Курбандурды Курбансахатов - Сияние Каракума (сборник)
Она вышла из кибитки. Из дверей кирпичного дома доносился голос Оразгюль:
— Не говори! Твои родители за собаку меня считают… Выгораживают младшую гелин, а нет, чтобы мне помочь…
В ответ забормотал что-то Атак. И ему плачущим, визгливым голосом вторила жена. Атак повысил голос:
— Перестань же наконец! А эта гордячка будет, как миленькая, выносить золу из твоего очага. Иначе нашему Чопану придётся отказаться от старшего брата. Пусть только возвратится живым с войны… Ну-ка, довольно тебе хныкать!
«Что же я делаю! — одёрнула себя Боссан-эдже. — Подслушиваю…» И она отправилась к Огульдженнет.
— Не принимай ты к сердцу, невестушка, неумные речи этой скандалистки, — мягко обратилась она к младшей гелин. Та сидела, опустив голову. Впрочем, сразу попыталась улыбнуться, не огорчать свекровь:
— Мама, я не стану обижаться. Разве сейчас такое время… Просто я хотела, чтоб деверь помог мне. А тут невестка вмешалась.
Боссан-эдже решила оставить этот разговор и заговорила о другом.
— Тоя не сыграли по обычаю, в гостях сватьи не побывали! — со слезами в голосе высказала она то, что не давало ей покоя. — Ох, война распроклятая! Чопан, сыночек! Да когда же ты вернёшься? Вай, судьба твоя горемычная!
— Мама, успокойтесь, — Огульдженнет погладила свекровь по плечу. — Ещё устроим той, поверьте. Вот только вернётся Чопан-джан… Обязательно…
Дальше она говорить не могла — комок подступил к горлу. Огульдженнет выпрямилась, отвернулась. И словно вся тоска по мужу, всё наболевшее — вдруг обратилось в слёзы. Они хлынули неудержимым потоком…
В то лето колхозники села Иртык засеяли зерновыми обширные площади вдоль магистрального арыка Кель. Там, далеко от села, люди построили временные хибарки, в них и жили неделями. Ибо, когда подоспел урожай, его почти весь пришлось убирать вручную. Правда, удалось раздобыть на МТС один исправный комбайн. Но много не уберёшь одной машиной.
…Солнце в тот день уже поднялось на порядочную высоту. Временный посёлок на берегу арыка давно опустел; пожалуй, один только Атак слонялся вдоль неровного ряда хижин, обмазанных глиной. Тут, немного на отшибе, парни копали колодец, и Атак должен был, по окончании работы, опустить на дно колодца уже подготовленный для этой цели човлюк — специальный обруч для закрепления стенок.
А к востоку от посёлка работали косцы — тоже в большинстве молодёжь, парни и девушки. Среди них — и Огульдженнет. Усердно, без устали махала она косой, почти не поднимая головы и не глядя по сторонам. И всё-таки лицо у неё сильно загорело, загрубело на жгучем солнце и ветру.
Поблизости, время от времени поглядывая на соседку, трудился парнишка лет четырнадцати по имени Халик. Полненький, круглолицый. Поработав косой с полчаса, он хватался за поясницу, — видать, не очень-то был привычен к такому напряжению.
Ближе к перерыву Халик на минуту положил косу и приблизился к Огульдженнет.
— Не уставать вам, сестрица! — как принято, пожелал он. Затем попросил воды, которая хранилась у женщины в кумгане, что был прикрыт халатом.
— Давайте-ка я помогу вам, — предложил парень и, не ожидая ответа, схватил свою косу и подошёл к Огульдженнет.
— А на своём участке всё скосили? — не поднимая головы и не переставая работать, спросила она.
— Н-нет…
— Тогда, братец, заканчивай. А я управлюсь сама.
— Э!.. — парень махнул рукой, вздохнул. Огульдженнет на секунду выпрямилась, улыбнулась, поглядев на него с любопытством. А Халик сказал: — Одно-му-то работать уж больно скучно. Наверное, от скуки и поясницу ломит.
— Вот как! А ну-ка я посмотрю, как ты орудуешь косой, ловко ли у тебя получается.
Халик с усердием взмахнул косой и двинулся по ряду, ровной полосой укладывая колосья. С каждым взмахом он подавался вперёд всем корпусом — очень уж много силы тратил, больше, чем следовало. Видать, ему хотелось заслужить одобрение молодой женщины. Огульдженнет поняла его состояние.
— Вай, Халик, да ты молодчина! Прекрасно владеешь косой.
— А знаете, я и в прошлом году на каникулах работал на покосе. Сорок два трудодня мне начислили!..
— Вот здорово! Ну, в этом году, конечно, заработаешь побольше.
Халик скромно пожал плечами: дескать, увидим…
— Заработаешь и поедешь учиться, — продолжала она. — Ты куда собираешься, в Теджен или в Ашхабад?
— Да, конечно. Только… — Парнишка замялся. — Учиться-то я, скорей всего, не поеду…
— Как же так? Отчего?
