Владислав Смирнов - Ростов под тенью свастики
А. АГАФОНОВ. Когда наши, вошли в город, в первый же день появилась нота Народного комиссариата иностранных дел, подписанная Молотовым: «О зверствах немецко-фашистских захватчиков в Ростове-на-Дону» и листовки. Там, в частности, сообщалось о расстреле 14-летнего мальчика из ремесленного училища — Вити Черевичкина.
Убитого Витю Черевичкина я видел, мы бегали туда. Хотя расстрелян он был не там, где говорилось в листовке. Он был расстрелян в парке имени Фрунзе. И был он постарше. Но это я узнал позже, когда собирал материалы о нем для своей повести. А тогда мы просто увидели: он лежал без головного убора, как бы прислонившись к стене. Пули вырвали клочки из его ватника. Держал он в руках обезглавленного голубя. Рядом валялись тушки других голубей. Потом он стал легендарным. Его именем назвали улицу, сложили песню «Жил в Ростове Витя Черевичкин». Кинокадры и фотодокументы о нем фигурировали на Нюрнбергском процессе.
В. ГАЛУСТЯН. Немцы издали приказ: всем евреям повесить звезды на своих домах. А на пятой линии жила моя подруга Ольга Вайнберг. Мы вместе с ней учились в школе № 8 с первого по шестой класс. И вот мы решили взять ее к себе. Идем, а в это время навстречу бежит толпа. На Нольной улице из углового дома кто-то стрелял и убил двух немцев, и те стали забрасывать дом гранатами. В этом доме жила моя подруга, мы с ней учились вместе после оккупации, и она мне рассказала, как все произошло. Ее отец был в каком-то партизанском отряде и привел партизан в дом. Они сказали: будем выбивать немцев из города. Попросили жильцов уйти. Но те не захотели, а спустились в подвал. И вот когда немцы стали бросать гранаты, дом загорелся, и дым попал в подвал. В этом доме жила семья известного на всю страну гомеопата Рождественского. Сам он находился в то время в ссылке. Его зять стал перевязывать раненых партизан. А дочери своей сказал: бери матрац и беги на крышу. Но она выбежала на улицу и помчалась вниз к Дону. Впереди бежал сосед. Раздалась длинная очередь, и она увидела: голова соседа была срезана пулями и упала. А тот еще сделал по инерции несколько шагов. У нее был такой разгон, что она не могла остановиться и вынуждена была перепрыгнуть через упавшее окровавленное тело. Успела скрыться за углом.
Тем временем зять профессора Рождественского вывел людей под белым флагом. Немцы загнали их до окончания боя в щель, вырытую в сквере. А после боя вывели и всех расстреляли. Когда немцев уже выбили из города, я бегала туда смотреть. Был митинг прямо у трупов. За трупами приехал грузовик. Один человек выступал на том митинге. Я думаю, что это был тот самый подпольщик, который привел партизан в свой дом. Он рассказал, как уцелел: вышел под белым флагом вместе с жильцами, а в щели, укутавшись в старое зимнее одеяло, забился в угол. Немец, зашедший проверить, все ли вышли, толкнул его прикладом и подумал, наверное, дряхлая бабка и решил ее не трогать.
Я видела картину, когда расстрелянные лежали у стены дома. Там сейчас мемориальная доска. Жена профессора Рождественского лежала навзничь, руки на отлете, на пальце огромное толстое золотое кольцо. Какой-то старик сидел на корточках у водосточной трубы, он так и сполз под пулями на тротуар. После оккупации в школе я училась еще с одной девочкой, Катей Михайликовой. И она мне рассказала, что в этот расстрел попала ее сестра. Пуля пробила ей подбородок навылет, но она осталась жива и только потеряла сознание. Она очнулась, когда какой-то парень говорил: «Кто здесь есть живой? Ползите за мной, немцы за углом». И она поползла. Жители соседнего дома подхватили их и оказали медицинскую помощь. Катина сестра перед второй оккупацией решила эвакуироваться. Их состав попал под бомбежку, и она погибла. При расстреле уцелела, а от случайной бомбы не убереглась.
Н. КОРОЛЕВА. Снаряд попал в дом напротив. Там сидели мать, дочь и трое ее детей. И все погибли. Дочь звали Тася, а вот как ее мать звали, уже не помню. После вступления в город наших к этому дому подъехал офицер. Это была его семья, и он ее искал. Я рассказала, как было дело. Красноармейцы раскапывали развалины, всех нашли и похоронили.
