Петр Елисеев - Привал на Эльбе
— Курц, ко мне нельзя. Тетушка больная, — со слезами упрашивала Эльза, открыв дверь.
— Пусть благополучно умирает. Я не помешаю, — дернул Курц дверь и ворвался в комнату.
Он был невыносимо груб. Рассказ профессора об авторучке взбесил и перепугал его. Он пришел сорвать свою злость на Эльзе за то, что скрывала свое занятие.
— Где тетушка?
— В той комнате. Не ходи туда, не тревожь больную, — вцепилась Эльза в Курца.
Кое-как она усадила гостя.
— Что с тобой, милый, почему ты злишься? — лепетала Эльза, упрашивая Курца уйти.
— Ты носила авторучку профессору Торрену? — схватил Курц Эльзу ногтистыми пальцами за горло.
— Я не виновата, — прошептала Эльза. — Меня принуждают…
— Кто принуждает? Почему мне не сказала, студентка, — с презрением произнес Курц последнее слово и ударил Эльзу по лицу. — Говори, почему скрывала от меня?
— Не бей, все расскажу, — зарыдала Эльза.
— Перестань плакать — изобью! — Курц замахнулся. — Слезами не проведешь меня. Рассказывай. — Он встал перед Эльзой.
— Что за шум? — промолвил Пиц, выйдя из тетушкиной комнаты.
— Добрый вечер, господин парикмахер. Вы тетушку брили там? — сострил Курц.
Пиц еще не встречал его таким дерзким и нахальным… Он руководил им скрытно, осторожно приказы» вал ему через Эльзу, почти не встречался с ним. Курц тоже не стремился общаться со своим тайным шефом, его вполне устраивала беспечная жизнь.
— Лекарь поневоле, — отшутился Пиц. — А вы, кажется, играли в кошки-мышки?
— Наша игра называется «Третий — лишний», — отрубил Курц.
— Не смею мешать, — прошептал Пиц.
Он поднял руки перед собой и, махая ими, на цыпочках вышел в коридор. Провожая его, Эльза сказала:
— Он все знает.
— Слышал, — шепнул Пиц.
— Погубит…
— Не погубит. Ты ни в чем не признавайся. Люби его— это твое оружие. — Пиц дернул за мизинец свою помощницу и скрылся.
Курц искал водопровод: привык пить прямо из крана. Он забрел в другую комнату. Полуживая старушка сидела в кресле, опершись на клюку. Она сослепу приняла нового гостя за Пица.
— Это ты, Пиц? Кто стучался?
Старуха почти оглохла, но стук Курца, от которого стены дрожали, дошел и до нее.
— Где ты только по ночам бываешь? бормотала старуха. Она вспомнила свою молодость и заплакала.
Курц выскочил из комнаты. Ревность взбесила его: «Вот она какая, хваленая красавица, скромница с высокими идеалами!»
Он схватил Эльзу за голову:
— А, ты спуталась с другим. Потаскуха!
— Это он, Пиц, и гаулейтер Хапп сделали меня такой, — рассказала Эльза все, что терзало ее душу.
— Что же ты притворялась? Знал бы я, что ты такая распутная, рядом не сел бы с тобой. — Курц дал ей пинка и убежал.
Пиц после встречи с Курцем словно лихорадкой заболел. Он то вздрагивал, то опускался в кресло, то вскакивал. В голове одна за другой мелькали мысли. Что сделает Курц с Эльзой? Что он скажет о владельце парикмахерской? Какие анекдоты расскажет в кафе о «лекаре поневоле» — Пице? Но это все не столь страшно. Его пугало другое. Курц может сообщить куда следует об Эльзе или отведет ее в комендатуру. Он опасный соперник: после Эльзы доберется и до него — Пица. Надо немедленно предотвратить это крушение…
Пиц побежал к опасному партнеру.
Курц не спал, он только что пришел от Эльзы, пил вино и раскаивался в своих поступках, в грубости с Эльзой.
«Надо бы быть чуть смирнее: не душить, а надавать бы только пощечин и не хлопнуть дверью, а поиграть бы с ней в любовь. Досадно. Пропал вечер. Нечем и отличиться. А не отвести ли Эльзу в комендатуру? Тоже подвиг. Нет, — качал головой Курц. — Теперь не время. Побил. Еще судить будут за эту тварь».
Тихо вошел Пиц. Он протянул руку, ухмылялся, как будто безумно радовался, встретив Курца.
— С кем это вы гуляли, мой друг? Сколько опустошенных бутылок.
Курц не хотел говорить с лицемерным соперником. Но чтобы уязвить его, он закинул ногу на ногу, похвастался:
— С профессором Торреном. В гости приходил.
— Вот как! Бросились в общество врагов?
— Что мне остается делать? Девушку с высокими идеалами вы отбили, — продолжал язвить Курц.
— Кого вы имеете в виду? — прикидывался Пиц.
— С кем потешаетесь ночами, а днем не показываетесь ей.