— Ай, ну потому… Война ведь идёт! Вот окончится, тогда может быть… А сейчас — отец ушёл на фронт. Мать нездорова… Так что хлопот не оберёшься…
Огульдженнет глубоко вздохнула. Спросила тихо, озабоченно:
— Когда же она кончится? Ты знаешь?
— Нам председатель говорил, — серьёзно ответил Халик, — чем упорнее, мол, будете работать, тем скорее кончится война, разобьём врага.
Женщина поглядела на парня с невольной симпатией. Лет, наверное, на шесть моложе, чем она, а поди ж ты, как здорово разбирается в таких делах…
— Что ж, Халик, — медленно заговорила она. — Если от нас зависит, дни и ночи станем трудиться без отдыха… Ну, а ещё что слышал нового?
— Ничего, сестрица.
— Давай тогда времени даром не терять. Иди на свой участок.
Халик зашагал прочь с косой в руках. «Сметливый парень и работящий», — опять подумалось Огульдженнет. Ей стало неловко, что она против воли глядит ему вслед.
Ещё с полчаса поработала, и вдруг её словно светом озарило: «Да ведь парень-то на Чопана похож, вот оно что! Такая же походка… И руки цепкие, как у него…»
От колосьев, падающих под ударами отточенной косы, взлетала тонкая красноватая пыль. Огульдженнет увлеклась работой и незаметно для себя стала что-то напевать тихим, приятным голосом. Пела она от души — о том, что наболело. О разлуке с любимым… О том, как ждёт она с ним встречи…
Она вовсе не видела, не обратила внимания, когда возле неё появился Атак. Он стоял совсем рядом, неподвижный, тёмный лицом, точно побуревший от времени кол. Заметив его наконец, Огульдженнет испугалась, что он слышал, как она пела, проворно прикрыла рот яшмаком, едва косу не уронила… Приободрившись, она выпрямилась, улыбнулась глазами, шевельнула рукой в сторону скошенных рядов спелой пшеницы: вон, мол, сколько я сделала. Атак, однако, даже глазом не повёл, не поглядел ей в лицо. Заговорил тихо и важно:
— Невестка, я тебе вот что хочу сказать. У нас в селе парод, ого, дошлый. В глаза тебе улыбаются, но уж за глаза все косточки перемоют, будь уверена… Каждую мелочь заметят и запомнят. Стоит тебе ногой не так ступить — сейчас же расценят по-своему… Ага, скажут, вон она как, эта самая, невестка Хайдара, муж на войне, а она… Это что же такое, а?! — Атак надулся, покраснел, возвысил голос: — Ты, вместо того, чтобы работать, головы не поднимая, с кем попало лясы точишь!
У Огульдженнет ярким пламенем вспыхнули щёки. Хотела возразить, язык не повиновался. Горло перехватило от негодования. На глазах блеснули слёзы. Атак между тем продолжал:
— Время идти на обед. Увяжи в снопы, что накосила, и отправляйся.
Он повернулся и зашагал прочь.
У неё пылали щёки, в голове шумело. Сухие губы произвольно кривились. «Неужели… подумали, что я отступлюсь?» Потом, овладев собой, посетовала: «Надо было мне всё же расспросить Атака, к чему это он клонил». Огульдженнет подняла голову, но Атак уже подходил к ряду хибарок у арыка. Он ступал широко, уронив голову на грудь. Ей он показался вконец опечаленным.
«Ведь он не хочет, чтобы меня люди перестали уважать, вот и беспокоится. Ох, я пустоголовая! — укорила себя Огульдженнет. — Не понимаю самого простого…»
Всё же она, припоминая свои слова и поступки, не могла обнаружить в них ничего предосудительного.
— Проклятая война, всё от неё! — решила она в конце концов. — Заставляет людей всюду видеть недоброе…
В час, когда косцы отправились на обеденный перерыв, из села верхом на ишаке прибыл Хайдар-ага.
— Здорова ли ты, голубушка? — осведомился он, пристально глянув в опечаленное лицо невестки. — Всё ли благополучно тут, а?
Огульдженнет улыбнулась, закивала головой. И неожиданно сама спросила свёкра, тихим голосом, из-под яшмака:
— Скажите… а в доме как дела?
Кажется, в первый раз она осмелилась к нему обратиться с вопросом. И старик не удивился и не рассердился. Подумал только: «Э, какое время, ни на что запрета нет!..» Затем, достав из-за пазухи треугольник из серой бумаги, протянул невестке:
— Возьми. От нашего Чопана.
У Огульдженнет точно сдуло ветром с души оскорбительные намёки деверя. Она почувствовала себя как на крыльях… Ямочки появились на щеках, и глаза вспыхнули электрическими огоньками. Хайдар-ага не стал допытываться, отчего была она невесёлой минуту назад. Подождав, пока она прочтёт письмо до конца, старик возвестил:
![Урсула Ле Гуин - Индеец с тротуара [Сборник]](/uploads/posts/books/276971/276971.jpg)
![Пол Андерсон - Кокон [ Межавт. сборник]](/uploads/posts/books/72467/72467.jpg)
