Клара Ларионова - Московское воскресенье
Кинокартины «Радуга» и «Битва за Россию» я тоже смотрел и согласен с тобой — очень хорошие.
Сегодня я, выполняя одно небольшое поручение, летал на старую точку. На обратном маршруте попал под дождь. Иду на бреющем, видимости совсем нет, а мне почему-то так весело, так уверен, что дойду и сяду. Люблю острые ощущения для подъема настроения.
Ты пишешь, что Марина не получает писем от этого олуха, который сидит напротив меня и читает газету. Не знаю, что с ним за это сделать? Вот закончу письмо и возьму Сашку в работу.
Получил письмо от Ивана Коробкова, он собирается лететь к вам, навестить Дашу. Как я ему завидую!.. Я написал ему, что здесь на каждые два дома одна корчма. Да, да, так и называется: «корчма».
Сейчас «злодей» пытается отвлечь меня от письма, просит выслушать какой-то анекдот, но я молча резанул его взглядом.
А вот некстати пришел дежурный. Вызывают к командиру. Ну, до свидания, моя милая. Целую тебя нежно и крепко. Твой Гриша.
Привет Даше, Марине, Наташе».
Глава сорок четвертая
На запад, на запад летят самолеты!
Гитлеровские пропагандисты еще пытаются обмануть свой народ, они кричат, что русская армия попала в такое же положение, в каком была германская армия под Москвой. Они уверяют, что наконец-то добились стратегического преимущества, потому что сократили свой фронт, укрепили его и могут действовать по внутренним операционным направлениям.
Что же остается делать Гитлеру? Только лгать. Петля все туже стягивается вокруг его горла.
Катя улыбается, изучая карту.
Гриша описывал ей, какие горячие бои они сейчас ведут. Значит, и Гриша помогает им.
Наши части ведут стремительное наступление. Вот уже вторую ночь все самолеты полка летают прикрывать высадку десанта за Одером. И странно, за две ночи они не встретили ни одного немецкого истребителя. Зенитный огонь тоже ослаб.
Катя идет на аэродром, чтобы лететь в очередной рейс, и слышит: кто-то зовет ее. Она видит связистку, бегущую из штаба:
— Старший лейтенант Румянцева, вас командир вызывает!
Катя остановилась на пороге, по взволнованным лицам присутствующих догадалась, что произошло какое-то важное событие. Все были радостно взволнованы. Маршанцева не может справиться с улыбкой.
Ответив на приветствие Кати, она приказала радистке, стоящей посреди комнаты:
— Читайте.
Радистка вытянулась во весь рост и звонким голосом начала читать:
— «Указ о присвоении звания Героя Советского Союза. За особо выдающиеся успехи… старшему лейтенанту Евгении Максимовне Кургановой, штурману, совершившему шестьсот сорок пять боевых вылетов, посмертно…»
Катя чувствует, как у нее перехватило дыхание. Радистка продолжает читать и называет ее имя. Кате кажется, что она ослышалась, но все смотрят на нее, и она не может скрыть волнения. А радистка называет уже Дашу Нечаеву. Где Даша? Вот она стоит, наклонив пылающее лицо. Радистка продолжает читать список награжденных самой высокой наградой страны.
— Разрешите лететь? — спросила Катя. Ей хочется поскорее остаться одной, в своей кабине. Она догадывается, что такое же чувство и у Даши. Но все обступают их и поздравляют с высокой наградой.
Через час Катя со своей летчицей снова в воздухе. Мысли ее неожиданно устремляются в Москву. Что-то делает сейчас мама? Слышала ли она по радио Указ? Если не слышала, так, наверное, слышал отец на заводе. А если и он не слышал, так, возможно, кто-нибудь ему сказал, что его дочери Екатерине Румянцевой присвоено звание Героя Советского Союза.
Черной лентой на сером фоне появляется река. Катя мгновенно выключает все посторонние мысли. Внизу Одер. Пришла пора — и они летят над фашистской Германией.
До того дня, пока не пришли газеты, Катя все не верила, что получила высокую награду. Она думала: «Ну Даша и другие — это понятно, но мне-то за что? Я работала совсем обыкновенно». Но вот в полк прибыла «Правда», и Катя увидела на первой полосе девять портретов Героев Советского Союза, и свой портрет — второй слева. Эту «Правду» видела мама! Видел отец! Видели девушки в университете!
Катя смотрит на портреты, и ей кажется, что это совсем незнакомые ей девушки. Но, во всяком случае, это очень счастливые девушки.
Командир предупредила их:
— Сегодня у нас в полку будет командующий воздушной армией. — Она сделала паузу, потом добавила: — И другие товарищи.
Все уже готовились к празднику, но, услыхав сообщение командира, забеспокоились, что костюмы не так уж тщательно выглажены, прически не очень аккуратны. Чулки надеты не самые лучшие.
Началась суматоха. В баню — очередь, за утюгом — очередь. Все волновались, торопились. Почему-то стали говорить тихо, будто боялись, что кто-то услышит секреты красоты.
— Щетку!
— Зеркало!
— У кого есть запасные шнурки?! — закричала Марина, вбежав в комнату. Она стояла на одной ноге, другую, в чулке, поджала, в руке туфля. На ней новая форма, на груди тщательно начищенные ордена. Волосы аккуратно уложены волнами: хотя и не полагалось завивать их, но они сами вились.
Зал торжественно убран для собрания: стол президиума накрыт красной бархатной скатертью, из помещичьих оранжерей собраны самые лучшие цветы. Торжественно и красиво. Сама Маршанцева дивилась на своих девушек — какие же они красавицы! Спокойные, гордые, уверенные в себе. Но в этой гордости нечто большее, нежели просто сознание своей женственности; нет, это гордость за свою трудную работу, это ощущение своей необходимости в самом трудном деле — войне. Это уже не щебечущая стая девушек, а передовой отряд патриоток, прославившихся своим бесстрашием, своими боевыми подвигами, знающих себе цену. Они были не где-нибудь во вспомогательных частях, они выросли и повзрослели на передовой, нанося непрерывный урон врагу.
И генерал-майор Высоков тоже как будто не ожидал такой парадности. Он уже вроде и привык к этой воинской части, привык видеть постоянно сосредоточенные, суровые лица, привык к тому, что девушки всегда заняты делом, всегда возле своих машин. Аэродром порой напоминал ему какой-то муравейник, на котором все трудятся, никто не остановится ни на минутку — труд, труд, труд, тяжелый, напряженный. А сейчас у этих девушек и лица другие! Глаза их сияют от сдержанной улыбки, все они расцвели, как будто их сбрызнули живой водой, и до того красивы, что каждую хочется увековечить в бронзе или мраморе. Да ведь это так и есть, они заслужили памятники, потому что не только прошли трудную дорогу войны, но и показали лучшие качества советских людей, воспитанных партией: решимость, отвагу, мужество, стойкость, железную волю, готовность к самопожертвованию, бесстрашие, патриотизм. Да, каждая из них стала словно бы примером того, какими могут быть люди нового, коммунистического мира.
Генерал-майор смотрел и, сам того не замечая, тоже улыбался, совсем не похожий на себя всегдашнего, сурового, немного замкнутого, как будто и сам стал чуть-чуть иным в этой атмосфере товарищеской чистоты и сердечности. И девушки тоже не узнавали своего строгого, требовательного начальника.
Маршанцева стала читать список награжденных. Девушки сдержанно поднимались, шли в президиум и получали из рук командующего орден Ленина и Золотую Звезду Героя.
Получив награды, Катя пожала руку командующему и взглянула ему в лицо долгим, запоминающим взглядом. Его большие серые глаза с улыбкой смотрят на нее. Она чувствует его крепкое рукопожатие, рукопожатие мужественного и добросердечного человека. Катя смотрит на него, старается запомнить его на всю жизнь. Она стояла бы неизвестно сколько, но подошла Даша и отодвинула ее. Потом ордена получали Марина, Наташа, все брали коробочку, четко поворачивались, шли на свое место.
Когда все прошли в столовую и сели за пышно убранный стол, командующий встал и произнес тост:
— За славных дочерей русского народа! За Героев Советского Союза!
Все поднимают бокалы. Хотя майор Речкина дала на этот счет всем строгую инструкцию — только пригубить вино, — Катя, не спускавшая глаз с командующего, тянула-тянула из своего бокала и пустой поставила на стол. В этот момент Наташа толкнула ее, но Катя смогла только шевельнуть бровью: раз поздно, так уж поздно, вино выпито, раскаяние потом! Как раз в этот миг она уловила строгий взгляд майора Речкиной и, виновато опустив глаза, стала торопливо закусывать фруктовым компотом, приняв его за салат.
Раздались звуки «Офицерского вальса». Командующий подошел к Маршанцевой, пригласил ее танцевать. Вслед за ними закружились и другие пары, сначала робко — сдерживало присутствие высокого начальства, — потом разошлись по-настоящему, от всей души.
В перерыве все окружили Маршанцеву, и она начала читать поздравительные телеграммы.
