием, но это моя придирка, оттого что не находила в нем ни одной отрицательной черты. Он, словно посмеиваясь, парил над всем этим мирком писательской жизни, таким, на поверку, обыкновенным, серым, хотя полагались бы мирку блистание и шарм.
Сплетни о Михалкове ходили крутые: то пишут за него литературные рабы, то женщин у него немерено, достойно Книги рекордов Гиннеса.
Наталья Петровна Кончаловская, яркая, большая умница, собрав вокруг своего и михалковского общего дома самых разных, но непременно талантливых людей, была старше Сергея Владимировича на десять лет, и в ту пору, когда я встретилась с нею, возраст уже отяжелил ее образ, но она считала ниже своего достоинства излишне следить за собой, молодиться, исправлять лицо и фигуру.
«Какая есть. Желаю вам другую…» – изредка напоминала она строку Анны Ахматовой.
Однажды Наталья Петровна позвала меня к себе надень рождения. Было это в 1978 году. Помню, в огромной квартире углового дома на улице Воровского кроме меня и телекомментатора Юрия Фокина никаких гостей не было. Стол, однако, ломился от яств. В центре стола стоял хрустальный графин с прославленной «кончаловкой», водкой, настоенной, кажется, на смородиновых почках. Фокин часа два развлекал нас обеих рассказами о Сергее Михалкове. Было смешно, и казалось, весь Сергей Владимирович на ладони. Наталья Петровна удивлялась:
– А я этой истории не знаю. И этой тоже. Молодец, Сережка. Не зря я его полюбила. С первого взгляда. Талант. Порода в нем видна. И смелость.
Когда Фокин ушел, мы с Натальей Петровной долго говорили о поэзии Серебряного века. Откровенно делились не всегда комплиментарными наблюдениями. Я сказала ей, что получила назначение быть главным редактором альманаха «День поэзии» и хочу напечатать в нем ряд стихов не слишком разрешенных поэтов. Николая Гумилева, например.
– За тем я тебя и позвала к себе на день рождения, – сообщила мне Наталья Петровна, как-то сразу лишив меня загадки: почему я оказалась здесь. – Хотела тебя отговорить, но думаю, ты не послушала бы меня. Дерзай. Трудно будет. Кремлевские старцы – косный народ. Советую тебе Сергея Владимировича попросить помочь, он с ними умеет обращаться.
Моя попытка опубликовать стихи Николая Степановича Гумилева – отдельная история. В ней были задействованы Николай Тихонов, Анатолий Софронов, Константин Симонов, Алексей Сурков, Сергей Наровчатов, Виталий Озеров.
Потерпев фиаско со всеми перечисленными деятелями советской литературы, по разным причинам не захотевшими помогать мне публиковать стихи официально не запрещенного, но и официально не разрешенного поэта, я, случайно встретив Михалкова, решила использовать его, как последнюю надежду.
Он выслушал меня внимательно, не перебивал. Ни о чем не спросил. Сказал следующее:
– Пойду к «вешалке». Надежды никакой. Небось, Наталья Петровна посоветовала тебе включить меня в розетку.
– Небось.
– Молодец она, но никакой надежды.
Рассказала мужу об этом разговоре. Пожал плечами.
– Забудет Михалков. Он всюду нарасхват, собой занят. Некогда ему Гумилевым заниматься.
Через несколько дней вхожу в свою квартиру под звуки мужнина голоса:
– Быстрей, Михалков звонит.
И я услышала знаменитое заикание:
– Старуха, выйди на улицу. Я случайно оказался в твоем доме. Есть разговор.
Вылетела, уверенная, что разговор про Гумилева.
– Был я у «вешалки». Двадцать минут. Десять из них говорил о Гумилеве. Пустое. Сначала он с трудом понял, кто это такой, но, поняв, проявил знание предмета: «белогвардеец», «заговорщик», «еще не время его реабилитировать».
– Но ведь… – начала я объяснять Михалкову свое понимание вопроса.
