Мицос Александропулос - Ночи и рассветы
В субботу вечером вся семья оказалась в сборе. Янна с разрешения врача впервые ненадолго вышла на улицу. Тетушка Ольга приготовила ужин и в соседней таверне купила вина. Они сидели за столом, когда в дверь постучали. Тетушка открыла, и в комнату вбежали пять девушек с цветами. В доме стало светлее от смеха и звонких голосов. Девушки были новыми подругами Янны, они жили в этом квартале; две учились в гимназии, остальные работали на соседней фабрике. Они ухаживали за Янной во время болезни, приносили цветы и фрукты.
— Мы за тобой! — хором выпалили девушки.
Молодежь квартала праздновала сегодня открытие своего клуба. Пошли всей семьей.
Клуб находился поблизости, он занимал первый этаж и несколько комнат второго этажа в просторном, высоком доме. На втором этаже разместились кабинеты молодежной организации, на первом этаже сняли перегородки и устроили грандиозный зал. Он сверкал огнями, праздничными красками и радостными юными лицами.
Сначала была торжественная часть — президиум, речи, поздравления, потом художественная часть, потом бал. Заботливые и искусные руки украсили зал рисунками — фигурами юношей и девушек. Не с оружием, а с орудиями труда. Кирки, плуги, серпы, молоты, книги. «Выполним задачи мирного времени с таким, же энтузиазмом, как мы выполнили наш воинский долг!» — призывал огромный плакат над сценой. И с этого призыва начинали все — ораторы, актеры, выступавшие в скетчах, поэты, читавшие свои стихи. Шумный, неугомонный зал плыл под парусами золотых надежд, жаждущий добра и созидания.
Космас обнаружил, что остался в одиночестве. Янну бережно кружил незнакомый юноша; с грехом пополам поспевал за своей молоденькой партнершей Спирос, а тетушка Ольга, утомленная шумом и гамом, ушла домой.
Через зал пробиралась одна из подруг Янны. Она только что прочитала со сцены хорошее стихотворение. Космас пригласил ее на танец.
— Чье это было стихотворение?
Девушка покраснела.
— Ну, тогда дай его мне, мы напечатаем в «Свободе».
— Так, значит, вы не читали? — огорчилась девушка. — Его напечатало «Молодое поколение».
III
В редакции Космас нашел записку на свое имя. Записка была от Стелиоса, он тоже сумел избавиться от Мила, тоже перебрался в Афины и очень хотел повидать Космаса. Стелиос приглашал его к себе, он снимал комнату на улице Алопеки. Космас зашел к нему в тот же вечер.
— Пока что работаю переводчиком при одном англичанине-полковнике, — рассказывал Стелиос. — Сняли для меня номер в гостинице «Король Георгий». Но ты сам знаешь, я человек мирный. Звон шпор и щелканье каблуков мне не по вкусу. Поэтому в своем номере я редкий гость. Эта квартира устраивает меня гораздо больше. Скоро сбегу от полковника и займусь журналистикой.
Стелиос был увлечен новыми планами. Несколько дней назад в Афинах был проездом друг их семьи, корреспондент газеты «Нью-Йорк тайме». Он направлялся из Каира в Турцию, оттуда собирался в Иран, а потом в Советский Союз. В Афины он рассчитывал вернуться в начале будущего года и оставлял вместо себя Стелиоса.
— Я, конечно, понимаю, что эта затея с журналистикой — прихоть и скоро пройдет, — смеялся Стелиос. — Но пока я еще не остыл. Остались сущие пустяки, формальности. На днях начну новую карьеру.
— И какова твоя программа, Стелиос?
— Журналистская? Буду защищать вас. Если побежденные мужественны и чисты духом, мои симпатии на их стороне…
— Побежденные?
— Не обижайся. Ты знаешь мои дружеские чувства к вам, но они дела не изменят.
— Что ты хочешь сказать? Почему ты считаешь нас побежденными?
— Я хочу сказать, что вы останетесь побежденными, — поправился Стелиос. — Слишком уж вы большие энтузиасты… Энтузиазм штука опасная, он отвлекает внимание от практических проблем. Вот ответь мне: рассчитываете вы на конфликт с англичанами?
— Разве я могу отвечать тебе за всех! Что бы я ни ответил, это будет пустая, безответственная болтовня. Но лично мне кажется, что если бы такому конфликту суждено было возникнуть, он уже возник бы…
— Сейчас столкновение с англичанами было бы для вас более трудным и рискованным, чем раньше. Так?
— Должно быть, так.
— И, значит, чем дальше, чем больше англичан будет прибывать в Грецию…
Космас остановил его:
— Ты как будто уже не сомневаешься, что этот конфликт непременно возникнет?
