Моше Даян - Арабо-израильские войны 1956,1967: Дневник Синайской компании. Танки Таммуза
Пока полковник принимал душ, семейство ожидало в полном молчании, будто участвуя в некой церемонии. Он находился в ванной довольно долго, тщательно смывая пыль Негева, которой немало накопилось на нем за последние несколько дней. Когда Шмуэль вышел, он проверил знание детьми Библии, которую почти всю помнил наизусть, а затем сел обсудить вопросы обороны со старшими в семье. Он несколько раз уверил их, что, если начнется война, даже в том случае, если египтяне нападут первыми, она будет быстро перенесена на территорию врага. (Кибуц Цейлим находился рядом с границей сектора Газа, что означало: случись что, он окажется прямо на линии атаки египтян. Поселенцы ходили на работу с оружием.)
Вернувшись в трейлер, полковник Шмуэль принял решение. Он уговорил Ципи связать его с командиром дивизии. В телефонном разговоре он попросил генерала заменить майора Казея другим офицером разведки. Таль согласился и сказал, что на следующий день к комбригу явится подполковник Цвика.
Командующий всегда поддерживал командиров. Если командир плох, замени его, но пока он на посту, он облечен полным доверием своего начальника. Однажды начальник оперативного отдела из бригады Шмуэля попросил генерала Таля освободить его от занимаемой должности ввиду несовместимости его характера с характером комбрига. Командующий ответил: «Если бы полковник Шмуэль потребовал бы у меня заменить вас, я бы немедленно сделал это. Но ваше мнение относительно совместимости ваших характеров меня не интересует. Ваше дело ладить с полковником Шмуэлем, а не его».
— Но, господин генерал, я не могу с ним работать.
— Это дерзость. Как командир бригады он уполномочен решать, с кем ему работать.
— Но послушайте, генерал, разве человеческую натуру не следует принимать в расчет?
— Натура не имеет к армии никакого отношения. Здесь есть только приказы. Вы получаете приказ и вы его выполняете, вот и все. Армия не место для дебатов и не контора по подбору гармоничных пар. Возвращайтесь к работе. Только полковник Шмуэль сможет освободить вас от нее.
— Слушаюсь, господин генерал.
ГЛАВА 14
Полковник Шмуэль вел джип сквозь тьму. Впереди виднелись только красные огни машины сопровождения. Рядом с комбригом лежал автомат Томпсона; запасные магазины находились в пределах досягаемости. Ему не нравился Узи. Он считал, что калибр 9 мм маловат. Этой поездке в части предстояло стать последней перед началом войны[103].
Полковник Шмуэль родился в Вильно (сейчас Вильнюс), в Литве, в канун пасхи 1930 г. в семье обойщика и знатока Талмуда. Как считал отец, Божественное предначертание состоит не в явлении нового мессии верхом на белом ослике, а в обретении Израилем независимости. Когда Шмуэлю исполнилось три с половиной года, семья иммигрировала в Палестину и обосновалась в Иерусалиме. Отец открыл мебельный магазин, но дела шли неважно, и он вернулся к работе обойщика. Это было тяжелое время, вся семья — отец, мать, три дочери и три сына — жила в одной комнате. Чтобы содержать семью, мать пошла работать на металлургический завод, где в 1940 г. начали выпускать мины для нужд Британской армии.
Шмуэль вырос в атмосфере запретов и ограничений. Он постоянно сталкивался с вопросом, разрешено это или запрещено. Его отец требовал дисциплины, уважения и не терпел «никакой чепухи». В каком-то смысле это здорово помогло Шмуэлю подготовиться к службе в бронетанковых войсках Израиля. До шестнадцати лет он обучался в иешиве[104], где считался отличным учеником. Там ему привили педантичность, настойчивость в достижении цели и научили превозмогать усталость. Его учитель, равви Ядлер, завел обычай: каждый день в одно и то же время за десять минут до заката студенты принимались заниматься с удвоенным рвением. По сигналу голодные и утомленные мальчики преодолевали усталость и с энтузиазмом повторяли пройденное.
Одно время Шмуэль был ревностным почитателем Субботы. «Для арабов было бы лучше, если бы я возглавлял Зилотов субботы в Иерусалиме, чем командовал танковой бригадой», — как-то заметил он. Но однажды он состриг пейсы. Отец не ругал его, веря в максиму: «Лучше пусть грешат по невежеству, чем от знания». Отец умер за год до обретения Израилем независимости, когда Шмуэль уже стал активным членом Хаганы.
В тринадцать лет Шмуэль поступил на службу в молодежный отряд Хаганы. Теперь, двадцать четыре года спустя он думал о том, что предстоящая война станет для него третьей войной с Египтом.
Они приближались к расположениям батальонов, но вокруг стояла абсолютная тишина и темнота. Он испытал прилив гордости за то, какую дисциплину сумел установить в своей бригаде, и, повернувшись к офицеру по личному составу, проговорил:
— Такой народ как наш, Георгий, всегда должен быть готов к войне. Иначе погибнет.
— Да, господин полковник.
