Александр Проханов - Военные приключения. Выпуск 4
— Насильно мил не будешь.
И подписал. В таком деле сомневающийся помощник — не помощник. Теперь его всерьез волновало лишь одно — отношение Конференции и главнокомандующего к его самоволию. Он не стал на совете смущать умы своих подчиненных этими своими раздумьями, но про себя передумал о сем предмете предостаточно.
Некоторое время спустя он с удовлетворением зачитал оставшимся генералам очередной рескрипт на свое имя:
— «…Службу вашу не с тем отправляете, чтоб только простой долг исполнить, но паче о том ревнуете, чтоб имя ваше и заслуги сделать незабвенными». Все ясно, господа совет? Нашу настойчивость осадную, — Румянцев щедро делился единоличным решением сейчас со всеми, хотя на том совете и был в полном одиночестве, — одобряют. И поддерживают. Надеюсь, что более из нас, оставшихся, никто отныне не занедужит и что это успокоит тех, кто боялся державного гнева за выполнение долга своего. И заставит всех сделать все возможное, дабы оценка верховная наших ратных заслуг не пропала втуне! За работу, господа!
Легкая конница Берга вовсю тревожила пруссаков, постепенно отбирая у них контроль над жизненно важной артерией Кольберг — Штеттин.
В начале октября Берг у деревни Вейсенштейн разбил наголову отряд прусского майора Подчарли, пленив при этом и самого майора.
На подмогу Подчарли шел отряд де Корбиера. Увидев, что нужда в его подмоге уже отпала, Корбиер пытался отойти и избегнуть поражения. Но Суворов, подполковник конницы Берга, настиг его с эскадроном сербских гусар.
Платен попытался уйти из крепости. Румянцев вынудил прусского генерала к ретираде. Поначалу Платен отошел к Трептову, а затем начал движение на Гольнау, выдвинув арьергардом сильный отряд Корбиера.
Авангард этот Берг атаковал у самого Гольнау на открытой равнинной местности, раскисшей после ливней. Заболоченность, затруднившая наступление тяжелой русской кавалерии, позволила пруссакам заблаговременно приготовиться и открыть по наступающим огонь картечью. Построившиеся в каре прусские пехотинцы в подкрепление своей артиллерии давали залп за залпом, но русские шли прямо на свинцовый дождь и первой же атакой опрокинули каре.
Корбиер попытался спасти ситуацию, введя в дело кавалерию, но ему снова помешал Суворов, выведший своих гусар навстречу неприятельской лаве. Пруссаки были опрокинуты.
— Господин генерал, позвольте наказать этих дерзких русских. Всего несколько эскадронов драгун — и с ними будет покончено, — умоляли Платена его офицеры.
— Запрещаю, — отвечал Платен. — Если мы сейчас ввяжемся в бой, то на нас нападет Румянцев! Вы этого хотите? На войне случается, что нужно пожертвовать частью, дабы спасти все!
Платен недолго пробыл в крепости. Подошедший Фермор подверг Гольнау двухчасовой бомбардировке, но не решился на штурм из-за якобы чрезмерной укрепленности Гольнау и позволил пруссакам отойти.
Прусский командир — от греха подальше — перенес свой основной лагерь поглубже в лес, приказав все же закрепиться в крепости гарнизону, прикрываемому несколькими батальонами пехоты с приданными кавалерией и артиллерией. Прикрытие расположилось на мосту, ведущем из Гольнау. По приказу Берга Суворов с гренадерским батальоном смел всех этих прикрывающих, ворвался, взломав ворота, в крепость и, выбив оттуда гарнизон, гнал неприятеля до лагеря Платена.
Платен почел за лучшее отступить.
Осадный корпус в эти дни тоже не дремал. Румянцев оставил для сдерживания наступательных амбиций принца Вюртембергского пехоту Долгорукова, посла чего перешел на западный берег Персанты и принялся громить прусские посты. Расправившись с оными, русские войска двинулись к Трептову — выкуривать генерал-майора Кноблоха, отряд которого был направлен туда принцем Вюртембергским — для облегчения положения Платена.
Платен же, отступая на Штеттин, оставил в Трептове Кноблоха защищать свои коммуникации. Эта задача оказалась прусскому генерал-майору не по силам. Подвергнутый артиллерийскому обстрелу, он решил не дожидаться штурма и предпочел сдаться. В свой актив русские записали 61 офицера, 1639 солдат, 15 знамен и 7 пушек.
Румянцев с войсками вернулся в лагерь продолжить осаду Кольберга. Его корпус был усилен до тридцати пяти тысяч человек. Главная же армия была уведена Бутурлиным на зимние квартиры за Вислу в Мариенвердер. В помощь осадному корпусу фельдмаршал оставил корпус Волконского на Варте и корпус Чернышева в Силезии. Румянцев пытался критиковать подобное весьма неудачное расположение, но Бутурлин его доводов не принял.
