Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 4
Товарищ министр обороны, мне можно было бы еще долго перечислять, в решении каких проблем участвовало Главное оперативное управление Генштаба и я, как его начальник. Но хотелось бы еще раз подчеркнуть, что по работе ГОУ в целом и по моей лично работе никто никогда претензий не имел. А я имел много и персональных поручений. Взять, к примеру, так называемую Стратегическую оборонную инициативу (или СОИ) Соединенных Штатов Америки. Чтобы наконец принять правильное решение о наших адекватных мерах, по решению Политбюро ЦК и Совмина была создана комиссия, куда была включена вся элита нашей науки, председателем был назначен академик Велихов, а я — заместителем председателя. Эта комиссия была вывезена за город, и в течение нескольких дней, проводя заседания только в бункере, мы наконец выработали стратегически правильную линию для нашего государства.
Поэтому, товарищ министр обороны, полагаю, я вправе считать, что в течение пяти лет выполнил возложенные на меня обязанности. А что касается военного округа, куда я прошусь, то у меня навык работы в этой должности есть достаточный и положительный. Если такое решение состоится — я буду благодарен. А если еще мне будет позволено высказать свои пожелания конкретно, то я буду благодарен вдвойне.
Я мог бы продолжать, но закруглился, потому что почувствовал: надо кончать. И не ошибся.
— Да, вы правы. В основном. Но со своей благодарностью вам надо повременить. Никуда вы не поедете. Будете работать в Генштабе. Вас назначат на освобожденную должность первого заместителя начальника Генерального штаба, а вместо вас на ГОУ поставят другого генерала, но это уже будет не первый заместитель начальника Генштаба, а просто — заместитель. Надо еще поработать здесь год — максимум полтора. Я обещаю вернуться к этому вопросу.
Причины мне были ясны — какой бы опыт генштабовской работы ни был у С. Ф. Ахромеева, ему, конечно, нужна опора. Уход Н. В. Огаркова и мой немедленный уход и появление на ГОУ генерала, который должен еще привыкать к этой сложной работе, могут на делах отразиться негативно. Тем более что уже год, как мы распрощались с генерал-полковником Иваном Георгиевичем Николаевым. А он был не просто высоким авторитетом, но и высшего класса генштабовским специалистом.
Понимая все это, но самое главное — удивительно полярно измененный тон разговора — переход от резкого и агрессивного — «И я был против вашего назначения» — к лояльно уважительному — «Надо еще год поработать… Я обещаю вернуться к этому вопросу» — конечно, подействовал и вынудил меня согласиться.
Разговор был окончен. Мы распрощались. Перед моим уходом Устинов сказал:
— Надо, чтобы все было в порядке…
— Я вас понял.
— Постарайтесь.
Я действительно понял, что именно имел в виду министр: надо, чтобы в Генштабе было всё в порядке, чтобы Генштаб и его начальник были на высоте. А это — гарантия успеха в руководстве войсками.
Разговор состоялся в сентябре, а через три месяца Дмитрий Федорович Устинов скончался. Но еще при его жизни передо мной стал в полную меру вырисовываться Афганистан. С получением звания маршала Советского Союза в 1983 году С. Ф. Ахромеев в Афганистан фактически уже не выезжал. С. Л. Соколов, убывая в 1984 году в очередную поедку в Афганистан, действовал уже без Ахромеева. Но в этот год, в то время, когда Сергей Леонидович находился в Советском Союзе, я выезжал в Афганистан для решения задач по отдельному плану. То есть я не занимался организацией и тем более проведением боевых действий. Но, зная о них, проводил другие мероприятия. В частности, в последние месяцы 1984-го — начале 1985 года наш Генштаб, командующий Пограничными войсками СССР генерал армии В. А. Матросов и Генштаб Афганской армии занимались созданием Пограничных войск Афганистана.
Вообще создание какого-то нового государственного организма в условиях Афганистана того времени представляло проблему, а пограничных войск тем более. Караванные пути из Пакистана и из Ирана в Афганистан были полностью открыты, и переброска вооружения, боеприпасов, вольного имущества, да и самих банд не представляла для оппозиции никакой трудности. Конечно, силами правительственных войск Афганистана и войск нашей 40-й армии перехваты проводились, но это было очень сложно, так как фронт действий оппозиции был большой. С появлением же пограничных бригад перекрывались целые направления. Целая сеть погранзастав этих бригад накрывала множество уже наезженных караванных путей. Это заставляло мятежников сбивать эти заставы, проводить подкуп или же обходить и пробивать новые пути, а это было сложно. Но, во всяком случае, погранвойска Афганистана уже были каким-то щитом. В этих условиях правительственные войска и части нашей 40-й армии, которые привлекались для прикрытия госграницы (в основном для перехвата караванов), составляли уже вторую или даже третью линию в этом прикрытии.
