Иван Наумов - Мальчик с саблей
Два тяжелых бронированных джипа, позаимствованные для сегодняшнего дела у «авторитетов» в алтинских городах, прорвались до первых домов, но там получили по нескольку гранат и теперь коптили небо.
Попытка прорваться вдоль реки тоже не дала ничего, кроме потерянных машин и людей.
Быстро войти в город не получилось, и Халиму оставалось только перестреливаться с русскими и ждать, что люди Ишты ударят с тыла…
А Ишта в это время бежал по пустынной улице, всаживая короткие очереди в каждое окно и едва успевая менять рожки. От его людей не осталось и четверти.
Им удалось прорваться только через Суховраг, перебив на своем пути всех до единого. Но среди поверженных врагов Ишта увидел только алтинцев, и это было страшно. Он бежал по улице впереди своих людей, стреляя во все стороны, по каждой тени, но казался себе маленькой, ничтожной букашкой, ползущей по стеклу, в то время как сверху за ней следит огромный, мутный, весь в старческих прожилках глаз.
А когда пуля из ниоткуда опрокинула его в грязь, то лишившиеся предводителя «землемеры» остановились, и сначала кто-то один бросился назад, к спасительному оврагу, а потом еще один, и еще…
На восточной окраине бронетранспортеры, до этого стоявшие в глубине дворов, выкатились чуть вперед и за минуту сократили автопарк «землемеров» на пять единиц. Ответный залп дал результаты — один «бэтээр» задымился и встал, но это уже не могло изменить общей картины. Кому повезло, те догоняли уходящие машины, цеплялись за борта, прыгали на подножки; кому нет — тем предстояло самостоятельно решать, как добраться до гор.
Шум в эфире стоял страшный, но сквозь помехи можно было разобрать:
— Шестой, отзовитесь, Шестой…
— Здесь Шестой, — закричал Тайга, — кто на связи?
— Капитан Вольховский! Товарищ майор, город атакован, периметр держим, где вы?
— Володя, ты слышишь меня? Схрон, где мы часовых поставили… Сними пост, пусть дружина Салана заберет оружие! Срочно!
— Так точно! — странно ответил Вольховский. Не «Есть!», не «Слушаюсь!», а «Так точно!»
— «Бэтээры» не на ходу, — сказал Тайга, — со мной пятнадцать человек, мы на Полуденном перевале…
В этот момент бронемашины итальянцев пришли в движение.
— Скаппа, Скаппоне! Дай![5] — заорал Тайга, вдруг вспомнив словечко из кривцовского досье.
И бросился наперерез джипу, вопя уже по-русски:
— Беги, трусливая макаронина! Сиди в своей задрипанной пиццерии, нагуливай брюхо, трави байки! Жри свою паннакотту с профитролями!
Машина затормозила, едва не ударив Романа бампером по ногам.
— Что ты хочешь от меня? — зло крикнул Скаппоне. — Кто ты такой, чтобы меня останавливать?
— На мирный город, — Тайга ткнул пальцем в сторону Плешина, — напали вооруженные люди, намеренно и организованно. И они попытаются скрыться с места преступления — через этот перевал. Помоги перекрыть им путь!
— У меня нет такого приказа. Разговор окончен.
Скаппоне махнул рукой водителю. Тот сдал назад и объехал Романа.
— Капитан! Нэй секоли федэле![6] — крикнул Тайга вслед, и вдруг джип остановился.
Несколько секунд Скаппоне сидел, опустив голову, сгорбившись, будто его ударили в солнечное сплетение. Потом обернулся и укоризненно покачал головой.
Вышел из машины. Оглядел пологие лесные склоны, дорогу, рассекающую луг, зачем-то посмотрел на небо.
— Слишком просторно, — сказал он. — Слишком мало людей. Эту дорогу не перекрыть.
— Вызови своих, — сказал Тайга. — Связь вроде появилась. Вызови французов. Вызови всех. Миротворческие силы атакованы. У тебя вполне понятный повод.
Истекали последние мгновения тишины.
За пятнадцать минут не возвести инженерных сооружений, не построить баррикаду в сто метров длиной. Можно отрыть полуокоп саперной лопаткой, но в такой местности толку от него — чуть.
Тайга обошел позиции всех бойцов, вспоминая подробности предрассветного боя. Фланги не удержать в любом случае, значит, задача — продержаться до подхода подмоги. Скаппоне сказал, полтора часа. Значит, теперь уже час десять.
Хорошие ребята, подумал он сразу про всех — и про своих, и про итальянцев. Никто не задает лишних вопросов: зачем мы здесь и что пытаемся защитить в чужой стране.
Удачно, что есть возможность сделать это? Пожалуй, да!
