Александр Косарев - Картонные звезды
— Стучи, — пишет на бумаге Федор, — что слышишь их с замираниями. И быстренько кончай связь. Мол, помехи тут у нас выросли, и слышимость резко ухудшается.
Камо делает «большие глаза», но с начальством не поспоришь. Он делает несколько малопонятных манипуляций, после чего рассержено Срывает с головы наушники.
— Мамой клянусь! — возмущенно восклицает он. — Какие, однако, любопытные. Что да почему? Мы и сами толком не знаем, почему у нас все через…!
* * *На глухую вьетнамскую провинцию наконец-то опускается тихий вечер. В бездонном небе, распахнувшемся над гигантскими акациями, тихо зажигаются крупные звезды. Если бы над нами сейчас пролетал американский высотный разведчик, то его пилот-наблюдатель увидел бы на месте практически не освещенного городка лишь маленький костерок, скупо озаряющий нескольких полуголых людей, тесно сгрудившихся вокруг котелка с непонятным варевом. Но разве может капитан непобедимой американской армии задерживаться на столь тривиальном зрелище больше двух секунд? Разумеется, нет. У него и так работы по горло. Ведь ему только что сообщили, что именно в окрестностях этого городка вновь вышла в эфир странная радиостанция, постоянно совершающая непонятные передвижения по территории всего Северного Вьетнама. И сейчас в его задачу входит как можно более точно засечь местоположение этой радиостанции. Ведь каждый из боевых пилотов на ежедневных инструктажах неоднократно слышал о том, что он повышает уровень своей безопасности, лишь постоянно разрушая систему связи систем ПВО противника. Ведь какое может быть организованное сопротивление при разрушенной системе военной радиосвязи. Так, лишь жалкие потуги. Именно поэтому кружит в этот поздний час самолет электронной разведки в 12-ти километрах над землей, настороженно вслушиваясь в эфир. Но крошечная точка костра далеко внизу, это не по части электронной разведки, на это можно вообще не обращать никакого внимания. Эх, если бы пилот мог знать, что именно у костерка и сидят те люди, которых он разыскивает, он бы гораздо более внимательно присмотрелся к одинаково стриженым головам, склоненным над помятыми мисками. Да он бы тут же поднял со всех окрестных авиабаз все имеющиеся там заправленные и увешанные бомбами самолеты и бросил их именно на этот жалкий костерок, на эти стриженые головы. Но самолет-разведчик равнодушно полетает мимо. Станция, совсем недавно выходившая в эфир, молчит, и взять третий самый важный пеленг ему в этот раз не удается.
Возле костра, среди этой славной пятерки, сижу и я, торопливо доедая краденую капусту. Мысли мои медленно путешествуют между двумя естественными для молодого человека желаниями. Одно из них предусматривает возможность (совершенно случайно) навестить после ужина Лау-линь, а другое рекомендует поскорее завалиться спать, уж больно жаркий сегодня выдался денек. Но вскоре моему взбудораженному воображению подбрасывается новая мысль: «Почему везде, где бы мы в последнее время не появляемся, тут же начинаются какие-нибудь неприятности? Неужели Преснухин прав насчет того, что за нами действительно охотятся? Но, собственно говоря, почему? Чем наша крохотная группа привлекла к себе внимание объединенного штаба американцев? Тем, что мы регулярно выходим в эфир? Но наш передатчик не отличается от других ни своей особой мощностью, ни какой-то особой «производительностью». Тогда что же? Стоп, посмотрим на самих себя как бы с другой стороны. Что бы меня, как радиоразведчика, привлекло бы в работе того или иного передатчика? Обычного, самого заурядного передатчика, передающего зашифрованные радиограммы в одно и тоже время из разных мест! Неделю поработает там, неделю здесь… Не тут ли скрыта разгадка? Может быть, места нашего временного пребывания каким-то образом были связаны с особо удачными действиями северян? А что? Ведь это неглупая идея! И вполне правомерная. Помнится, когда мы начали работать у самой границы, последовали мощнейшие атаки так называемых «партизан» буквально по всему Южному Вьетнаму. Были захвачены даже несколько городов и разгромлено немало военных гарнизонов. Ага! Возможно, и в других случаях происходило нечто подобное. Чтобы я сам подумал, наблюдая за маневрами невесть откуда появившейся радиостанции? Вот она внезапно перемещается, и почти сразу же следует целая серия катастрофических нападений и обстрелов на территории Южного Вьетнама. Станция тут же меняет свое местоположение и вновь происходит нечто неординарное, вроде того, как за несколько дней северяне сбивают чуть ли не десяток стратегических самолетов. Причем сбиваются они в той самой провинции, куда наша станция недавно и переместилась». Посчитав, что установили определенную взаимосвязь между совершенно не связанными событиями, американская разведка начинает как-то противодействовать нашей бурной деятельности. Но все попытки подавить передатчик с воздуха ни к чему не приводят, лишь растут потери самолетов и пилотов. Специально засланная разведгруппа исчезает при невыясненных обстоятельствах. И что самое неприятное, оператор северо-вьетнамской станции ведет себя просто нагло, если не сказать по-хамски. Где это видано, чтобы явно военный и постоянно действующий передатчик никогда не менял ни свой позывной, ни время выхода в эфир? Это вообще нонсенс, особенно во время военных действий. Если передатчик относится к государственным спецслужбам, то он просто обязан периодически изменять и то, и другое. А те передатчики, что принадлежат гражданским госструктурам, как правило, стоят на месте и непрерывно работают большую часть суток. Следовательно, и наш стиль работы, и весь окружающий его антураж был на взгляд противной стороны достаточно подозрителен. Значит, вот откуда столь сильное стремление стереть нас в порошок. Вот откуда массированная бомбардировка, последовавшая буквально через четверть часа после начала очередного радиосеанса.
