Василий Милютин - Лаг отсчитывает мили (Рассказы)
И все же должен бы он почувствовать, как ждет его старый моряк, как тянется к нему своим огрубевшим, тоскующим сердцем.
Сегодня Печуров встретил Снастева перед выходом корабля в море, чумазого, разгоряченного: только что выскочил из котельного отделения, где уже истошно выли форсунки.
— Здравствуй, Саша!
— Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга! — Потное лицо осветилось улыбкой. — Вы с нами идете? Это хорошо.
Как ему сейчас там? Наверное, вымотался вконец. Тут и привычным невмоготу.
За рябым от брызг стеклом мелькнула яркая звездочка. Погасла, снова зажглась.
— Маяк на острове, — пояснил Струев. — Пойдем в пяти милях от него. Ближе нельзя: глубины ненадежные.
— Добро! — отозвался Печуров.
Качка несколько уменьшилась. Участились щелчки лага, значит, корабль прибавил скорость.
В это время на мостик поступил доклад: в первом котельном пробило фланец паропровода питательного насоса. Печуров вслушивается в телефонный разговор командира корабля с инженер-механиком. Нервничает, сердится капитан-лейтенант. Понятное дело: молодому командиру хотелось показать свой корабль старшему начальнику с самой лучшей стороны, а тут неполадки…
Тревожная мысль пронеслась в голове: первое котельное — ведь это где Саша…
Комдив поднялся с кресла:
— Командир, я пройду туда. Взгляну, как матросы справляются.
Опустившись по трапу в коридор, Печуров открыл дверь. Ледяные брызги хлестнули в лицо. Горой навалилась волна, покатилась по палубе. Офицер нащупал шторм-леер и, не выпуская из рук туго натянутого каната, побежал вслед за волной.
В первом котельном уже наведен порядок. Когда глаза, привыкшие к темноте, перестало резать от яркого света, офицер увидел Снастева. Матрос весел, возбужден. Перекрывая рев турбовентиляторов и визг форсунок, звенит его голос:
— Ох, здорово получилось, товарищ капитан первого ранга! Как дунуло паром из-под фланца, здесь ничего не видно было. Сплошной туман. И свист такой, что оглохнуть можно. Дышать нечем, жжет. Но ничего. Старшина разом пар выключил. Мы не стали дожидаться, когда труба остынет, разобрали фланец, заменили прокладку. Дружно работали, потому и быстро так.
«Мальчишка мальчишкой, — тепло подумал комдив. — Видно, изрядно напугался вначале, а сейчас счастлив, что преодолел страх и оказался не хуже других».
— Погоди, а что у тебя с лицом? — спросил он, заметив, что у парня огнем пылает одна щека.
— Чепуха! Парком немного прихватило, когда гайки отвинчивал.
— Руки тоже?
— Да совсем малость.
— Ну-ка, живо в лазарет!
— Да что вы…
— Выполняйте приказание! — уже строго оборвал Печуров. Он проследил, как матрос скрылся за стальной дверью, потом подошел к старшине, такому же молодому парню, как и Саша, поблагодарил его за быстрое устранение повреждения.
Когда Печуров выбрался на верхнюю палубу, его накрыло волной. Схватившись за штормлеер, он устоял. Но вот шипящий, пенистый холм унесся в темноту, и тогда в ноги ткнулось что-то мягкое и тяжелое. Офицер едва не упал.
Торопливо ощупал рукой. Под пальцами мокрое сукно. Послышался кашель.
— Кто это?
— Рассыльный, матрос Жестев, — проговорил мокрый ком, подымаясь и продолжая кашлять и отфыркиваться.
— Что вы тут делаете?
— Вас сопровождаю.
— Значит, меня оберегаете? Ну, ладно, герой, хватайтесь за леер и не выпускайте его больше. Сейчас новая волна ударит.
Посмеиваясь про себя, капитан первого ранга весь путь по верхней палубе поддерживал матроса под руку. За этими птенцами только гляди! И все-таки вдвоем куда спокойнее себя чувствуешь среди грохота шторма.
— Кто вас послал?
— Командир корабля. Он приказал никого в одиночку не пускать на верхнюю палубу.
— Правильный приказ, — одобрил Печуров.
«А Сашу я послал одного», — пронеслось в сознании. Вбежав на мостик, Печуров, встревоженный, попросил Струева:
— Проверьте, прибыл Снастев в лазарет?
Матроса там не оказалось. Объявили поиски по всему кораблю. Все свободные от вахты были подняты на ноги. Обшарили каждый уголок. Матрос Снастев исчез.