Пиц улыбался, отнекивался, отрицал встречи с Эльзой. Курца дернуло. Вскочил и спросил с ехидством:
— Может, вы станете отрицать, что авторучки никому не дарили?
Словно жаром обдало Пица. Самое страшное случилось: Курц знает все.
— Довольно трепать языком! — прикрикнул Пиц. — Надо действовать, выполнять задание. Почему не убил профессора Торрена? — озлобился Пиц. — Почему не выполнил задания? За что деньги получаете?
Курц пятился назад, отмахивался руками. Не человек, а привидение перед ним. Курц непроизвольно опустился на диван, короткий как кресло. Он потерял власть над собой. Достаточно одного слова Пица, чтобы отправить его, Курца, в тюрьму.
Пиц выпил стакан вина и сделал другой ход:
— Мы с тобой в одном гнезде выведены. Я только раньше вылупился. Клевать наших врагов должны согласованно. Профессора Торрена теперь убивать бессмысленно — поздно. Я отменяю это задание. Теперь надо повернуть наше оружие другим концом. Не ты угрожаешь профессору, а он тебе. Это отведет удар и подозрение от тебя.
Курц постепенно приходил в себя, вяло, словно больной, поднимался с дивана. Не то возражая, не то умоляя неотразимого шефа, он промямлил:
— Не так просто. Старый черт стал другом русских. Не берусь доказать угрозу Торрена.
Пиц не стал принуждать Курца, а подъезжал к нему осторожно, играл так тонко, что Курц стал верить каждому его слову.
— Я эту операцию сам сделаю, — сказал Пиц, — ты избавишься от твоего могильщика — продажного профессора. Он в любой момент может погубить тебя. Так лучше мы его.
— Все равно убийство раскроется, — ныл Курц.
— Пока раскроется, мы с тобой станем министрами, будем в собственных виллах на берегу Черного моря качаться в плетеных креслах.
Опять вспомнилась романтика войны. Пиц раздувал ее, говорил с преувеличением о рождавшихся новых дивизиях по левую сторону Эльбы. Пиц на выдумки остер, знает, сколько бобов в стручке. Он зашел еще одним козырем, чтобы совсем заворожить анфюрера.
— Ты, Курц, героическая натура, но тебе не хватает хитрости, изобретательности. Тебе нравится девушка из комендатуры. Она кокетничает с тобой, но ей мешает капитан Елизаров. Надо вбить клин между ними. Это делается очень просто. Ты пишешь письмо девушке. Случайно попадает оно капитану, и между ними разлад, скандал. Девушка бежит от него. Ты встречаешь ее… Пиши письмо. Остальное сработаю я.
Эта мысль понравилась Курцу. Он согласен броситься с третьего этажа ради русской девушки. Курц писал под диктовку:
«Милая русская подруга, не могу прийти в себя от счастья встречи с тобой…»
— С вами, — заметил Курц.
— Ничего. Для пущей важности пиши: «С тобой в моем одиноком доме. Я знаю, между нами стоит капитан Елизаров, который безумно преследует тебя своей любовью и угрожает нашей лодке, которая плавает по волне наших чувств. Я замечаю, что он давно терзает меня за этого обезумевшего профессора, которого якобы я пытался убить. Дело как раз наоборот. Профессор угрожает, заходил ко мне и сказал, что меня, гитлеровского щенка, надо уничтожить…»
Курц выводил буквы, как прилежный ученик. Пиц, стоя за плечами ненадежного помощника, достал пистолет. «Нет, стрелять опасно, — подумал он, — люди прибегут на выстрел». Он стал водить глазами по комнате, на комоде заметил нож, воткнутый в буханку хлеба.
— Пиши дальше, — диктовал Пиц. Он тихонько взял буханку, выдернул из нее нож.
Курц писал, наклонив голову влево. Пиц со всего размаха всадил нож ему в спину, под левую лопатку. Анфюрер уткнулся в стол, протяжно застонал, схватился за грудь обеими руками и жалобным голосом умирающего выжал последнее слово: «За что?..»
Пицу показалось, что его жертва не умрет. Он свалил Курца на пол и всадил ему в грудь нож по самую рукоятку.
— Так будет спокойнее, — проговорил убийца и скрылся.
Пиц прибежал к Гертруде. Старая разведчица сообщила:
— Звонил Хапп из Берлина, возмущался, что Курц до сих пор не отправил старика на отдых, то есть на тот свет. Что-то надо сказать тому остолопу.
— Вечная память! — вздохнул Пиц. — Курца убил профессор Торрен с помощью капитана Елизарова.
Гертруда только всплеснула руками. Пиц сообщил еще одну новость, потрясшую Гертруду: арестовали Эльзу.
— Жаль меланхоличку. Все-таки помогала: разносила сюрпризы, распускала слухи.
— Ошибка наша — давно бы надо убрать ее. Пиц скрипнул зубами.
Он запугивал Гертруду, свою верную помощницу, твердил, что Эльза может оказаться нитью, по которой доберутся до них и прежде всего до нее.
