Йозеф Глюкселиг - Сейф дьявола (роман и повести)
— Мне все же кажется…
— Мне не хотелось бы навевать вам плохие сны, Штрайтцер… — перебил его Говард и, поднимаясь, с улыбкой заметил: — Но вам следовало бы об этой истории серьезно подумать…
3
И Штрайтцер думал, серьезно думал. За четверть века он проделал для американцев много полезной работы. В конце концов, американская секретная служба за красивые глаза никому не платит. Штрайтцер в совершенстве владел всеми тонкостями разведывательной работы, был отважен и деловит. В какой-то период даже считался одним из асов европейской разведки.
А теперь шестидесятилетний рубеж давал себя знать, и все стало иначе. Все чаще и чаще он терял спокойствие, а при этом и умение предвидеть, подгонял себя и своих людей, чем создавал атмосферу постоянной нервозности. И самое страшное заключалось в том, что он утратил способность к риску…
Чем яснее Штрайтцер сознавал это, тем сильнее боялся, что это поймут и в Центре. А он пока не собирался уходить со сцены. И дело тут не в деньгах, у него их было достаточно. Просто он не хотел расставаться со своей средой. Он знал, как категорично в их деле оценивают работников — сам пользовался подобными критериями при оценке своих подчиненных. Поэтому естественно, что он сразу связал внезапный приезд Говарда с тем, что так волновало его в последнее время.
На следующее после ужина с полковником утро Штрайтцер вызвал к себе мужчину спортивного вида, которому на первый взгляд никто не дал бы сорока лет. Это был чехословацкий эмигрант Петр Галва — второй человек в филиале американской секретной службы в Мюнхене.
— Ну что? — осведомился Штрайтцер, как только Галва появился в дверях.
Тот часто заморгал, пригладил ладонью коротко подстриженные волосы:
— Разрешите сесть, герр директор?
Штрайтцер кивнул. Галва сел в кресло в ожидании дальнейших вопросов.
— Есть информация из Праги? — заметно спокойнее спросил Штрайтцер.
— Если вы имеете в виду случай с Гранднером, — неторопливо ответил Галва, — то подробности будут известны завтра утром…
— Утром… утром…
— Раймер вернется из Праги сегодня ночью и завтра утром проинформирует меня.
Штрайтцер минуту помолчал, потом встал и прошелся по кабинету, Галва повернулся к нему, но нервное состояние директора, казалось, не особенно его беспокоило.
— Кажется, у вас есть на этот счет свое мнение, герр Галва, не так ли?
— Разумеется… Мое мнение о Гранднере вы давно знаете.
— Знаю… Вы считаете его идиотом! — выпалил Штрайтцер.
— Ну-у, — протянул Галва, — так я о нем никогда не говорил. Правда в том, что я постоянно толкую ему об опасности чрезмерного пристрастия к алкоголю, а он на это ноль внимания.
— Он выпивает не больше других.
— Может быть, но пьянеет он значительно быстрее, чем другие.
Штрайтцер махнул рукой и сел в кресло рядом с Галвой, внезапно поняв, что его заместитель прав. Да он и сам неоднократно предупреждал об этом Гранднера. Предложив Галве сигару, Штрайтцер с улыбкой согласился:
— Действительно, долго он не выдерживает.
— Да, герр Штрайтцер, это вы точно подметили.
Штрайтцер быстро взглянул на своего собеседника, но в его глазах не увидел и тени иронии.
— Ну а теперь напомните мне, — сказал Штрайтцер, — что Гранднера послали в Прагу по моему устному указанию.
— Какой в этом смысл?
«Этот невозмутимый чех будет директором фирмы ТАНАСС, хоть он и эмигрант», — подумал Штрайтцер.
— Но вы же знаете, что это было именно так, — после паузы задумчиво произнес Штрайтцер. — Какой из этого получился бы превосходный скандал!
— Каждый, кто направляет агентов за рубеж, должен считаться с тем, что некоторые из них не вернутся, герр Штрайтцер. И какая разница, кто из нас его посылал. В конце концов, это не первый человек, который не возвратился.
— Вы, безусловно, правы, только вокруг этого случая что-то уж больно шумят.
— Я проанализировал, что Гранднер знает и что мог бы выдать на допросах. Получилось не очень много. Правда, я не знаю… — Галва замолчал, как будто подыскивая подходящую формулировку.
Вольфганг Штрайтцер сразу понял, куда целится его заместитель:
— Вы хотите сказать, что не знаете, о чем мог ему рассказать я, не так ли?
— Да, герр Штрайтцер. Это ведь ваш близкий друг.
— Безоговорочно заслуживающим доверие я его не считал, — решительно заявил Штрайтцер. И сказал правду: он был не настолько глуп.
— Тогда все в порядке. Гранднер не знает ни нашего резидента, ни агентурную сеть в Чехословакии… Ему известен один связной, и если мы это звено уберем, то ничего не случится. Он может выдать только одного нашего человека и отдельные организационные и кадровые вопросы фирмы ТАНАСС. В этом смысле он не скажет чехам больше того, что они уже знают.
— Безусловно, за эти годы они о нас кое-что узнали, — согласился Штрайтцер, для которого рассуждения Галвы были как целебный бальзам.
— Я только не пойму, почему именно вокруг случая с Гранднером надо устраивать такой шум, герр Штрайтцер?
Директор оставил вопрос без ответа. Он пока не считал нужным проинформировать своего заместителя о прилете полковника Говарда, особенно о тех проблемах, которые в связи с этим возникли.
— При этом вы, разумеется, исходите из самого худшего варианта: полиция задержала Гранднера за шпионаж и он признался во всем.
Галва улыбнулся:
— Если кто-то попался в руки полиции, каковы бы ни были причины, нужно брать во внимание все, даже самое худшее. В общем, мне ясно, в случае с Гранднером возможны несколько вариантов…
— То есть?
— Официальное сообщение о дорожном происшествии может быть правдой — это первый вариант и, по моему мнению, наиболее вероятный…
— Значит, вы верите, что он оказался способен на подобную глупость?
— Гранднер — да.
Штрайтцер кивком подтвердил, что слушает Галву со вниманием.
— Этот вариант был бы для нас самым выгодным… До тех пор, конечно, пока Гранднер не выдохнется и не выложит то, о чем его никто не спрашивал…
— Для чего ему это нужно?
— Чтобы спасти себя.
— Я в это не верю.
— Я тоже, но как крайний вариант мы должны это предусмотреть.
— Как крайний и маловероятный.
— Теперь следующий вариант: Гранднера мог выдать связной, с которым он встречался в Праге.
— Конечно.
— И наконец, теоретически есть еще два варианта… Первый — у чехов есть агент в нашей организации, который заранее информировал их о Гранднере. И второй — Гранднер каким-то образом мог выдать себя сам.
— Но это действительно только теоретические варианты.
Галва пожал плечами:
— Теоретические, но вполне вероятные.
«Теоретические, но вполне вероятные», — эхом отозвалось у Штрайтцера в голове. В его положении только не хватало, чтобы у него где-то сидел чешский разведчик. Но Говард тоже говорил об этом, поэтому…
— У вас есть основания считать, герр Галва, что у нас сидит коммунистический агент? — спросил Штрайтцер, внимательно глядя на своего собеседника.
— Если бы у меня были подобные основания, я бы давно обратил на это ваше внимание. Но полностью исключить такую возможность нельзя. Ведь в этом заключается цель коммунистических разведок.
— И что вы предлагаете?
— Утро вечера мудренее, герр Штрайтцер. Потом я бы смог изложить конкретные предложения.
— Хорошо, заходите ко мне с этим Раймером.
4
Вскоре после ухода Галвы появился полковник Говард. Он выглядел отдохнувшим и одним своим видом создавал вокруг себя хорошее настроение.
— Давно я так хорошо не спал, Штрайтцер! А вы?
— Благодарю вас, сэр… Я тоже не могу пожаловаться.
— Это хорошо… Сигару?
— С удовольствием, мистер Говард.
Закурив, оба удобно устроились в мягких креслах. Сейчас Штрайтцер выглядел более спокойным, чем вчера вечером. Разговор с Галвой придал ему смелости. Он покажет этому американцу, что фатальный случай с рядовым агентом не выбил его из колеи, даже если речь идет о его друге. Вобрав в себя побольше воздуха, Штрайтцер обратился к полковнику:
— Буквально несколько минут назад я обсуждал с Галвой этот случай с Гранднером…
На лице полковника появилась улыбка.
— Превосходно! — Он взял хрустальную пепельницу и взвесил ее на руке: — Чешское стекло?
Штрайтцер неопределенно пожал плечами. Говард продолжал:
— Чудесная работа… Кстати, этот ваш заместитель, Галва, тоже, чех, не так ли?
— Да, сэр. Работает на нас более десяти лет и до сих пор не вызвал и тени подозрения.
— А это хорошо… или плохо?
Штрайтцер взглянул на американца, пытаясь угадать, что тот имеет в виду:
