Владислав Смирнов - Ростов под тенью свастики
В. ГАЛУСТЯН. В парке имени Революции лежали два человека в стеганках, наверное, партизаны. Ран не было видно, а около дерева была лужа крови. И голодная худая овчарка лизала эту кровь. Ужас!
Е. КОМИССАРОВ. На следующий день после вступления немцев в город все затихло. За нашим забором соседка обнаружила большую гранату, наверное, противотанковую. И стала сдуру в нее камни бросать, чтобы обезвредить. Бросит камень и присядет за забор. Ждет. Хорошо, что отец эти игрушки увидел и дал ей по шее.
В. ЛЕМЕШЕВ. На берегу Дона лежало много наших бойцов, не успевших переправиться. Там у моста мы нашли пулеметчика. Он, видимо, прикрывал отступление. Руки у него так и остались на «Максиме». Его почти затопило водой. Никто мертвых не убирал.
В. АНДРЮЩЕНКО. Все мы были уверены, что Ростов будут оборонять серьезно. Об этом много говорили. Отец, Дмитрий Иванович, а он служил в Ростове, как-то за ужином, когда собралась вся семья, сказал, что будем стоять до последнего. И посоветовал нам перебраться в центр города, к родственникам, так как предполагал: бои будут идти на окраинах города. А родственники наши жили на Ворошиловском проспекте. Оставили мы деда дом охранять и пошли ночью. Как раз в это время начались уличные бои. Их было немного, но они были. Летели трассирующие пули, горело здание радиокомитета. И мы решили возвращаться домой: зачем лезть в такое пекло? И вот по дороге обратно я видел много наших убитых солдат. Лежали казаки с красными лампасами, лошади.
Е. КОМИССАРОВ. Самое страшное было то, что позади нас, на соседней улице, расположилась немецкая батарея. Наши были в Батайске. Немецкая батарея и наша из Батайска нащупали друг друга и устроили артиллерийскую дуэль. И самое поганое то, что стреляли ночью. Видимо, засекали друг друга по вспышкам выстрелов.
Сидим с соседями в блиндаже и томимся от страха. Шандарахнет немецкая батарея, и слышно, как снаряды уходят: ко-ко-ко! Считаем: раз, два, три. Примерно на двадцатом счете слышим в Батайске взрыв. Прислушиваемся к ответному выстрелу. Опять считаем. На двадцатом счете — свист первого снаряда. Спиной чувствую, как снаряд входит в землю. Он не взрывается сразу. Свист обрывается. Мгновение тишины. Взрыв! Все вокруг мощно встряхивается. На крышу блиндажа сыплется земля. Взрывная волна проникает в блиндаж и тушит свечу… Второй снаряд, третий… Соседка начинает причитать. Отец рявкает на нее: и без того тошно. Опять бьют немецкие пушки. И все сначала.
Утром вылезаем на улицу и видим: здесь дома нет, тут дом разрушен. Копошатся люди. Вытаскивают убитых, раненых. Убитых нашими же снарядами.
На улице, двумя кварталами в сторону, стоял дом, в котором в 1935 году наша семья квартировала. В дом попал снаряд. Двое убитых. Хозяйка тетя Нюся и ее отец. Она лежала на кровати больная. Взрывом кровать скрутило и ножкой проткнуло тете Нюсе живот. Ее отцу снесло череп. Потолок забрызган его мозгами. Золовка с грудным ребенком стояла у горящей печи. Их засыпало горящими углями. Ребенка она прикрыла собой. А ей досталось. Перенесли ее к нам домой. И мама пинцетом вытаскивает из ее спины уже остывшие угли. Хозяин дома уцелел. Успел выбежать на крыльцо, взрывной волной его перебросило на соседний двор.
Остро стояла проблема похорон. Отец с трудом достал телегу и под жестким артобстрелом тащился на кладбище. Телеги с убитыми жителями довольно часто попадались на глаза. Поразила воображение одна из них, доверху груженная трупами. Телегу тащила кляча. Болтаются головы, свисают руку, босые ноги… Восковые лица… И я никак не мог этого осмыслить.
Ш. ЧАГАЕВ. Я жил на улице Дальневосточной. А двумя улицами выше, на Профсоюзной, стояло много немецкой техники: тягачи с тяжелыми пушками. На Профсоюзной были расквартированы артиллеристы и водители. Оккупанты вели себя нагло, шарили по домам, забирали все, что им нравилось, приставали к молодым женщинам. Там жила одна старуха — Варвара Ивановна Хренова. На улице ее недолюбливали за крутой, желчный нрав и прозвали Хрениха. У нее в доме стояли пять водителей тягачей. Всем казалось, что она с немцами обходилась лучше, чем со своими соседями. Оккупанты принесли с собой мешок муки, бидон растительного масла и тушу забитого поросенка. Варвара Ивановна была не из робких и потребовала от немцев дров и угля. Те, недолго думая, съездили на ближайший завод «Вулканид» и привезли топливо. Хрениха стала им готовить и часто угощала пирожками.
