Александр Косарев - Картонные звезды
Воронин недовольно сопит, завязывая шнурки ботинок.
— И что предлагаешь? — спрашивает он, выпрямляясь и притоптывая ногами.
— Передачи надо вести с природы, — заявляю я безапелляционно. — Что стоит нашему Камо выехать за околицу, километров этак за десять-пятнадцать? А то мы чудом уцелели, просто чудом. В другой раз может и не повезти.
— Да уж, — кивает капитан, — по генератору видно. Как вам, кстати, удалось его починить-то?
— На кузницу носил, полдня его там ладили.
— Что, весь генератор?
— Нет, конечно, только топливную систему. Он, правда, работать стал похуже, топлива много жрет, но пока тянет.
— Не долго ему скрипеть осталось, — Воронин идет к двери, подталкивая меня к ней, — мы два новых генератора привезли, можно сказать нулевых. Надо будет их срочно расконсервировать и проверить в работе.
— Ну, так как же насчет того, чтобы работать не из города, — возвращаюсь я к теме. — Сколько же можно рисковать? Да и жителей под удар подставляем.
— Подумаем, — уклончиво отвечает капитан, — время еще есть.
Время временем, но я вскоре понимаю, что мое предложение принято. Во всяком случае, Басюру на пару с Камо вместо завтрака отправляют срочно распаковывать один из новых генераторов. Те, что-то про себя бурча, отправляются выполнять приказание, не забыв перед этим заранее наложить себе по полной миске пшенной каши.
В трудах и заботах проходят еще два дня. Постепенно все старое и вновь привезенное оборудование переносим из помещения в грузовики. Причем это приходится делать в основном по ночам, поскольку днем мы просто по горло завалены боевой работой. Теперь у нас, кажется, есть практически все данные, необходимые для успешного проведения операции. Выверены позывные всех авиаразведчиков, совершающих регулярные полеты вблизи театра военных действий. Известны не только расписание самих полетов, их точные маршруты, но даже голоса штатных пилотов. И на уровне нашей прочей повседневной работы нововведения тоже заметны. Передатчик теперь из города не работает. Исчез и обеденный сеанс, остались лишь утренний и вечерний. Для удобства мы приспособили под передвижной ПЦ бывшую хозяйственную машину. Из нескольких листов толстой фанеры соорудили на ней крохотную будочку для передатчика, а на подвижных бамбуковых удилищах подвесили сложенную вдвое антенну. Прибывая на место, Басюра отвязывал крепящие их веревочки и словно рыболовную сеть натягивал их в разные стороны. Пока он крепил к деревьям растяжки, Камо заводил двигатель генератора и настраивал передатчик. Получалось это у них так ловко, что от того момента, как машина останавливалась в глубине какого-нибудь лесного массива, и до того, как наш радист брался пальцами за головку ключа, уходило не более пяти минут. Отправив сообщение, они столь же стремительно сворачивались и во весь опор уносились из засвеченного квадрата. Таким образом, хотя наша антенная самоделка и вызывала неизменные улыбки на лицах местных крестьян, задачу свою она выполняла весьма достойно.
Пока шли приготовления к отъезду, я старался не терять связь с Лау Линь. В первый же вечер я проболтался ей о том, что в следующий раз с нами поедут местные ополченцы, после чего она регулярно напоминала мне о том, что совсем не против того, чтобы поехать вместе с нами. Я старался отшутиться в том плане, что это дело не столько наше, сколько их непосредственного командования, но она ничего не хотела слушать. В конце концов, действительно случилось так, что именно Башутина и меня отправили к командиру городского ополчения майору Миню отобрать команду сопровождающих.
На небольшом плацу перед городской школой, построенной явно еще в период правления французских колонизаторов, выстроилось не менее сотни человек. Вид они имели весьма своеобразный, поскольку и одеты, и вооружены были кто как и кто во что. Но, тем не менее, все держались браво и подтянуто.
— Вот геморрой-то, — вполголоса пробурчал Башутин, — едва завидев нестройную толпу ополченцев, — и как их тут разобрать? Все на одно лицо. Просто ума не приложу, кого просить!
— А ты стой в отдалении, словно большой начальник, — столь же тихо предложил я. — Я сам пройдусь по рядам и выберу тех, кто вполне для нас пригоден.
Увидев нас, плотный мужчина в полной военной форме скомандовал ополченцам построение, и когда мы приблизились, нас встретили плотные и выровненные ряды. Поздоровавшись с командиром, который, по всей вероятности, был уже в курсе дела, прапорщик отошел с ним в сторонку, я же, важно задрав подбородок, принялся ходить вдоль строя, высматривая среди ополченцев наиболее подходящих по росту и возрасту. На этот счет у меня были вполне трезвые суждения. Мне казалось, что следует отбирать только молодых, крепких парней, прилично одетых и хорошо вооруженных. Но на практике оказалось, что ополчение — это то место, куда попадают люди, пригодные к воинской службе в самой минимальной степени. То есть ходить в караул и заниматься необременительной шагистикой на плацу они еще были способны, а вот насчет ведения полноценных боевых действий… Тут я был не совсем уверен. Пришлось сильно сократить свои аппетиты и вместо запланированных двадцати человек ограничиться лишь двенадцатью. Стоящая на правом фланге Лау Линь во время того, как я барражировал вблизи нее, посылала мне глазами яростные сигналы о том, чтобы я взял и ее, но я намеренно делал вид, что ничего не замечаю.
