Петр Елисеев - Привал на Эльбе
Почувствовав упадок настроения у Галины Николаевны, Пермяков извинился за неуместный разговор, а слова старого казака о свадьбе Михаила назвал предрассудком.
— Нет, Витя, старик прав, в его словах большой смысл. Давай спать, а утром поговорим. Утренний час лучше двух вечерних. Спокойной ночи…
Она ушла в другую комнату и закрыла дверь.
Пермяков остался один. «Что же она, обиделась?» Он ругал себя за неосторожный разговор о свадьбе. Нескладно получилось. Встретились: какая радость! А спать разошлись по разным комнатам. Смешно… Он представил себе, как утром Галина скажет насмешливо: «Эх, Пермяк, холодные уши», — и решительно вошел в ее комнату.
Утро у Пермякова началось, как всегда. Он включил радиоприемник, послушал последние известия, под команду московского методиста стал заниматься гимнастикой, принял холодный душ и стал перед зеркалом бриться.
Вышла из комнаты Галина Николаевна в длинном, до пят, пестром халате. Она поздравила Пермякова с добрым утром, взяла пульверизатор и стала обрызгивать его бритое лицо одеколоном.
— Дай я причешу. — Она взяла у Пермякова расческу.
Радость встречи всколыхнулась с новой силой. Приятно солнце после ненастья, приятно тепло после холода, но ни с чем нельзя сравнить радость встречи с любимой девушкой после долгой разлуки. Пермякову хотелось петь, плясать, играть, баловаться. Он поднял Галину Николаевну на руки.
— Я видела хороший сон. Не то в Москве, не то в Свердловске мы пришли из загса, «ас осыпали цветами, подарками, кричали «горько». И мы целовались с тобой много-много раз… Мне как-то грустно стало, что кончилась моя девичья жизнь, — улыбнулась она и спрятала лицо у него на груди.
— А я не нарадуюсь, что кончилась моя холостяцкая жизнь.
— Старый казак прав… — напомнила Галина.
— Но мы не должны быть суровее старого «казака.
— В таком случае и на чужбине можно любить вот таких упрямых земляков, — крепко обвила она шею Пермякова своими мягкими руками и лукаво добавила: — Закончена лирика — неси кипяток, будем завтракать.
— А я согласен идти «а работу натощак, лишь бы продлился этот час.
— Устанешь — захочешь есть.
— Всю жизнь не устану…
— Давай все-таки чай пить. Я привезла твое любимое черемуховое варенье.
— Слушаюсь! — Пермяков взял чайник и пошел в столовую.
Галина Николаевна взялась за домашние дела. По-своему убрала кровать Пермякова, навела порядок на его письменном столе, поставила вазу с цветами, принесенными Михаилом ради встречи дорогой гостьи. Затем нарезала московские булки, накрыла хлеб салфеткой, открыла банку какао с молоком, «приготовила сыр, колбасу. Поставила банку варенья.
— Садись, Витенька, — ласково сказала она, как только вошел Пермяков в комнату, — гость будешь…
— Заканчивай поговорку, — добавил он, — вина купишь — хозяин будешь. Но от вина болит спина, пить не будем.
— Правильно.
— А свадьбу мы сыграем на Урале, где наши прадеды женились.
— Я хотела бы отпраздновать этот день в Москве.
— Но ведь на свадьбе должны быть отец и мать, — возразил Пермяков.
— И они будут, мы пригласим их и мою бабушку из Свердловска вытащим.
— Бабушку обязательно. Ей надо бы награду дать: такую внучку вывела в люди.
Угощая друг друга, они вспоминали детство. Галина Николаевна семи лет осталась сиротой. Бабушка приучила ее к труду, самостоятельности и смелости. Остались в памяти и ее сказки. Она часто и нараспев рассказывала, как сын рыбака ученым стал. В то время богатые отдавали своих детей волшебнику. Чародей бросал ученика в волшебную машину. Его там толкли, размешивали, делали из него тесто, клали в форму, сажали в раскаленную печь. Волшебник произносил: «Был молодцом, стань мудрецом». Из печи выходил ученый. Однажды под видом сына богача пришел молодой рыбак. Пропустил его волшебник через машину и спросил: «Познал науки?»— «Не все», — отвечал рыбак. Волшебник еще раз пропустил его через машину, а рыбак отвечал: «Не знаю еще языка птиц, зверей. Не знаю, сколько верст до каждой звезды». Третий раз промололи и прокалили рыбака. И стал он знать все науки, разговаривать на всех языках, понимать язык птиц, зверей…
— Это про Ломоносова сказка, — сказал Пермяков.
— И я тогда мечтала все знать.
— Мечта твоя сбывается.
— Это только проба моих сил. Медицина еще в неоплатном долгу перед человеком. Часто приходится слышать горькие слова врача над безнадежным больным: «Медицина здесь пока бессильна…» Особенно глубоко я (прочувствовала это бессилие, когда была в Мавзолее Ленина: неужели не могли предотвратить смерть Ильича? Ведь еще Мечников говорил, что можно преодолеть «немощь старости и краткость жизни». У нас есть все, чтобы это сделать. И я, как хирург, мечтаю об этом…
— Желаю, милый доктор, успеха! Заранее подаю заявку на предотвращение старости — так, чтобы лет двести шагать рядом с тобой, — сказал Пермяков и обнял свою подругу.
14
Михаил, Тахав и Вера прибыли на вечер дружбы к самому началу. За столом президиума в новом клубе, открытом в замке богатого юнкера, сидели люди семи деревень. Вечер открыл самый старый немец, Курт Бауэр, побывавший у русских в плену. Он говорил, как старый солдат-ветеран:
— Нас и в четырнадцатом году уверяли, что у немецкого крестьянина мало земли. Спору нет — мало. И нас гнали завоевывать землю в России, А о том молчали, что у юнкера Кандлера было две тысячи гектаров, у юнкера Хаппа три тысячи, у графа Кнута— семнадцать тысяч. Теперь мы поделили эти земли, и нам, крестьянам, вполне хватает пашни. Нам раньше говорили: «Войны были и всегда будут». Теперь наши коммунисты — друзья труда, говорят: войну можно предотвратить, если народы мира обуздают любителей и зачинщиков бойни. Так возьмем же дело мира в свои рабочие и крестьянские руки и будем жить и трудиться без крови и пороха.
Оркестр заиграл гимн миру. Все встали. Под звуки меди оркестра Курт Бауэр поднес советскому представителю большую толстую книгу в голубом бархатном переплете и сказал:
— Эту книгу мира, в которой подписались жители семи сел, примите в знак дружбы.
Елизаров встал, пожал руку Курту Бауэру. Старый немец обнял советского капитана. Михаил был растроган:
— Я радуюсь, что <вы проклинаете войну и вступаете в мирную семью народов…
На сцену поднялась женщина лет сорока в белом платье. (Все немки были одеты в белое.) Она держала огромный пакет из прозрачной, как стекло, бумаги с изображением рукопожатия.
— Этот бисквит мы, немецкие крестьянки, приготовили из пшеницы, семена которой после войны привезли из Советской России. За это примите нашу благодарность.
Елизаров принял пакет с дружеской надписью и отвечал:
— Хлеб — всему голова. Фашисты хотели взять у нас хлеб огнем и мечом — зубы поломали. А по-доброму, по-мирному мы помогаем после войны и немецкому народу. Советский народ и впредь будет помогать друзьям. Такова наша политика. Спасибо за подарок дружбы!
Вышли на сцену мальчик и девочка с голубыми галстуками. Под звуки горна и бой барабана они отдали пионерский салют. Один из них стал громко говорить:
— Мы счастливы — все учимся. Но среди нас есть и несчастливые. У них война отняла отцов, а у некоторых и матерей. Мы и наши маленькие братики и сестрички хотим, чтобы не умирали больше на войне папы и мамы. Пусть этот голубь не допустит войны.
Пионер передал советскому гостю птицу. Михаил выпустил белого голубя в зал, поднял на руки самого маленького мальчика и сказал:
— Пусть летает голубь мира на воле. Пусть ваша жизнь, дорогие ребята, будет такая же вольная, как жизнь этого голубя. За мир во всем мире, пионеры, будьте готовы!
— Всегда готовы!
Советского представителя обступили девушки. Они принесли гирлянду живых цветов. Эрна обвила гирляндой Михаила и, обращаясь к нему, сказала:
— Радостно вспомнить добрые пожелания советских воинов, которые я услышала в первый день их прихода в наше село. Сегодня мы покажем, какой новью в нашей жизни стали добрые пожелания советских друзей. Восемь кружков художественной самодеятельности покажут, на что способны наши юноши и девушки. В вашем лице, Михаил Елизаров, мы видим советскую молодежь и от души преподносим эти цветы в знак дружбы. Наш горячий привет советскому комсомолу!
Эрна взмахнула руками, и все, встав, запели:
Мир и счастье для свободы,
Вот Германии оплот!
Всем народам честно подал
Руку дружбы наш народ…
Так начался концерт. После вечера Курт Бауэр пригласил советских друзей на ужин. Эрна тоже позвала их к себе. Полюбовно договорились, что Михаил и Вера пойдут в гости к Бауэру и его друзьям-ветеранам, а Тахав — к Эрне и ее молодым друзьям.