Позже мне попала в руки фотография. На ней изображены были пятеро немцев, они играли в карты. И надпись на обороте: «Ноябрь 1941 года, Профсоюзенштрассе». Это были как раз те немцы, которые жили у Хренихи, они служили в 60-й моторизованной дивизии 1-й танковой армии генерала Клейста.
Я показал эту фотографию одной женщине, которая жила рядом с Хренихой, и она рассказала мне ее историю. Немцы часто выпивали, а напившись, начинали охотиться за молодайками и тащить их в дом к Хренихе. Но та чувствовала себя все увереннее. И терпела это безобразие недолго. При очередной гулянке постояльцев со своими «фрау» старуха схватила веник и с бранью выгнала женщин со двора.
Утром 25 ноября советские самолеты стали бомбить фашистскую технику на улицах Ростова. По городу поползли слухи о скором наступлении наших войск со стороны Новочеркасска и Батайска. Немцы начали постоянно прогревать двигатели своих тягачей, вид у них стал озабоченный. Хрениха поняла, что немцы скоро станут драпать и решила на прощанье угостить их. В ночь с 27 на 28 ноября она замесила тесто с какой-то отравой, в мясной фарш добавила крысиного яду. Днем немцы начали собираться в дорогу. Варвара Ивановна нажарила им в дорожку ведерко пирожков и поставил на стол. Один из немцев потребовал, чтобы старуха отведала пирожок на глазах у них. Она, перекрестившись, съела два пирожка. Немцы схватили ведро, сели на свои машины и поехали в сторону Гниловской. Вскоре Варвара Ивановна почувствовала себя плохо и быстро пошла к соседке. Взяв ведро с водой, она стала жадно пить. «Варя, что с тобой? Чего ты наелась?» — спросила удивленно соседка. — «Плохо мне, помираю я…», — тихо ответила Варвара Ивановна и упала. Собрались другие соседи, пытались ее спасти. Но Варвара Ивановна скончалась. Так никто и не понял, что же случилось.
А днем 29 ноября советские войска освободили Ростов. Через несколько дней на окраине города обнаружили пять немецких тягачей с окоченевшими водителями.
Т. ХАЗАГЕРОВ. Наши окна выходили на Социалистическую улицу. И вот однажды слышим шум — по мостовой идут немецкие танки с крестами на бортах. Я насчитал семь штук. Они направлялись в сторону Нахичевани. Это немцы оставляли Ростов.
Ш. ЧАГАЕВ. В своих воспоминаниях Курт Мейзель отмечает: «В связи с осложнениями боевой обстановки и наступлением русских с северо-востока мы получили приказ отходить в сторону Таганрога. Появилась опасность окружения. Мне с трудом удалось прорваться на окраину Ростова, потеряв 15 солдат убитыми и ранеными. Сам я был контужен разрывом снаряда. Измотанные, мы вернулись в наши блиндажи на Самбековских высотах. За поражение под Ростовом, как известно, был снят с должности командующий группой армии «Юг» генерал-фельдмаршал фон Рундштедт, досталось и фон Клейсту.
Е. КОМИССАРОВ. «После вступления наших войск 29 ноября 1941 года, на следующий день я вышел в город посмотреть, что натворила война. Кругом закоптелые дома. Воняет дымом. На улице Энгельса лежит мужчина, голова прикрыта доской. Приподнял ее и чуть сознание не потерял. Голова раздавлена в лепешку, видно, танком переехало.
Дошел до Старого базара. Все, что могло здесь сгореть, сгорело. И кое-что еще дымится. Лежат обгорелые трупы.
Видно по всему — гражданские люди. Бродят собаки и принюхиваются к ним. Напротив главного входа на рынок со стороны Буденновского стоит полуобгоревшая машина «ГАЗ-АА». Вокруг собралась толпа. Мужики заглядывают в кабину. Бабы сморкаются в платки. Заглянул и я. В кабине за рулем сидел обгоревший шофер — солдат. Черный, как негр. Он не согнулся, не скорчился от предсмертной боли. Сидит прямо, опершись спиной о стенку кабины. И черные руки лежат на баранке. Словно это не человек, а памятник из черного мрамора. Символ погибшему на боевом посту солдату.
Снизу от Дона к машине приближается воинская часть. Идут солдаты, измученные долгим переходом. Нагруженные тяжелым снаряжением. Впереди — командир. Поравнялся с машиной, заглянул в кабину. И отшатнулся. Какое-то время молча стоял, посматривая на машину. Затем как-то вдруг подтянулся. Встал по стойке «смирно», взял под козырек. И подал команду: «Рота-а-а! Равнение направо! Строевым шагом! А-а-а-рш!» Солдаты вытянули шеи, устремили взгляд на командира, на машину. Их смутило несоответствие момента. Но поняли, что команда не зря. И стали печатать шаг… Завыли бабы, засопели мужики… А солдаты рубили шаг.
А. АГАФОНОВ. Когда наши, вошли в город, в первый же день появилась нота Народного комиссариата иностранных дел, подписанная Молотовым: «О зверствах немецко-фашистских захватчиков в Ростове-на-Дону» и листовки. Там, в частности, сообщалось о расстреле 14-летнего мальчика из ремесленного училища — Вити Черевичкина.