Фридрих не жалел сил для поддержки Кольберга. Он усилил Платена отрядом Шенкендорфа, насчитывающего пять тысяч. Но это уже мало чем могло помочь осажденным. Румянцев, когда ему донесли об этом отряде, отвечал на вопрошающие взгляды своих генералов:
— Господа, сей отряд, конечно, усиливает генерала Платена, но что Платен, что Шенкендорф — они способны только кусать исподтишка.
— Простите, ваше превосходительство, — спокойно возразил ему генерал-майор Яковлев, — а такую возможность, как совокупный удар Платена, Шенкендорфа и принца Вюртембергского, вы учитываете?
— Учитываю, ваше превосходительство, — весело отвечал командир корпуса. — Равно как и то, что совокупные силы пруссаков ныне наконец-то менее наших. Чем быстрее пруссаки пойдут на решительную сшибку — тем лучше.
— Вы так уверены в победе, ваше высокопревосходительство?
— Уверен, господа. Воевать без уверенности — значит терпеть поражения. Сейчас же обстоятельства складываются для нас благоприятно. Хотя бы из-за тех же холодов, которые некоторых из вас так пугали ранее. Наши солдаты худо-бедно уже обжились. Платену же с Шенкендорфом придется идти по не подготовленным для зимнего проживания местам. И потом: у них много кавалерии. А фураж? Вот вам, господин генерал-майор, и еще один довод. Кто еще хочет высказаться?
Генералы молчали. Они уже усвоили, что если, трудно и тщательно что-то для себя продумав и выверив, Румянцев приходил к какому-то выводу, то он уже не отступал, пребывая в своей уверенности до конца, и сейчас возражали ему больше по инерции. По инерции нежелания принимать на свои плечи груз ответственности.
Румянцев же подобную ответственность на себя брать не боялся.
Осада продолжалась. Защитники крепости испытывали все большие лишения, Платен же и Шенкендорф, скованные кавалерией Берга, не рисковали нанести румянцевскому корпусу удар, дабы попытаться деблокировать Кольберг.
Корпус Вюртембергского, так и не дождавшись действенной помощи, ушел из лагеря, наведя мост через протоку.
Отступающих обнаружил Берг, он попытался преградить им дорогу, но пруссакам все же удалось пробиться и соединиться с Платеном.
Заняв укрепленный лагерь принца, Румянцев оставил в нем несколько батальонов пехоты, а сам с основными силами перебрался на западный берег Персанты.
Пока руководивший осадными работами инженер-полковник Гербель вел подкоп под земляную насыпь крепости, Румянцев на левом берегу реки выбивал пруссаков из укрепления Вольфсберга.
Первого декабря прусские войска двинулись на приступ русских позиций. Основной удар они наносили по Шпигскому проходу, защищенному лишь одним гренадерским батальоном с пятью пушками.
Румянцев знал о недостаточности сил на этом участке. Он рассуждал так:
— Хочу надеяться, что знатные прусские тактики купно с вами оценят эту слабость и попытаются ее использовать! И сие будет весьма к месту!
Прусские генералы оправдали надежды русского командующего. Они бросили на этот проход кавалерию, которую гренадеры, прежде чем отступить, еще успели потрепать картечью.
Гренадеры занимали позицию, не имевшую флангов, по причине незамерзающих болот вокруг. И когда торжествующие пруссаки отбросили русский батальон с прохода и устремились по нему, они внезапно увидели, что в тыл им заходят пехотные колонны, усиленные конницей, включающей и казаков. Началась паника. Румянцев бросил вдогонку отступающим кавалерию и легкие стрелковые батальоны, которые гнали пруссаков до Одера.
Гейде, узнав о поражении тех, в ком видел свою единственную надежду, капитулировал.
Сообщение о победе вместе с ключами от крепости повез в Россию бригадир Мельгунов. Донесение Румянцева о взятии Кольберга было, согласно распоряжению императрицы, напечатано и разослано по стране 25 декабря 1761 года.
В этот же день по смерти Елизаветы Петровны на престол России вступил Петр III.
Новый император немедля заключил с Фридрихом мир — Пруссия была спасена. Румянцев был назначен командующим корпусом, коему надлежало воевать с Данией. Но русская армия не успела начать военные действия. В результате дворцового переворота Петр III был низложен, и на престол села его супруга, ставшая императрицей, Екатериной II. Румянцев промедлил с принятием присяги и… ему на смену прибыл другой командующий — Петр Панин.
