Николай Чергинец - Сыновья
— Его судить надо! — тихо сказала Вера Федоровна. — Я даже не представляю, что с ним сделают ребята, бывшие «афганцы», которые тоже верили ему, хотели помочь.
— Морду набьют и правильно сделают, — поднялся секретарь комитета комсомола.
— Гнать его в шею из института и обязательно сообщить куда следует о его поведении! — воскликнула Вера Федоровна.
— Правильно! — поддержал ее проректор. — Он совершил преступление, равное предательству, и должен за это ответить. — Проректор повернулся к Вере Федоровне: — Я попросил вас приехать, потому что этот тип настаивал на этом. Утверждал, что вы его простите.
— Он наглец, спекулирующий на святых чувствах матери! — воскликнула Вера Федоровна и от возбуждения вскочила на ноги.
НОЧНЫЕ СТРЕЛЬБЫ
В тот вечер Бунцев сразу даже не заметил, что был легко ранен в руку. Он натянул на повязку рукав форменной куртки и, тяжело ступая, направился к своему «уазику».
«Как все просто, — подумалось Бунцеву, — взлетел Николай, упал и — нет человека. О чем он думал в этот миг?»
Приехав в батальон, Бунцев сменил грязное обмундирование и сразу же направился в штаб. А там старший группы проверяющих допрашивал начальника штаба. Майор Мисник выслушивал вопросы, которые подполковник задавал громко и раздраженно, и спокойно отвечал. Увидев комбата, Мисник прервался на полуслове, сделал два шага навстречу Бунцеву и, взяв под козырек, четко доложил:
— Товарищ подполковник, за время вашего отсутствия в батальоне никаких происшествий не произошло, личный состав действует согласно плану. По вашему приказу мною первая рота направлена для прочески района падения вертолета. Три минуты назад капитан Бочаров доложил, что рота задание выполнила и возвращается в расположение батальона. Потерь нет, связь устойчивая. В девятнадцать ноль-ноль на аэродром прибыло пополнение. Этим же рейсом прилетели старший сержант Шувалов, а также рядовые Банявичус и Турлаков. Докладывает начальник штаба майор Мисник.
Бунцев, отыскав на карте место падения вертолета, молча стоял. Он мысленно прощался со своим другом Першиным.
К нему подошел подполковник и спросил:
У вас когда отбой?
— Как во всех частях и подразделениях Советской Армии, — хмуро ответил комбат.
— Ну что ж, тогда через два часа после отбоя прошу поднять батальон по тревоге для выбытия на полигон для ночных стрельб.
— Эх, товарищ подполковник, — с какой-то грустью и даже сожалением глядя на этого задиристого, нервного проверяющего, сказал Бунцев. — Мы здесь столько провели ночных стрельб, что на всю оставшуюся жизнь хватит.
— Это меня не интересует. Я действую согласно плану, утвержденному моим командованием.
— А знаете ли вы, что до полигона ночью идти не имеет смысла, противник часто минирует дорогу. Стрельба же на самом полигоне демаскирует, и нас могут обстрелять душманы. Нужны ли нам неоправданные потери?
— Прошу выполнять мои требования, — сухо ответил подполковник и вышел из кабинета.
Бунцев взглянул на начштаба.
— Слышал, Иван Павлович?
— Слышал… — Мисник еще хотел что-то сказать, но Бунцев перебил: — Тогда исполняй. Прикажи с собой взять по три боекомплекта. На полигоне израсходуем не более одного. — И после небольшой паузы спросил: — С нашими парнями, что прибыли из отпуска, не беседовал?
— Не успел. Да как тут успеешь, когда этот, — он кивнул на дверь, куда вышел проверяющий, — пристал как банный лист… Я знаю, что Шукалин их к себе вызывал.
Бунцев посмотрел на часы. Ложиться отдыхать уже не имело смысла. Устало сказал:
— Проследи за ротой Бочарова. Я буду в кабинете замполита.
Шукалин был один. Он сразу же сообщил:
— Беседовал с Шуваловым, Турлаковым и Банявичусом. Я доволен, что мы их послали к матери Коблика. Поддержали наши мальчики ее здорово. Шувалов только сильно огорчен. Письмо, которое написала нам Вера Федоровна, таможенники отобрали.
— Как отобрали? — возмутился Бунцев. Это же не передача.
— А вот так. Взяли и отобрали. Письма тоже нельзя передавать.
— Идиотизм какой-то.
Гибели Першина Бунцев старался не касаться, но Шукалин вдруг сказал:
— Нам надо будет принять участие в церемонии отправления гроба с телом Першина. Сколько раз вместе воевали, сколько раз он выручал нас! В каких только переделках он не был, а тут на тебе! В обычном ночном полете, прямо над Кабулом…
— Война… — задумчиво произнес Бунцев и поднял трубку аппарата прямой связи с ЦБУ: — Бочаров прибыл?
— Да, рота устраивается на отдых, — ответил Мисник.
— Ну пусть пару часиков отдохнут. Я знаешь что думаю? Давай-ка мы направим разведчиков и саперов обеспечить дорогу на полигон.
— Я сам хотел это предложить, — обрадовался начальник штаба. — Такого приказа от проверяющего вряд ли дождёшься.
Бунцев рассказал Шукалину о своей встрече с генерал-лейтенантом Дубиком.
Шукалин грустно сказал:
— И откуда в нашей армии берутся такие люди, как этот подполковник? Я на своем веку уже перенес, наверное, сотню проверок. Разные люди попадали, но такого, как он, встречаю впервые. Представляешь, не успели Шувалов, Ба-нявичус и Турлаков прибыть из аэропорта в батальон, как он их к себе вызвал. Начал расспрашивать, кто, куда и зачем их направлял; передавал ли что-нибудь кто-либо из офицеров в Союз. Даже интересовался, нет ли здесь среди офицеров их родственников. Я посчитал необходимым доложить генерал-майору Щербаку о неправильных действиях руководителя группы проверяющих и его подчиненных.
— А что сделает Щербак или тот же Дубик, когда проверку прислали свыше? Кому-то же выгодно было выставить нас в таком свете. Комбат горько улыбнулся. — Ну ладно. Я в ЦБУ, скоро будем поднимать батальон, так что готовься, Владислав Альбертович.
— А я готов. Вот только письмо жене закончу.
— Привет передавай.
— Спасибо, передам. А тебе писем не было?
— Нет. Все кончено. Она, насколько мне известно, уже вышла замуж.
На полигон прибыли без происшествий. Правда, тому способствовали разведчики и саперы. На дороге были обнаружены и. сняты две итальянские противотанковые мины.
Когда Бунцев поставил об этом в известность проверяющего, тот кисло ухмыльнулся. Эта улыбка говорила о том, что подполковник сомневался в правдоподобности сказанного. Еле сдерживаясь, чтобы не сорваться, Бунцев приказал разведчикам и саперам продолжать контролировать дорогу, пока батальон не пройдет обратно.
Стрельбы прошли нормально. Да и как они могли проходить иначе, когда стреляли люди, которые знали цену точного выстрела и умели вести огонь днем и ночью даже в боевой обстановке.
Правда, не обошлось и без курьезов. Когда боевые машины начали строиться в колонну, неожиданно на полигон упало сразу несколько душманских ракет. Море огня — ракеты были зажигательными — заполыхало вокруг. Грохот, свист, разрывы осколков.
Комбат сориентировался мгновенно. С юга от полигона была равнина, примыкающая к городу, с севера — горы. Из-за гор вели огонь душманы.
Ракеты не могли поразить батальон, так как техника и люди были сконцентрированы ближе к горам. А вот командный пункт, где находился штаб батальона и проверяющие, оказался в зоне разрывов. Офицеры действовали четко, быстро и, что поразило проверяющих, совершенно не обращая внимания на обстрел.
Бунцев приказал колонне сдвинуться еще ближе к горам, затем отдал распоряжение одному из офицеров связаться с ближайшим артиллерийским подразделением. Повернувшись к начальнику штаба, приказал:
— Определите месторасположение. позиций противника.
Третьему офицеру поручал связаться с советскими постами, расположенными на господствующих высотах, они-то должны видеть, откуда бьет противник.
Бунцев все приказы отдавал спокойно, не повышая голоса. Руководитель группы проверяющих вдруг увидел, что там, где офицеры работали с картой, виден луч фонарика, и истерично закричал:
— Кто там демаскирует? Немедленно погасите свет!
— Отставить! — ровным голосом сказал Бунцев: — Продолжайте работать, товарищи! — И повернувшись к руководителю группы проверяющих, пояснил: — Мы хорошо знаем эту территорию. Душманы с вершин дальних гор засекли выход нашей колонны в район полигона, поэтому и бьют по площадям. Здесь, на полигоне, их наблюдателей нет, и корректировать огонь они не могут. На всех ближайших вершинах находятся наши посты.
В этот момент несколько ракет разорвалось недалеко от КП. Все продолжали работать как ни в чем не бывало. А проверяющий от неожиданности бросился на земляной пол, покрытый толстым слоем пыли. Мало того, падая, он уронил табурет, и в панике, когда снова рядом разорвалась ракета, укрыл табуретом голову.
Мисник, подошедший к комбату с докладом о том, что цели артиллерии даны и сейчас будет нанесен по душманским позициям удар, откровенно рассмеялся и с издевкой спросил:
