Мумтоз Мухамедов - Вслед за героем
— Почему не доложили об этом по телефону? — спросил капитан связного.
— Кабель оборвался. Сейчас ищут место обрыва.
Командир роты молчал, как бы обдумывая ответ. Лебедев посмотрел на часы.
— Капитан, — сказал он, — распорядитесь, чтобы лейтенант Бобров по-прежнему вел тщательное наблюдение за противником, огня не открывал и ожидал дальнейших распоряжений.
Когда связной покинул подвал, нам показалось, что с его уходом ушли и последние звуки перестрелки. Но это была уже не та мирная тишина, которая была ранним утром. Чувствовалось, что эта тишина не долговечна и первый выстрел может так всколыхнуть ее, что вокруг начнет бушевать ад кромешный.
Лебедев снова посмотрел па часы. Помолчал, вынул массивный серебряный портсигар с замысловатым вензелем на крышке и угостил нас хорошими папиросами.
Голубоватый ароматный дымок наполнил наш подвал запахом мирного, уютного жилья. Исчез кислый запах махорки, давно немытого тела и видавших виды солдатских портянок.
— Лейтенант! — обратился ко мне полковник. — Могу вам предложить место в интересной боевой экспедиции.
Наблюдая за тем, какое впечатление произведет на меня его предложение, полковник после короткой паузы продолжил:
— …Экспедиции в расположение батальона майора Абдурахманова.
Я не мог сдержать радостного восклицания.
— Это как раз то, что мне нужно, товарищ полковник. Это мое редакционное задание…
— Отлично. Теперь это будет не только редакционным, но и боевым заданием.
Прогудел хрипловатым голосом телефонный зуммер.
Мы прислушались.
— Лейтенант Бобров докладывает, что связь восстановлена, — сообщил телефонист, прикрывая широкой ладонью телефонную трубку.
— Я сейчас сам поговорю, разрешите, товарищ полковник.
Лебедев кивнул головой.
— А мы с вами поднимемся наверх, — сказал он мне, — и посмотрим из-за вашего укрытия на ту панораму, которой вы недавно любовались.
У дверей мы встретили Андронова и Мадраима. Они о чем-то говорили с молодым подтянутым солдатом, судя по свежему виду обмундирования, шофером или ординарцем полковника. Полковник Лебедев сам был всегда подтянут и аккуратен и любил, чтобы все его подчиненные были такими же. Наши разведчики, как по команде, щелкнули каблуками.
— Здравия желаем, товарищ полковник.
— Здравствуйте, товарищи, — ответил он, подошел к ним и протянул руку. — Поздравляю с прекрасным выполнением боевого задания. Результаты вашей разведки отличны.
Андронов и Мадраим, конечно, не раз слышали слова одобрения и похвал от своих командиров. Но сейчас им довелось выслушать похвалу от самого полковника Лебедева, храброго офицера, за которым числилось немало боевых подвигов. Разведчики смущенно улыбнулись. Видно было по всему, что Андронову, нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу, хотелось о чем-то сказать.
— С вашего разрешения, товарищ полковник…
Лебедев вопросительно взглянул на Андронова.
— Слушаю.
— Сколько лет воюю, а в такой разведке еще не был. Мальчишкой еще в книжках читал, что в 1812 году наши партизаны таким манером в плен подмороженных французов брали. Да деды говорили, что в турецкую кампанию так же вот турок водили, только им пуговицы у штанов отрезали…
— Времена меняются, — улыбнулся полковник, — но вы не осрамили своих дедов. — И он так заразительно засмеялся, что мы все дружно подхватили его смех.
Быстро взбежавший по ступенькам капитан Александров оглядел нас:
— Лейтенант Бобров доложил, что в лощине против его позиции быстро идет накопление боевой силы и техники…
— Что говорят командиры других взводов?
— Пока молчат…
— Отлично…
Полковник присел на корточки и, вынув из планшетки карту, сказал:
— Можете ли вы мне на этой карте отметить позиции лейтенанта Боброва и знаменитую лощинку?
Александров быстро нашел нужное место и очертил его красным карандашом.
— Теперь синим карандашом с наибольшей точностью отметьте позиции вашей роты.
Когда все было сделано, полковник аккуратно свернул карту, положил ее в карман и направился к груде битого кирпича, с которой я недавно любовался обманчиво-мирным ландшафтом. Теперь солнце стояло выше, лучи его щедрее поливали землю, и от этого все краски на ее поверхности стали ярче и гуще. Осмотр длился недолго. Лебедев круто повернулся к Александрову и короткими словами приказа сказал:
— Продолжайте упорно держать оборону. Огонь открывать только в крайнем случае. Ваше молчание нагоняет на гитлеровцев больше страха, чем огонь сотни орудий. Скоро мы вам поможем…
И вдруг, после секунды молчания, тихо и ласково спросил:
— Устали?..
Серые глаза Александрова, до того спокойные и усталые, вдруг вспыхнули горячими искрами.
— Никак нет, товарищ полковник.
По-моему, Лебедев не поверил ему. Однако он строго по-солдатски погасил улыбку и, крепко пожимая руку капитану, так же тихо, но твердо произнес:
— Молодец!.. Лейтенант, за мной. Теперь вы числитесь за экспедиционным корпусом.
Быстрым шагом он направился в сторону сада, к своей машине.
— Желаю успеха, товарищ капитан, — сказал я на прощанье Александрову.
Больше мне сказать ничего не пришлось, потому что в дверях появился старшина Сметанин и громко закричал:
— К телефону, товарищ капитан! Срочно зовет лейтенант Бобров…
Быстро спускаясь по ступенькам, Александров обернулся и, помахав мне рукой, крикнул улыбаясь:
— И вам — ни пуха ни пера!
На броне танка
Новую запись в своем дневнике начинаю с того, что я снова у разбитого корыта. Позднее опишу нашу «экспедицию», то есть танковый десант, который через пробитую нашей артиллерией брешь прошел на помощь Абдурахманову.
…После всего пережитого чертовски хочется отдохнуть. Но разве можно рассчитывать на память, если завтра новые яркие впечатления могут стереть волнующие события ушедших суток.
«Итак, я у цели», — не без самодовольства думал я, пробираясь к полуразрушенному дому, занятому командным пунктом Абдурахманова.
Наконец я на командном пункте Абдурахманова. В этом не может быть никакого сомнения, потому что передо мной стоит его ординарец, пожилой, крепко сколоченный узбек. Видавшая виды пилотка сдвинута на самый затылок, на манер тюбетейки, а густые с проседью усы тщательно подстрижены над верхней губой. Русская речь у него плохо клеится, и мы говорим по-узбекски.
Но с первых же слов сердце мое охватывает чувство разочарования: оказывается, я сегодня так же далек от неуловимого майора, как и вчера, — Абдурахманов с группой автоматчиков отправился вперед.
— Куда?
Ординарец пожимает плечами и разводит руками:
— Майор не докладывает ординарцу. Об этом лучше расскажет старший лейтенант Головня… Он и остался за командира. А сейчас, товарищ лейтенант, вам не помешает для подкрепления выпить пиалу настоящего зеленого чаю.
Я с удивлением посмотрел на ординарца, а тот, как ни в чем не бывало удаляется в соседнюю комнату и буквально через несколько секунд приносит пиалу, наполненную горячей, дымящейся светло-зеленой ароматной жидкостью.
Гостеприимный ординарец действует быстро: рядом с пиалой появляется пачка галет и горсточка изюму.
— А вот ташкентских лепешек в нашем хозяйстве нет, — говорит он, как бы извиняясь, и, подойдя к двери, останавливается, прислонившись к косяку.
Я поблагодарил его и, сделав несколько глотков, стал ждать, что еще расскажет ординарец. Ждать не пришлось. Он был рад поговорить на родном языке.
— Для русских у меня всегда есть черный чай. Кок-чай они не любят… У каждого народа свои привычки. Вот немцы, говорят, один кофе пьют. Эх-хе-хе! А что может быть лучше плова из жирного барашка и пиалы зеленого чая или кисточки винограда… На прошлой неделе нам в трофейном порядке достался жирный барашек — рису не было. Сейчас рис есть — барашка нет, моркови нет… А из того барашка я такой шашлык сделал, что все, кто ел, до сих пор хвалят меня.
— Вы, что же, поваром раньше служили? — полюбопытствовал я.
— Никогда в жизни поваром не работал, — засмеялся ординарец. — Я раньше был известным человеком в Узбекистане. В газетах писали, портрет печатали. Мое дело — хлопок. Мое звено меньше сорока центнеров с гектара никогда не собирало. А если тридцать, так это уже позор всему звену.
— А вот за войну, — продолжал ординарец, — много специальностей переменил. Сначала был бронебойщиком, потом сапером. А вот к майору Абдурахманову попал, тут он меня за пулемет посадил. В пулеметчиках я и тяжелое ранение получил. А после госпиталя потянуло меня опять к родным гвардейцам. Только уже прежней сноровки не стало. Тут майор меня к себе определил…
— Ну, как чай? — вдруг оборвал он свое повествование.
