Василий Решетников - Что было — то было. На бомбардировщике сквозь зенитный огонь
Для оперативных консультаций к нашему главкому приставлен начальник штаба Дальней авиации Милонов. После каждого разговора со мной главком вопрошает его: «Он правильно говорит?» Милонов подтверждает мои аргументы и объясняет почему.
Там же, рядом с министром, взволнованно галсирует военно-морской главком Г. С. Горшков. Он упорно убеждает министра, что для удара по кораблю — самые лучшие ракеты именно те, что состоят на вооружении Дальней авиации. Лукавит главком, прекрасно понимая, чем может обернуться вся эта эпопея, и потому, пока не поздно, заранее отводит назревающую беду от себя подальше.
Я пока держусь и каких-либо команд не подаю. Но вот главком ВВС поднимает в воздух прибалтийские ударные самолеты фронтовой авиации. Мечась в рассветной дымке на малой высоте, они наконец с короткой дальности натыкаются на цель, проносятся над нею и, завернув для атаки повторный заход, отбомбили корабль по всем правилам, наделав дыр, не потопив, однако. Но как оказалось, на том повторном, не очень точном заходе им подвернулась совсем другая «посудина» — гражданский грузовой транспорт. Сухогруз завопил «СОС» и скорее потопал к берегу.
Вторая штурмовая группа была удачливей, сработала по цели, но без серьезного для нее ущерба.
Последняя надежда повисла на морской авиации. Те со знанием дела провели разведку, достоверно опознали идущего на полном ходу «мятежника» и заняли боевую дистанцию. Но когда цель была уже «схвачена» и до пуска оставалось пятнадцать секунд, на борт самолетов пришла команда «отставить». Корабль, слава богу, снова был в руках командира.
Так мне и не довелось «отличиться» в борьбе с «мятежниками» ни в Афганистане, ни над Балтикой, не прибавив «ратной славы» советскому оружию.
Правда, спустя четыре года дальние бомбардировщики все-таки «сподобились» разок подмогнуть нашему «ограниченному контингенту». Дело было так. На одной довольно высокой горушке, с небольшим плато, прочно обосновался солидный гарнизон моджахедов. Выбить их оттуда не удавалось никакими силами. Бились над ним изрядно, несли немалые потери, а он к себе не подпускал и крепким огнем контролировал важные узлы коммуникаций и даже подстреливал наши летающие цели. Тогда и возникла задача: «Ну-ка, снимите их с верхотуры, только ночью, чтоб никто не засек Дальнюю над Афганистаном».
Подготовили полчок, подсадили поближе, снарядили под завязку крупными бомбами и всех разом пустили. Ночь выпала мрачная, темная, а сама цель утопала в густых облаках.
Автоматика сработала без ошибок. Плотность бомбового удара по сравнительно небольшой площади не оставляла гарнизону ни малейших надежд на выживание. Он затих и больше себя никак не проявлял. Но эпизод прошел молча, никто не знал действительных результатов удара. Со временем, когда стало известно об отлично налаженной в стане моджахедов агентурной разведке (не в пример нашей), закралось сомнение, а не убрались ли они загодя, оставив нам опустошенное плато?
Под знаком радикальных перемен
Штаб ДА идет на распил. На пике небывалой силы. Новое время.
На излете семидесятых годов была запущена, сначала потихоньку, а затем с набором оборотов, еще одна крупная и болезненная пертурбация, которую вместе с другими пришлось пережить и Дальней авиации.
«Молодой» министр обороны Д. Ф. Устинов вскоре после своего восшествия нежданно-негаданно затеял в войсках крупную организационную перестройку. Уж кто-кто, а его недавний, теперь уже покойный предшественник А. А. Гречко и тогдашний Генеральный штаб очень чутко улавливали малейшие перекосы в организационной структуре, если они исподволь обозначались под влиянием каких-то объективных обстоятельств — то ли появления нового вида оружия или, скажем, изменения взглядов на формы вооруженной борьбы, — и немедленно реагировали на них, так сказать, тонкой регулировкой. Не менее чутки в этом деле были и главкомы. И вдруг — решительная перетасовка. Конечно, сам Дмитрий Федорович, человек всесильный, но в военной области, мягко говоря, неискушенный, был, надо думать, весьма далек от реформаторских заносов. Зато его ближайшее окружение, такие же недавние назначенцы, прямо-таки горели радикальными идеями и, обретя высочайшую поддержку, а, в сущности, свободу действий, не были стеснены ни масштабами их развития, ни средствами.