М. ВДОВИН: Ведь как воспитывали нас до войны: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Рабочие против нас воевать не будут. Наоборот, рабочие объединятся и вместе будут воевать с буржуазией. Мы же ожидали, что придут немцы, придут рабочие, как же они будут с нами воевать? А оказалось: пришли звери. Мы все это с мальчишками обсуждали. Какие кинофильмы были! «Эскадрилья номер пять», «Глубокий рейд», «Если завтра война», какой-то там удар, «Борьба за Киев», где показывали будущую войну, вот только почему-то наши противники были одеты в форму французской армии, но разговаривали по-немецки. Идея была такая: вражеские солдаты поворачивают оружие против своих же буржуев. Все эти фильмы мы смотрели не по одному разу. Вот какую войну мы ждали. Ведь мальчишки особенно всему этому верили. Поэтому то, что произошло, было для нас полной неожиданностью.
Е. КОМИССАРОВ. Немцы продержались в городе недолго, их вышибли на восьмой день. Ростов был первым крупным городом освобожденным в этой войне.
Ночь, перед вступлением в город наших, мы провели в подвале. Под утро сквозь сон снится мне телега, грохочущая по булыжной мостовой. Просыпаюсь. А это на улице грохочет стрельба. Подбегаем к забору. Щель — наш главный наблюдательный пункт. Боя не видно, стрельба идет где-то слева, со стороны Широкого (ныне Гвардейский) — скоро стрельба здесь прекращается. И переносится куда-то дальше. Слышим топот множества сапог. На противоположной улице из дверей осторожно высовываются головы соседей. И с опаской посматривают в ту сторону. Люди смелеют. Некоторые выходят. Высовываемся и мы. Видим по Широкому бегут солдаты с винтовками наперевес.
Люди очень чутко реагировали на смену власти. Кто посмелее смешивается с бегущими солдатами. С одной заботой, где бы достать харчи, пока новая власть не навела порядок.
Побежал и я. Вернее увязался за нашим квартирантом. Он был начальником одного из отделов на винном заводе со странным названием «Конкордия». На этом заводе работала и моя мама. У начальника появился зуд — он спешил на завод наводить порядок.
Подбегаем к заводу и удивляемся. Там людской муравейник. Ворота — настежь. Разит винищем. Люди тянут, кто что может. Уже и пьяные за стену держатся. Вот мужик обложился бутылками. Неудобно ему, согнулся. Подбородком бутылки поддерживает. Через каждые два шага — бутылка оземь и вдребезги. Другой с неполным ящиком мается. Как муравей с непосильной ношей. Употел, уже и с места сдвинуться не может. Кружится, кружится вокруг ящика. В сердцах выхватывает бутылку, выбивает пробку и из горла: «Буль-буль-буль…».
Вокруг огромной бочки толкутся люди. О чем-то договариваются. Ищут попутчиков. Наконец, трое берутся катить ее. Протолкали метров пять. Встали. Дорога — в гору. Толкать нет сил. С тоской смотрят как более удачливые тянут винище. Бросают бочку и разбегаются. Бочка лениво трогается с места. Набирает скорость, подпрыгивает на ухабах. И об угол. Дно вываливается. Вино рекой. Кто-то пригоршнями черпает и в рот.
Забегаем с моим начальником в его контору. Вижу груду патронов и журналы. Здесь, судя по всему, немцы жили. На спинках кроватей укреплены кроватные сетки — на случай обвала потолка от бомбежек. Я патроны в карман, журналы под мышку. Начальник увидел автомобильный аккумулятор. Забирай «говорит» дома с электричеством будем. Раскорячился я, еле поволок. А тут во двор вбегает какой-то командир и восьмиэтажным матом — что за мародерство? И из автомата очередь в воздух. Больно уж громко автомат над ухом затарахтел. Ноги у меня подкосились. Аккумулятор с порожек о камни. Я — мимо того командира и деру. Но как душа не трепыхалась от страха, ручку от гранаты и штык я все же приметил и прихватил.
Л. ВВЕДЕНСКАЯ. После освобождения Ростова от фашистов осенью 41-го года моего мужа, Евгения Афанасьевича, назначили военным комендантом города. А я в это время жила в Астрахани, у родителей. И вот он позвонил и вызвал меня в Ростов. Под Батайском наш эшелон стоял всю ночь. Ростов сильно бомбили. Я увидела тогда город в первый раз. Он в то время еще не был сильно разрушен. И он мне очень понравился.
Мы жили в доме СКВО. На месте цирка был тогда музыкальный театр, а я была страшная театралка, бегала сюда на спектакли, хотя город все чаще стали бомбить.
М. ВДОВИН. Чему был свидетелем весь Ростов между первой и второй оккупациями. Глупая, бездумная попытка овладеть Таганрогом — штурм Самбекских высот одной пехотой зимой 1941–1942-го года. Буквально несколько бригад морской пехоты Тихоокеанского флота прошло через Ростов. Шли моряки в черных полушубках, молодые, красивые… И больше они не вернулись. Город был наводнен комендантскими патрулями по той причине, что солдаты из азербайджанских дивизии, не дойдя до фронта, до Самбека, разбегались. Беглецов потом вылавливали в Ростове и в штрафбаты посылали. А моряков жалко, погибли ни за что. Там сейчас под Матвеево-Курганом стоит якорь.
