Митри Кибек - Герои без вести не пропадают
Недовольство наблюдалось и среди части офицеров АК. Из вполне заслуживающих доверия источников Турханов узнал, что группа офицеров обратилась официально к своему командующему Бур-Коморовскому с заявлением в котором констатировалось, что восстание потеряло политический смысл еще в первой половине августа, а теперь потеряло смысл и в военном отношении, из вооруженной борьбы оно превратилось в обыкновенную резню солдат АК и беззащитных жителей Варшавы. От имени многочисленного офицерского корпуса и сотен тысяч варшавян авторы обращения требовали от командующего АК установления немедленного контакта с командующим Армией Людовой генералом Роля-Жимерским.
Все это натолкнуло Турханова на мысль лично встретиться, с генералом Бур-Коморовским и попытаться убедить его в необходимости связаться с командованием Красной Армии. Обстоятельства благоприятствовали встрече. Неделю назад батальоны Адама Краковского и поручика Бохеньского оказались ближайшими соседями. Между ними установились хорошие отношения. Командиры встречались почти ежедневно, разрабатывали планы совместных боевых действий. Пользуясь этим, Владимир Александрович попросил Тадеуша устроить ему встречу с командующим Армией Крайовой. Тот согласился и 10 сентября привел к нему офицера связи.
— Полковник Турханов, майор Межинский, — представил их друг другу поручик Бохеньский. — Прошу любить и жаловать.
— Рад с вами познакомиться, — сказал майор, с поклоном пожимая руку полковника. — Генерал Монтер[25] согласился принять вас у себя в штабе сегодня, в восемь ноль-ноль.
— Я хотел встретиться с графом Бур-Коморовским, — сказал Турханов.
— Ему нездоровится.
Взяв с собой пять автоматчиков, Турханов отправился в путь. Хотя было еще рано, немцы уже начали обстреливать город. Мины со свистом пролетали над головой. Пришлось идти ходами сообщений, которыми были изрыты улицы и площади. Иногда дорога приводила их в подвалы, которые для многих варшавян стали постоянным местом жительства. Тут они спали, ели и даже ухитрялись заниматься домашними делами. Люди ко всему привыкают. В одном подвале, в углу на старом диване, сидели две молодые пары и, не обращая ни на кого внимания, самозабвенно целовались. В другом месте акушерка принимала новорожденного. «Первое, что услышит этот ребенок, появившись на свет, будет, наверное, взрыв снаряда», — с грустью подумал Турханов.
Без четверти восемь они уже были у цели. Дежурный офицер проверил пропуск у майора Межинского, потом, пошептавшись с ним, пропустил Турханова с сопровождающими его автоматчиками без проверки документов. Межинский оставил их в просторной приемной генерала. За тяжелыми портьерами слышались приглушенные голоса. Скоро оттуда вышел полковник Чернецкий. Извинившись, он попросил у Турханова удостоверение личности. Тщательно проверив его, сотрудник разведки АК пригласил советского полковника к пану генералу.
Одновременно с Турхановым через другую дверь в кабинет вошел генерал Монтер. Межинский представил их друг другу. Появились еще два человека: маленький, сухощавый старичок в штатском и католический епископ.
— Прошу садиться! — пригласил хозяин кабинета. Поляки заняли места по одну, а Турханов по другую сторону огромного стола. Наступило молчание.
— Господин полковник имеет что-то сообщить нам, — сказал наконец Монтер. — Мы вас слушаем.
— Господа! — обратился ко всем присутствующим Турханов. — В каком тяжелом положении очутились повстанцы и население Варшавы, вы знаете сами. Хотя командование Армией Крайовой не поставило об этом в известность советские войска, однако, желая облегчить участь повстанцев, войска Первого Белорусского фронта сегодня перешли в наступление в общем направлении на Прагу. Через несколько дней они могут освободить правобережную часть Варшавы.
Лица присутствующих оживились. Епископ что-то зашептал, перебирая длинными пальцами четки. Маленький старичок повернул голову к востоку, словно прислушиваясь, не раздаются ли там звуки артиллерийской канонады.
— Но немцы при отступлении могут взорвать мосты через Вислу. Это может надолго задержать дальнейшее продвижение советских войск.
— Что вы предлагаете? — спросил генерал.
— Внезапным ударом Армии Крайовой и Армии Людовой захватить эти мосты у немцев и удержать их до подхода наступающих частей Красной Армии.
— То есть вы предлагаете сотрудничество двух армий — Армии Крайовой и Красной Армии? — спросил Монтер.
— Не двух, а четырех: Красной Армии, Армии Крайовой, Армии Людовой и Войска Польского, одна из дивизий которого в настоящее время наступает на Прагу.