Удачно… Это слово вдруг вернулось к Роману прохладным ветерком. Удача так благоволила ему в последние дни. Потерялось оружие — и тут же нашлось. Да еще и с довеском в несколько сотен стволов. Поехали наркоторговцев ловить, а вышли в тыл вооруженной банде…
Тайга верил в удачу, но не доверял случайным стечениям обстоятельств. А то, что рассказал Скаппоне, пока по «бэтээру» не залепили из гранатомета, лишь подтверждало: случайностей не бывает. В странном человеке, наблюдавшем за «землемерами» в главном городе французской зоны контроля, нельзя было не узнать Кривцова. Такой же следователь, как Охрименко балерина.
Мысль, что его, майора Тайгу, дергают за веревочки, подводя к каким-то решениям, сначала показалась унизительной. Что они хотели, все эти кривцовы? Передать «ничейное» оружие тополинцам? А если бы его, Романа, утром убили в горах, тогда что? Кто отдал бы такое распоряжение? Хотя, наверное, капитана Вольховского и уговаривать не пришлось бы… Кто-нибудь да остался бы за крайнего и, если что, ответил за преступный приказ…
Чисто, не подкопаешься, в три слоя замазано… Сначала можно сказать, что никакого «конфискованного» оружия не было — только то, что вернулось в гарнизон. Его и видел-то один Салан, наверное. Докажут, что было — так чье оно? Таких стволов — от Зимбабве до Гондураса… Конфискат — на то и конфискат, на этот вопрос можно просто не отвечать. А кто раздал его гражданским? Майор Тайга по собственному разумению… За что и направлен в звании младшего лейтенанта служить в места, созвучные его фамилии…
Нет, не о том думаешь, Тайга! Ты что, жалеешь, что велел отдать оружие плешинцам? Ни секунды! Так сочти за счастье, что твои внутренние желания «совпали» с интересами твоей страны. А то, что рот у страны заклеен, что не смеет она сказать вслух, чего хочет… Значит, сумей догадаться сам! И ответственность бери на себя.
Пыльные столбы на дороге — внизу, в Горсти, — возвестили о том, что время раздумий истекло. Тридцать? Сорок машин? Остатки «землемерской» банды.
Тайга ободряюще помахал итальянцу, расположившему своих карабинеров в подлеске на противоположном склоне. Тот не ответил — наверное, не увидел.
Когда Эзра выпустил последний патрон, то понял, что руки перестают его слушаться. Он отставил винтовку, привалился виском к холодному камню мерлона и закрыл глаза.
А потом поднялся, надел очки и долго смотрел с башни, как выбираются из города и отступают, уезжают, бегут крохотные человечки и как другие человечки бегут за ними вслед, и стреляют, и первые падают…
Часовщик аккуратно сложил плед и хотел убрать его в сумку. Но ему снова попался сложенный в несколько раз кусок ткани. Эзра достал его и осторожно развернул. Флаг Тополины средних размеров, из тех, что в ходу у футбольных фанатов, затрепетал в его руках.
Флагшток на башне, пустовавший несколько лет, совсем заржавел. Колесико, удерживающее тонкий тросик, провернулось со скрипом.
Эзра посмотрел на свои дрожащие пальцы и стал искать, с какой стороны у флага завязки.
Тайга лежал, упершись макушкой в живот итальянца. Вместе с сознанием вернулась боль. Роман попробовал пошевелиться и понял, что руки заломлены за спину и связаны накрепко чуть ли не в локтях.
Не продержались. До последнего казалось, что шансы остаются. И когда одна за другой лопнули, как тыквы, бронемашины карабинеров. И когда замолчал пулемет Охрименко, выставленный сильно выше основных позиций для прикрытия фланга.
Дорога из Горсти превратилась в свалку горящего железа, луг и подлесок пестрели крапинами неподвижных тел.
Даже когда не осталось никаких позиций, когда все тревожно затихло с итальянской стороны, а на этой завязался ближний бой, смертельные пятнашки в пронизанном солнечными лучами утреннем лесу, то все еще казалось: отобьемся!
Не отбились.
— Будь спокоен, — сказал Тайга итальянцу, — они обменяют тебя на… на…
— Хорошая шутка, — сказал Скаппоне. — Расскажу ребятам при случае.
Они лежали в подлеске, на крутом восточном склоне. То тут, то там раздавались одиночные выстрелы — «землемеры» деловито добивали раненых солдат.
— Знаешь, Роман, — негромко сказал итальянец, — произошло что-то странное. Слишком быстро, в один момент, все изменилось. Были лоскутки, а стало одеяло.
Бредит, подумал Тайга. Но спросил:
— Это хорошо или плохо?