— Эй, заснул, что ли? — услышал я явно обращенный ко мне вопрос.
Поднимаю голову.
— Подруга твоя пришла! — указал Иван пальцем куда-то за мою спину.
Я обернулся. У въездных ворот я увидел Лау Линь, деликатно машущую мне рукой.
— Пока, парни, — отставляю я миску, — вы уж как-нибудь дальше без меня справляйтесь с ужином…
— К утру не забудь прийти, — кричит мне вдогонку Камо, — а то подъем пропустишь.
— Куда пойдем? — подхватываю я девушку под руку, — вокруг ведь так темно, что недолго свалиться в какую-нибудь канаву.
— Что есть такое канава? — интересуется она.
— Длинная яма, — уточняю я, — ручной или машинной копки. А еще есть траншея, окоп, капонир, ячейка, землянка…
— Ваш язык такой сложный, — сетует она, — столько похожих слов, а значение у них разное. И наоборот, слова разные, а означают одно и то же.
— Ничего подобного, — возражаю я, — у нас как раз все ясно и понятно. А вот китайский язык, по-моему, выучить совершенно невозможно. Попробуй сама и убедишься.
Лау Линь тихо смеется.
— Мне китайский учить не надо, — это же мой родной язык.
— Не может быть! — поражен я. — Что же ты здесь делаешь? В смысле, почему живешь во Вьетнаме?
— Так уж получилось, — пожимает она плечиками. — Мой папа родом из Кантона. Он окончил там педагогический университет и приехал сюда. Сначала вроде как на практику. Потом познакомился с моей мамой. Она была у него студенткой. Мама происходит из очень уважаемого, древнего вьетнамского рода. Как это на русском? А, вспомнила, из знатного. Вот так он здесь и оказался. Потом родился старший брат, а потом и я. Так что китайский я знаю вот с такого возраста, — развела она руки.
— А еще какие языки ты знаешь? — тут же поинтересовался я.
— Еще конечно же французский, — принялась загибать она пальцы. — Все вьетнамские аристократы говорят по-французски. Потом, в восемь лет, я начала изучать немецкий. Рядом с нами поселилась семья из Кельна. Глава семьи был старшим механиком машиностроительной фирмы и привез в нашу страну оборудование для текстильной фабрики. У него были и дети. Мальчишка лет пяти и светловолосая девочка, Эльза. Ей тогда было около двенадцати. У них во дворе был небольшой бассейн с фонтаном, и мы с ними возились в нем целыми днями. Сам герр Зимхольд очень любил смотреть на нас. Он садился под навес, голые ноги опускал в таз с холодной водой и часами смотрел, как мы играем. Слуга приносил ему из магазина напротив ведро со льдом, в котором стояли бутылки с пивом. Ко мне он очень хорошо относился. Правда, никак не мог запомнить моего имени и почему-то все время называл меня Маугли. А когда мне было четырнадцать, мы переехали в другой дом. В нем было несколько квартир и в одной из них жил папин коллега из Индии. У того был очень красивый сын…
Лау Линь кокетливо отвела в сторону ниспадающие на ее щеку волосы и взглянула в мою сторону, явно ожидая моей реакции. Но я только плотнее прижал ее руку к своему боку.