— Такому сотрудничеству должно предшествовать решение политических проблем. Имеете ли вы полномочия для ведения переговоров по политическим вопросам? — спросил худенький старичок.
— Нет, не имею, — ответил Турханов. — Но никакие переговоры мосты через Вислу не спасут. Чтобы их сохранить, надо действовать немедленно.
— Но мы должны знать, во имя чего действовать. Может ли командование Красной Армии гарантировать беспрепятственное прибытие в Варшаву правительства Польши, возглавляемого премьер-министром Станиславом Миколайчиком?
— Советские войска, в том числе и партизаны, имеют твердое указание не вмешиваться во внутренние дела Польши.
— А у нас есть все основания сомневаться в этом. Через линию фронта к нам доходят сведения о том, что Красная Армия, очистив тот или иной район от немецких войск, всю власть на местах передает в руки люблинских самозванцев. Не случится ли нечто подобное и в Варшаве, если по мостам, которые вы нам предлагаете отбить у немцев, ворвутся в город советские войска? — спросил человек в штатском.
— Вместе с советскими войсками наступают дивизии Первой армии Войска Польского под командованием генерала Берлинга. По-моему, этот вопрос уместно было бы адресовать генералу Берлингу, — ответил Турханов.
— Так называемая Первая армия Войска Польского подчиняется Польскому комитету национального освобождения, который мы не признаем. Поэтому мы не можем иметь с ними никаких отношений, — решительно заявил старик.
— Все это — ваше внутреннее дело. Мне хотелось бы услышать ваш ответ на мое предложение о совместных действиях по захвату и удержанию до подхода советских войск мостов через Вислу.
Поляки посмотрели на Монтера, но тот молчал. Тогда заговорил служитель культа.
— Все мы ходим под богом, — произнес епископ, воз дев руки к небу. — Он один знает, как поступать польскому народу. Господь бог добр, нет предела его милостям. Мы ему помолимся, и он не оставит нас в беде.
На этом переговоры закончились. Все встали. Сделав общий поклон, Турханов вышел в приемную, где его ждали автоматчики. Они уже направились к выходу, но генерал Монтер задержал Турханова.
— Поручик Бохеньский нам рассказывал, как ваши люди спасли не только его семью, но и крестьян ближайшей деревни. Мы благодарны вам за это. Хотелось бы, чтобы наша встреча не была последней, — сказал он вежливо.
— Я уверен: господь, бог сделает так, как вы захотите, — улыбнулся в ответ Турханов. — Честь имею кланяться!..
На улице партизаны заметили необычное оживление. Люди смотрели на восток, откуда доносился гул артиллерийской канонады. У одних лица озарялись надеждой, у других в глазах появился страх. Наблюдая за варшавянами, Турханов заметил странную пару — стройного офицера Армии Крайовой, стоявшего к нему спиной, и бедно одетую молодую женщину, у которой на пальцах сверкали бриллиантовые перстни. Фигура офицера показалась ему знакомой, а женщина обращала на себя внимание не только бриллиантами, но и тем, что в правой руке держала шкатулку из красного дерева, на крышке которой была изображена Спасская башня Московского Кремля. Уловив на себе взгляд Турханова, женщина что-то шепнула своему собеседнику, и тот сразу смешался с толпой и исчез. Тогда странная особа подошла к Турханову.
— Здравствуйте, пане полковник! Как я рада видеть вас! Боже мой, как я счастлива! — заговорила она по-русски, но с сильным акцентом. — Разрешите представиться. Я — дочь известного польского коммуниста Голембы. Зовут меня Ружичкой. До роспуска Компартии Польши отец мой был членом ЦК партии и в начале тридцатых годов работал в Исполнительном комитете Коминтерна в Москве. Перед смертью он попросил меня передать вот эту шкатулку первому советскому офицеру, который появится в Варшаве. Возьмите ее и перешлите в Москву. Там весьма ценные документы и фотопластинки с негативами из личного архива моего отца. Они проливают свет на многие стороны деятельности распущенной в тридцать восьмом году Компартии Польши.
Шкатулка была довольно тяжелой. Полковник хотел открыть ее, чтобы убедиться, действительно ли там находятся только письменные документы и фотопластинки, но женщина сказала, что ключ забыла дома и открыть ее можно лишь ножом. Мелькнуло подозрение, не вложена ли в ящичек адская машина. Турханов приложил его к уху, но тиканья часового механизма не услышал. «Хорошо, проверим после», — подумал он и, пообещав женщине выполнить ее просьбу, поспешил в батальон.