— Вот еще, — демонстративно отворачивался я в сторону, — не хватало девчонок с собой тащить. Пусть здесь сидит, хотя бы в относительной безопасности.
Но выбор мой Башутину совсем не понравился.
— А поварихи где же? — недовольно прогундосил он. — Кто стирать нам будет? А медсестер почему не взял? Греби всех, раз дают. Так, вон ты, ты и ты, — принялся тыкать он указательным пальцем, — выйти из строя!
Краем глаза вижу, что, торжествующе поджав губы, из общего строя выходит и моя подружка.
— Во, так-то лучше, — одобрительно кивает Башутин, — все нам повеселее будет с девушками-то.
При этом он как-то чересчур плотоядно поедает глазами стройную фигурку Лау Линь, чем вызывает во мне приступ самой настоящей ревности. Но делать нечего, на самом деле он здесь главный, а я только за компанию с ним присутствую. Ведем отобранных кандидатов к нам, и во внутреннем дворике на площадочке у душевого домика капитан производит предварительный инструктаж. То есть он произносит какую-либо фразу, щедро пересыпая ее вьетнамскими и французскими словами. Вслед за ним слово тут же берет Башутин, который тут же дополняет и уточняет мысль капитана. Смотрю на лица ополченцев. Все слушают очень внимательно и настороженно, чуть ли не заглядывая им в рот. Оно и понятно, вряд ли им приходилось до этого выполнять столь необычные задачи. Попутно выясняю и для себя кое-что интересное. Оказывается, задействованы они будут отнюдь не сразу. Лишь через некоторое время, когда созреют условия и капитан подаст некий условный сигнал, они должны будут выехать в обусловленное место и присоединиться к нашей группе. В качестве бесплатного дара Воронин оставляет нашим помощникам оба наших разбитых автомобиля и кое-какое имущество. Ополченцам придется самим их починить, а до сигнала к выступлению усиленно тренироваться в стрельбе и готовиться к долгим маршам в джунглях.
Для занятий к ним будет представлен специальный инструктор из особого батальона вьетнамских коммандос — капитан Ле Дык Тхо. Едва капитан произнес это имя, как вздрагивают до этого неподвижные кусты и из них выскакивает непостижимым образом прятавшийся там человек. От неожиданности все вскрикивают. Но появившийся из ниоткуда пришелец сохраняет полное самообладание. Он поднимает руку и коротко командует, а потом о чем-то просит нашего капитана. Тот согласно кивает, осматривается по сторонам и, заметив меня, призывно машет рукой. Подхожу ближе.
— Будь ассистентом нашему гостю, — небрежно бросает мне Воронин, впрочем, особо не уточняя, что именно от меня требуется.
Капитан Ле становится прямо передо мной и протягивает в мою сторону штык-нож.
— Нападай на меня, — говорит он на ломанном английском, мгновенно принимая боевую стойку.
Бросаю вопросительный взгляд на капитана. Тот разрешающе кивает. Подбрасываю нож на ладони, перехватывая его поудобнее, и стремглав бросаюсь на слегка пригнувшегося вьетнамца. Удар… и я кувырком лечу по площадке. Трясу головой и без промедления вскакиваю на ноги, готовясь повторить атаку. Поднимаю для удара правую руку и только теперь понимаю, что ножа в ней уже нет. Ага, вот где он, в руке у моего противника. Ерунда, меня так просто не возьмешь. Поднимаю с земли увесистый сук и иду в атаку. Капитан Ле Дык Тхо невозмутим. Он небрежно отбрасывает штык в сторону и издевательски разводит руки в стороны. Бросаюсь вперед, одновременно стараясь попасть веткой по голове своего учебного противника. В самую последнюю секунду дубина внезапно исчезает из моей руки, а я, пролетев по инерции еще метра три, вновь плюхаюсь на землю. «Противник совсем не прост, — запоздало соображаю я, поднимаясь уже менее резво. — Надо с ним попробовать разобраться на расстоянии». «ТТ» заткнут у меня сзади, за поясом, и я выхватываю его с быстротой заправского ковбоя. Но и капитан Ле не теряет времени даром. Кубарем откатившись в сторону, он выбрасывает в мою сторону что-то типа упругой веревочки с грузиком на конце. Рывок, и пистолет выскакивает у меня из кисти, словно мокрый обмылок. Прыгаю за ним, пытаясь схватить его повторно. И я почти дотягиваюсь до его рукоятки, но тут мне на спину кто-то прыгает и с силой оттягивает голову назад. Скашиваю глаза влево и вижу своего ухмыляющегося союзника. Он весело улыбается и в свободной руке у него поблескивает стальное лезвие штыка. Молочу ладонью по земле, показывая, что сдаюсь. Ле Дык Тхо мгновенно спрыгивает с моей спины и, подхватив меня за руку, помогает подняться на ноги. Хлопает меня по спине и всячески дает понять, что с ролью мальчика для битья я справился прекрасно. Повернувшись к восторженно пищащим ополченцам, он что-то прокричал им, и они тут же построились и гордо выпятили вперед грудные клетки.