Шмуэль замурлыкал с детства знакомый мотив. Комбриг не спал несколько суток и очень устал. Увидев замелькавшие во тьме тени, он встряхнулся. Не успел полковник припарковать свой джип рядом с машиной эскорта, как к нему приблизился высокий человек, которого он не сразу узнал в темноте. Это оказался майор Эхуд Элад, командир батальона D-14, укомплектованного танками «Паттон».
— Батальон в полной готовности, господин полковник.
— Хорошая работа, Эхуд. Я проехал по расположению части и не слышал ни звука, не видел ни огонька. Дисциплина на высоте.
Не каждый день получаешь похвалу от командира бригады — Эхуд был доволен. Он сопровождал полковника. Они прошли в полной темноте до белого круга, где остановились перед сидевшими на земле солдатами. Прозвучала команда «Смирно!», и два стоявших рядом джипа фарами осветили комбрига и комбата.
— С вами будет говорить командир бригады, — обратился Эхуд к своим людям.
— Вольно, можете сесть, — произнес полковник Шмуэль более мягким, чем обычно, голосом. Послышались шорохи и глухой стук автоматов о землю, затем наступила полная тишина. Фары слепили полковника, и он не видел лиц сидевших перед ним людей. — Можете курить, — разрешил он.
Вспыхнуло несколько спичек, замелькали огоньки зажигалок, на мгновения высвечивая лица людей. Напряжение отступало.
Шмуэль знал, что в бригаде в шутку поговаривают, будто военнослужащие боятся его больше, чем войны, на это он отвечал, что ему наплевать на разговоры — лишь бы слушались приказов. Он требовал дисциплины даже более жесткой, чем сам генерал Таль, — порядки в бригаде были суровыми. Так называемый «Приказ одного километра» стяжал полковнику дурную славу среди армейских водителей. Приказом устанавливалось, что водители бригады «D» должны передвигаться на скорости, установленной в соответствии с правилами генштаба, минус один километр в час и минус десять километров в час в районе Беершевы. Он лично следил за неукоснительным выполнением приказа и предупреждал о предстоящих передвижениях частей бригады военную полицию, чтобы та могла выставить «ловушки» на дорогах. Скоро аварийность у водителей бригады резко пошла на убыль, за что комбриг удостоился похвалы начальника генштаба.
Полковник Шмуэль установил, что аварии на дорогах часто происходят из-за пользования транспортом, находящимся в плохом техническом состоянии. Он настаивал на увеличении количества мастерских в бронетанковых войсках. Он мог послать инспекцию для неожиданной проверки, и любое транспортное средство, в котором выявлялись даже малейшие неполадки или дефекты, отправлялось в ремонт. Командиры частей бригады ворчали, что такая система мешает им выполнять задания, но полковник был неумолим и требовал безоговорочного повиновения. В течение трех месяцев он привел парк в отличное состояние. У командиров частей быстро сформировалась привычка самим проверять все заблаговременно, чтобы избежать неприятностей при «налетных» проверках. Иногда Шмуэль лично ловил и наказывал нарушителей за вождение джипа без каски, за неуставную шнуровку ботинок и за неправильно застегнутый ремень.
В глубине души полковник Шмуэль хотел, чтобы солдаты любили его, и верил, что испытание боем поможет им по достоинству оценить его строгость и требовательность. Он в значительной степени полагался на свою репутацию бесстрашного воина, так как солдаты уважают смелых и решительных командиров. Подчас он соревновался с лучшими стрелками и водителями бригады. Он уже предупредил подчиненных командиров, что в бою на его танке будет развеваться большой черный флаг, чтобы люди знали: их командир — в гуще битвы.
— Солдаты, — начал полковник Шмуэль, — все арабские армии ополчились на нас: Египет, Иордания, Сирия, Ирак и Кувейт, Саудовская Аравия и Алжир, и кто знает, кто еще присоединится к ним завтра. Скопом против одного. И это очень хорошо. Это очень-очень хорошо. Так мы сможем прихлопнуть их всех одним ударом. На нашем участке — египтяне. Я хорошо их знаю. Я дрался с ними три раза — из них дважды на Синае. И на сей раз, я обещаю вам, мы спалим их танки, и они будут драпать до самого Каира без оглядки. — Довольный шепоток прошелестел по рядам сидящих людей. — Предстоит война, как в 1948 г. Возможно, даже более великая. Мы победим, как победили в 1948-м и в 1956-м. Поскольку вы — бойцы лучшие, чем они. Вы намного храбрее и более подготовлены. Ко всему прочему, я знаю вас лично, и если политики нам не помешают, мы будем в эль-Арише через двенадцать часов. — Солдаты одобрительно закивали. Вспыхнули новые огоньки сигарет. — И если нам позволят, мы дойдем до канала, и в конце концов омоем в нем ноги. — Раздался смех. Напряжение трех недель ожидания оставляло танкистов. — Нет, я не шучу. Вы отлично знаете, что я зря не обещаю. И когда вы доберетесь до канала, я должен просить вас помнить об одном — это наш один километр.