— Ты прав… Я уверен, что он возникнет… И не смотри на меня такими глазами. Не думаешь ли ты, что я знаю секреты, которых ты не знаешь? Ничего подобного. Я исхожу из логики вещей. Для меня ясно, что влияние у вас колоссальное и, если события будут развиваться без постороннего вмешательства, победа за вами. Но ясно для меня и то, что англичане этого не допустят. Они улучат момент, удобный для них и неудобный для вас…
— Что бы ни случилось и когда бы ни случилось, побежденными будем не мы… Я как-нибудь зайду за тобой и приглашу на молодежный вечер. Побудешь с нашей молодежью, посмотришь на ее энтузиазм.
Стелиос слушал с улыбкой.
— Вот ты говоришь об энтузиазме, а ведь с него мы и начали наш разговор… Ну ладно, я с удовольствием пойду на ваш вечер, а теперь послушай, какую я принес для тебя новость. Здесь сейчас находится твой старый друг, подполковник Стивене. Хочешь его видеть?
— Ну конечно! Где он? Как нам встретиться?
— Нет ничего легче. Приходи ко мне в гостиницу, он все время там… Кстати, справлялся о тебе и не больно был рад, когда узнал, что ты с левыми.
* * *Встреча со Стивенсом произошла в ресторане гостиницы. Англичанин был очень любезен, он не забыл услугу, которую оказал ему Космас.
— Первую весточку от тебя принес мне Квейль, и с тех пор я уже не упускал случая справиться…
— Спасибо. Я рад был узнать, что ты благополучно добрался до Каира. И не сомневался, что мы увидимся, только, по правде говоря, надеялся, что это случится раньше, в горах…
Стивене улыбнулся.
— Если бы ты остался в Афинах, мы бы увиделись. Сюда я приезжал не раз.
Англичанин возмужал, поправился и в военной форме стал совершенно неузнаваемым. Зато по-гречески он говорил все так же — правильно и в то же время не по-гречески.
— Очень, очень приятно снова с тобой повидаться. — Стивене старался держаться как можно сердечнее. — О твоих военных делах я знаю… Я очень уважаю ваших партизан, они прекрасно воевали и выиграли войну. Ну, а как ты живешь теперь? Чем занимаешься?
— Журналистикой. Пишу статьи, репортажи, фельетоны. Тоже, знаешь, война…
Стивене попросил принести коньяк.
— Давай выпьем за твое здоровье! Я ведь не забыл, что без спросу выпил у тебя бутылку вина…
Воспоминание об этой бутылке и о других грустных и смешных случаях того времени, когда Стивене скрывался у Космаса, а также крепкий коньяк развеяли вежливую сдержанность первых минут.
— Ну-ну! — Стивене весело похлопал Космаса по плечу. — Все будет хорошо, а у нас останутся дорогие сердцу воспоминания. Я люблю греков, одно мне только не нравится — зачем ты снова говоришь о войне?.. Я уже сказал тебе, что восхищаюсь героизмом ваших партизан, но война уже прошла! А вы, к сожалению, занимаетесь политикой и ущемляете как интересы Греции, так и свои собственные. Сами ломаете то, что построили!
Космас пристально посмотрел ему в глаза.
— Это ты сейчас занимаешься политикой. Я и не подозревал, что ты дипломат…
— Ничего подобного, — запротестовал Стивене, — я говорю как солдат — и только. В политику я сам не вмешиваюсь и друзьям не советую. Я советую им делать свое дело и блюсти собственные интересы. В мирное время они — главное. Только на войне мы отдаем предпочтение интересам общества и, защищая их, жертвуем собой.
Логика Стивенса рассмешила Космаса. — А что будет с интересами общества в мирное время?
— Это уже политика, и на это существуют политики! Вчера я говорил с одним из ваших левых, он толковал мне то же, что и ты. А зачем вам все это нужно, не могу понять! Сражались вы мужественно, Греция обрела авторитет и славу, пришла пора пожинать плоды борьбы, а вы все дело портите. Разделились на два лагеря, половину греков объявили предателями…
Стивене остановился, налил коньяку себе и Космасу и с улыбкой спросил:
— А в самом деле, когда вы собираетесь устроить переворот и свести с ними счеты?
— Подождем, пока вы стянете сюда побольше танков.
— А! Браво! — громко рассмеялся Стивене. — Прав был Квейль, когда говорил, что ты еще зеленый, но крепкий орешек!
— И ты решил попробовать?
— Да, каюсь! Я, конечно, пошутил…
— Тогда позволь и мне пошутить: когда вы собираетесь спровоцировать этот переворот?
Стивене засмеялся еще громче.
— Это шутки, и не больше. Я лично убежден, что все уладится. К счастью, обе стороны проявляют благоразумие и правильно оценивают обстановку. Вот если бы еще устранить ненужные обострения… Меня как-то очень задевает ваше воинственное настроение. Ваши нападки часто несправедливы.