Не дожидаясь распоряжения командира дивизиона, Струев развернул корабль на сто восемьдесят градусов. Печуров застыл на крыле мостика, сухим, немигающим взглядом уставившись в море. Лучи прожекторов рассекали тьму. В их свете волны казались непрерывно пересыпающимися сугробами снега. Это впечатление усиливалось тем, что ветер срывал гребни волн, и водяная пыль стелилась над морем, как поземка над заснеженной степью. Никогда еще Печуров не видел моря таким жутким.
Вспомнился ему тот страшный летний день сорок первого года, когда подорвался на мине сторожевик, на котором они служили с Ильей Снастевым. Они, молодые лейтенанты, так гордились своим кораблем, который и в то трудное время успел прославиться боевыми делами. И вдруг этот нелепый взрыв. Через минуту на месте стремительного, грозного корабля на поверхности моря расплывалось огромное пятно мазута, в котором плавали люди. Спасательные пояса — вот все, на чем они держались. Илья еще ругался, что на его поясе порвалась лямка. Моряки помогали друг другу. Потом нагрянули вражеские самолеты и, низко кружась, стали поливать свинцом измученных людей. Пуля впилась Печурову в руку. Илья, разорвав свою рубашку, мокрую, черную от мазута, кое-как в воде перевязал ему рану. А потом все пропало — и Илья, и предательски ясное голубое небо с зловещими тенями «юнкерсов». Печуров очнулся, когда над морем уже полыхал закат, и все вокруг было залито его кровавым светом. На воде держалось всего несколько человек. Никогда не забудет Николай их черных, словно обугленных, лиц, на которых, как раны, краснели изъеденные мазутом глаза. Люди по-прежнему поддерживали друг друга. Николай, ослабевший от потери крови, не захлебнулся потому, что на нем оказалось два спасательных пояса. У одного из них не хватало тесемки. Это был пояс Ильи Снастева.
Ночью моряков подобрал наш катер.
Выписавшись из госпиталя, Николай первым долгом отыскал жену Ильи, студентку Лену. Она ожидала ребенка. Помогал ей, а потом и ее сынишке чем мог. В них он видел родных людей. А сколько счастья доставлял ему маленький Сашок! Мальчуган, повзрослев, потянулся к морю; любит он его так же, как любил отец.
И вот теперь он потерял Сашу. Что скажет Лене? Склонив голову, стоит на крыле мостика пожилой капитан 1 ранга. Никто не знает, что переживает он, какая адская боль стиснула его сердце.
Корабль делает галс за галсом. Прожекторы ощупывают поверхность моря. Но разве просто найти человека в этом кипящем месиве?
Дай волю Печурову, он гонял бы здесь корабль час, два, сутки, неделю. Но каким бы ни было горе, военный человек обязан подчиняться приказу. И просто рассудку. Печуров отогнул рукав реглана, посмотрел на часы. Поиски длятся уже тридцать минут. Если человек не захлебнулся сразу, его убил за это время холод: над океаном осень. И еще… Он не может забывать, что корабль ждут люди, которым грозит гибель. Десятки людей ждут помощи.
К капитану 1 ранга приблизился командир корабля.
— Хороший матрос был, — тихо произносит он.
— Для меня он был как сын, — столь же тихо говорит комдив. — Его отец спас мне жизнь.
Оба замолчали. Наконец Струев спросил:
— Что будем дальше делать?
— Ложитесь на заданный курс.
— На заданный курс? — не понял капитан-лейтенант. — А поиски?
— У нас есть приказ. Он должен быть выполнен. Распорядитесь.
Ушел капитан-лейтенант. Печуров остался на крыле мостика один. Совершенно один. Такого безысходного одиночества не знал он прежде. Погасли прожекторы. А старый моряк все смотрит и смотрит в ревущую, стонущую темноту. Что он видит в этой пустоте? Чего он ждет? Чуда?
С жалостью и тревогой поглядывает командир корабля на неподвижный силуэт на крыле мостика…
Уже рассветало, когда Струев, распахнув дверь, крикнул:
— Нашелся Снастев!
Печуров непонимающе взглянул на него. Смысл слов дошел не сразу.
— Мертвый? — с трудом разжал губы комдив.
— Живой! В лазарет отнесли.
— Где нашли? Когда? — сыпал вопросами Печуров, а сам не слушал ответов — торопился вниз.
Капитан 1 ранга всматривается в бледное лицо юноши, лежащего на постели.
— Саша!
Тот открывает глаза. Серые, улыбающиеся глаза под сросшимися бровями. Сейчас он еще больше похож на Илью Снастева.
— Перепугал я вас всех…
Он сбивчиво рассказывает, что произошло. Волна настигла его на шкафуте. Он сильно ударился головой обо что-то, от боли выпустил из рук штормлеер. Еще бы немного— и оказался за бортом. Но, собрав остаток сил, дополз до какой-то двери, открыл ее. Очередная волна ударила в дверь, и его отбросило в глубь помещения. Больше он ничего не помнит.
