Василий Козлов - Верен до конца
Через несколько минут два гайненских моста ярко полыхали. Когда зарево осветило Зембин, который находился в нескольких километрах, там поднялась тревога, и автомашины с немцами и полицейскими помчались к месту пожара. Партизанская засада под командованием Рыжикова открыла по машинам пулеметный огонь. Немцы в панике соскочили с машин и по кюветам поползли в Зембин. К утру мосты догорели и рухнули в воду.
С каждым днем все больше активизировали свою деятельность партизаны Борисовщины. Они неоднократно организовывали засады на шоссейных дорогах, уничтожая немецкие автомашины с живой силой. Немцы даже группами уже не решались появляться в партизанских деревнях. На борьбу с партизанами начали направляться крупные карательные отряды. Первый бой с такой карательной экспедицией в районе деревни Замошье приняли отряды «Коммунар» и «дяди Коли». Здесь карательная экспедиция немцев провалилась полностью. 5 июля 1942 года каратели были разбиты и потеряли до 80 человек. После боя партизаны отошли в район озера Палик.
Другая карательная экспедиция, состоявшая из нескольких сотен немцев, 27 июля направилась в Корсаковичскую волость Борисовского района. Обстреляв из пушек и минометов лесной массив, где расположился партизанский лагерь, и потеряв до 10 человек, немцы не смогли углубиться в лес и разбить отряд имени Сталина. Тогда они решили беспощадно расправиться с мирным населением. Окружили деревню Лисино Корсаковичской волости, собрали мужчин, которые не успели скрыться, построили в ряд по одному и начали допрашивать, кто из них помогает партизанам. Не добившись ничего от крестьян, немцы сами стали «по глазам» определять «партизанских помощников». Из строя были выведены 21 человек и расстреляны.
Затем гитлеровцы подожгли крестьянские хаты.
На другой день были сожжены деревни Селец и Боровляны, на третий — деревни Буденичи и Звенятка. Скот в сожженных деревнях немцы забрали.
Партизаны поклялись беспощадно мстить фашистским извергам за страдания и кровь жителей уничтоженных деревень.
В конце июля в район Палика пришел из-за линии фронта отряд «Буря», который возглавляли командир Борис Ловарчук и комиссар Павел Мурашко. Отряд из 54 человек имел на вооружении ручной пулемет, 6 автоматов, 47 винтовок.
В связи с усложнением положения, усилением карательных мероприятий немцев против партизан встал вопрос об организации партизанской бригады. 12 августа 1942 года из отрядов «дяди Коли», «Коммунар», имени Сталина, имени Чапаева, «Буря», которые базировались на правом берегу Березины около Палика, на организационном совете командиров, комиссаров и начальников штабов с участием членов Минского подпольного обкома партии было решено организовать партизанскую бригаду «дяди Коли». Командиром ее стал Петр Григорьевич Лопатин. Бригада «дяди Коли» активно действовала до освобождения Борисовщины Советской Армией.
10
Еще одна тяжелая утрата. — От хорошо налаженной связи зависит многое. — А если это провокация? — Важная шифровка из Москвы. — Конный партизанский отряд «Боевой». — Молодежно-комсомольский отряд автоматчиков имени Героя Советского Союза Гастелло. — Партизанские газеты.
Вернувшись из рейда, мы первым делом решили узнать, как живут и работают партийные и комсомольские подпольные организации и партизанские отряды, остававшиеся на местах.
Нам надо было встретиться с руководителями и командирами, обсудить планы на будущее. В подпольный обком были вызваны Луферов, Патрин, Храпко, Столяров, Павловский, Жигарь, Бумажков. В отрядах Патрина и Столярова все в порядке, только рост отрядов оказался весьма незначительным. Это настораживало: видно, с политической работой среди населения у них обстояло не все благополучно. Отряд Храпко пополнился за счет населения Глусского района. Но они впали в крайность: принимали в отряд только тех, кто имел оружие, хотя хорошо знали, что оно добывается в упорной борьбе с врагом, а не растет на грядках. Несмотря на указания ЦК КП(б)Б, отдельные командиры и политработники неверно понимали значение всенародного партизанского движения. Областной комитет партии вынужден был еще раз детально и всесторонне рассмотреть вопросы, связанные с развертыванием всенародной партизанской борьбы.
На второй день после нашего возвращения в штаб пришел Адам Майстренко. Я выслушал его доклад о работе комсомольского подполья и с тревогой ждал, что он скажет о Фене Кононовой, подтвердит ли известие о ее гибели, полученное штабом во время рейда. Майстренко рассказал об активной работе комсомольской организации отряда Храпко. Он назвал отличившихся комсомольцев, в частности Николая Татура, который проявил себя во многих боях и оказался хорошим комсомольским организатором. Подробно рассказал о деятельности комсомольцев-подпольщиков в Баяничах, Редковичах, Живуни, Загалье, Озерном. А о Нижине ни слова. Между тем в своих прежних докладах он всегда начинал с нижинской — это же была наша ведущая комсомольская организация! Я не выдержал и спросил:
— А как же твои нижинцы? Как Феня?
Майстренко опустил глаза, лицо потемнело.
— Не сберегли мы Феню, — глухо проговорил он. — Нижинская комсомольская организация до сих пор в глубоком трауре, хоть работы своей не ослабляет. Подпольщиков там стало больше, но Фени нет…
Немного успокоившись, он рассказал все подробно.
…Больше месяца назад Феню послали на задание. Возвращаясь в лагерь, она наткнулась на крупную засаду эсэсовцев. Девушку схватили и повели в Нижин. Сосновский комендант и кузьмичская полиция рассчитывали взять реванш за свои многочисленные неудачи в Нижине. Бургомистр Дубик уже видел себя с немецким крестом на груди. В Кузьмичах и в окружающих деревнях тогда уже не было гестаповцев, и Дубик чувствовал себя полноправным хозяином. Этот выродок решил провести допрос Кононовой в ее родной деревне, на глазах односельчан. Ему очень хотелось отличиться перед оккупантами. Дубик рассчитывал, что через Кононову ему удастся раскрыть всю нижинскую подпольную организацию.
До Нижина Кононову вели трое эсэсовцев и девять вооруженных полицейских. Они связали девушке руки и все-таки боялись, что Кононова может как-нибудь перехитрить их и убежать.
— Ну, теперь все! — оскалив зубы, говорил Дубик, увидев Феню. — Многим ты досадила… Теперь так нажмем, что родного отца выдашь.
— Пес ты бешеный, изменник Родины! — крикнула в ответ Феня. — И откуда ты взялся, подлюга такой? Как тебя земля носит, выродка?
Согнав нижинцев на площадь, Дубик объявил:
— Сейчас здесь будут названы фамилии всех, кто связан с партизанами.
Приказав вывести на площадь Феню, он развязал ей руки, снял с головы платок.
— Показывай, кто здесь бандит! Всех назовешь — живой останешься!
— Вот он, — спокойно сказала Феня и кивнула в сторону Дубика.
— Ты у меня пошутишь! — прорычал Дубик и изо всей силы дернул девушку за косу.
— Отойди, подлюга! — посоветовал Дубику кто-то из толпы.
— Она не пожалеет вас, как некоторые ее жалеют, — обозлился бургомистр. — Здесь у вас не один десяток таких, как она. Вся деревня на подозрении. Помогите нам, и немецкая власть на местах, — он показал на себя, — учтет ваши заслуги.
Над головой бургомистра просвистел камень и врезался в переносицу полицая, стоявшего с винтовкой возле Фени. Тот схватился руками за лицо. Дубик растерялся. Феня быстро нагнулась, подняла камень и ударила им бургомистра по физиономии. Полицаи сбили Феню с ног. Полетели еще камни, полицаи начали стрелять, люди разбежались.
Дубик поспешил под защиту кузьмичского гарнизона. Вслед за ним отряд полицаев увел Феню, которой снова связали руки.
Через два дня Дубик снова появился в Нижине. С ним — конный отряд полицаев, человек двадцать. Приехали показать свою силу и отомстить за недавний позор. Ничего не добившись от Фени в Кузьмичах, Дубик снова привез ее в Нижин. Девушка сидела на подводе еле живая.
— Теперь-то ты у меня заговоришь! — шипел бургомистр.
Он приказал согнать к Орессе нижинских девушек и пригрозил Фене:
— Не назовешь подпольщиков, каждую десятую расстреляю. Так и знай!
Феня взглянула на подруг: они стояли плотной кучкой, жались друг к другу, с доверием и горячим сочувствием смотрели на Феню.
«Родные вы мои, — светилось в глазах Фени, — вижу, что верите мне и теперь, верите, жалеете и надеетесь…»
Феня сделала вид, будто не слышала, что сказал фашистский прислужник. Дубик подошел к саням, ударил ее по голове и повторил свои угрозы. Феня подняла на него опухшее лицо и снова бессильно опустила голову. Это был единственный метод борьбы, который она могла применить. Она решила не реагировать на пытки, не плакать, не стонать. И не говорить ни слова. Пусть фашистские выродки думают, что она не может говорить от страшной слабости, оттого, что полицаи «перестарались» во время допроса.