Есть странная манера у некоей разновидности профессиональных руководителей — любое дело начинать с разрушительных акций всего наработанного их предшественниками, не очень заботясь о реальных последствиях своих прожектов. Перестроечная инициатива, вспыхнувшая под флагом министра, в высших кругах руководящего состава видов Вооруженных Сил поддержки не получила. Последовало давление. Ему навстречу — глухая оборона. Те, кто выступил открыто, были смещены. Среди них — главком ПВО. В ВВС такая судьба постигла начальника Главного штаба, после чего наш главком в последнем споре с кем-то из несокрушимых произнес в трубку раздраженно и зло: «Делайте что хотите». В Главный штаб пришел новый начальник. Человек Генштаба! Теперь дела пошли как по маслу.
Крутая волна ломки и преображений крупно захватила и Дальнюю авиацию. В те годы ее компактная и мобильная, хорошо отлаженная организация не давала ни малейшего повода для каких-либо перетасовок. Но наши воззрения на этот счет не только никого не интересовали, но пресекались в самих попытках их произнести. Если бы только это!
На затеянной по такому поводу целой серии командно-штабных учений нам была предоставлена возможность «убедительно» доказать вопреки собственным взглядам достоинства и преимущества грядущих штатных перемен. В новой игровой роли я, помнится, на тех учениях не преуспел. Все шло по навязанному замыслу, и свернуть было некуда. Да и рискованно. Это как на конвое — шаг влево, шаг вправо…
Напоследок включился главный механизм — исполнительный. Теперь уже исказилась не только структура всей группировки дальних бомбардировщиков, но бесследно испарились управление и штаб Дальней авиации, а главное, нарушилась система боевого управления, связи и связей, заметно пошатнулась боеготовность. В передрягу вверглась немалая доля генералов и офицеров, сначала строевых соединений, а затем и штаба Дальней авиации. Кто-то, не дрогнув от расставания с Москвой, ушел на открытые вакансии в войска, другая часть, не видя лучших перспектив, на исходе служебно-возрастного ресурса сплыла в запас, были и те, кого разобрали по высшим штабам. Но самая крупная группа, заметно просев в должностных категориях, тяжело и грустно рассасывалась в новых структурных образованиях.
Собранный, крепко сколоченный дружный коллектив опытнейших авиационных офицеров — профессионалов высокого класса — вдруг распался, пошел в распыл, образовав мощный вакуум в единой системе управления главной ударной силой ВВС — Дальней авиацией.
Организационная перестройка в масштабах Вооруженных Сил обошлась государству немалыми расходами — миллиардными! Пусть бы и так. Но новая структура никак не приживалась. С каждым годом все больше и острее обрисовывалась ее абсурдность, не клеилось управление, а значит, и все остальное. Что дальше? Из тупика обычно пятятся назад. И спустя 5 или 6 лет, когда Дмитрий Федорович тоже успел уйти в мир иной (державные мужи того времени народу служили до упора), а к руководству пришел обновленный состав, все нововведения были постепенно размыты, а организационные сдвижки возвращены в исходное положение. Не беззатратно, конечно. Примерно по тем же тарифам.
Возродилось и управление Дальней авиации со штабом. Из старой гвардии туда почти никто не вернулся. На их места пришли новые командиры и начальники, молодые, образованные, уверенные в себе — «акселераты»! В отличие от своих предшественников, трубивших на ключевых командирских позициях по 6–8 лет, их наследные питомцы, имея за плечами высшие военные училища и полный курс одной, а то и двух академий, каждую строевую ступеньку преодолевали за два-три года. Им предстояло не только найти «концы» прошлого, чтоб тянуть их дальше, но многое начинать заново.
Хоть и обрела моя Дальняя (так и не освободясь от постигших ее деформаций) некий подобающий ей облик, возрожденная она уже была не для меня. Весь этот промежуток времени, пока дальние бомбардировщики впервые в своей жизни пребывали без собственного управления и штаба, я работал заместителем главнокомандующего ВВС.
Шли восьмидесятые, еще не перестроечные годы. На новом месте, как и следовало ожидать, мне сразу пришлось принять «под свою руку» председательство в доброй дюжине всевозможных комиссий — кратковременных и постоянных, межведомственных и государственных. За редким исключением все они дублировали служебные функции вполне ответственных должностных лиц с их службами и ведомствами и мало чем могли быть полезны для дела независимо от стараний. Но такова была логика управления деловыми сферами, каждая из которых могла оказаться не в меру предрасположенной ко всевозможным срывам и необязательности.