Конечно, создание пограничных войск хотя и проводилось по инициативе советской стороны, но с согласия главы государства Б. Кармаля и по плану, утвержденному министром обороны ДРА генералом Рафи и согласованному с маршалом С. Л. Соколовым и генералом Г. И. Салмановым (тогда Главным военным советником). Этапы становления пограничных войск Афганистана были сложными, болезненными. Случаи измены и перехода на сторону противника целых застав, неустойчивость, проявленная при ударах мятежников, просто уход с дежурства или дезертирство — все это часто наблюдалось особенно в первые месяцы становления. И причиной всего этого была не столько слабая подготовка, сколько родоплеменные отношения, семейные и родственные связи, единая вера ислам.
Словом, много нам хлопот доставили эти пограничные бригады. Но общими усилиями мы все-таки добились того, что пограничные войска Афганистана заявили о своем существовании. Командующий Пограничными войсками Советского Союза генерал армии Вадим Александрович Матросов, облетая каждую бригаду, организовывал распорядок, внедрял и правила службы, растолковывал суть их функций и проводил тренировки на местности. Я же вслед за ним организовывал взаимодействие между погранбригадой, ближайшими воинскими частями правительственных войск и 40-й армии, налаживал систему обеспечения вооружением, боеприпасами, продовольствием, финансами, а также связью и в целом занимался созданием системы управления. Забегая вперед, хочу отметить, что там, где командиром бригады или погранзаставы был деловой офицер или у него в подчинении был какой-нибудь инициативный офицер или солдат — там через год-два всё буквально преображалось: на заставах появлялись большие стада баранов, пограничники разрабатывали прилегающие земли под сельскохозяйственные угодья и выращивали различные злаки, особенно пшеницу, а где были солидные водоисточники — выращивали различные овощи и т. д. Это было для пограничников хорошим подспорьем. Особенно широко это практиковалось на границе с Ираном, где, кстати, было и поспокойней.
Занимаясь проблемами афганских пограничников, я чувствовал, как уже втягиваюсь в жизнь Афганистана. Если раньше были наезды познавательного характера, то сейчас я уже сам принимал решения. И вообще я чувствовал— с учетом моего положения в Генштабе, отношения ко мне руководства и, что было особым признаком, более редким появлением в Афганистане С. Л. Соколова, который с конца сентября 1984 года вообще туда не выезжал, — мой переезд в Афганистан уже на постоянной основе не за горами. В октябре 1984 года в Министерстве обороны как обычно подводились итоги за текущий учебный год и ставились задачи на следующий. В Москву съехалось все руководство Вооруженных Сил страны — военных округов, групп войск, армий, корпусов. На подведении итогов присутствовал весь центральный аппарат и руководители Министерства обороны и Генерального штаба, представители ЦК КПСС, Совета Министров, Военно-Промышленного комплекса, МИДа, КГБ и МВД.
С докладом выступил министр обороны маршал Советского Союза Д. Ф. Устинов. Как всегда, он начал говорить энергично и даже эмоционально. Доклад — труд большого коллектива был интересный и яркий. Практически весь зал был увешан картами, схемами, таблицами и т. п. Офицер Генштаба по ходу доклада показывал соответствующие схемы или карты. Все шло нормально. Но минут через тридцать мы заметили, что с Дмитрием Федоровичем творится что-то неладное: лицо побледнело, речь стала прерывистой, стоял на трибуне он неуверенно. Смотрю на помощников — те тоже насторожились. А еще через три-четыре минуты он вообще умолк и закачался. Помощники быстро подошли к министру, помогли ему сесть на ближайшее кресло. Был объявлен перерыв на двадцать минут. Устинова вывели в комнату отдыха. Врачи сделали все, что от них требовалось. Министра увезли в госпиталь. Это был звонок перед кончиной. Ему было 76 лет. Были у него болезни, были и операции, но он держался, не уходил. То ли считал, что незаменим. То ли упоение властью ослепляло его. То ли удерживала боязнь того, что если уйдешь от активной работы, то умрешь.
