Юрий Стрехнин - Корабли идут в Берлин
Противник не заметил высадки: высаживались в хорошо известных партизанам глухих местах.
Двадцать два часа. Безлунная июльская ночь. Здесь, в тылу у немцев, почти в двадцати километрах от передовой, она особенно тиха. Монитор и три бронекатера, завершив свой путь, стоят вплотную к правому берегу. Неподалеку затаились в кустах партизаны. Если поблизости появится враг, они предупредят моряков. Готовы открыть огонь пулеметчики на «Смоленске» и бронекатерах. Готовы и комендоры — у орудий главного калибра, стодвадцатидвухмиллиметровых гаубиц на «Смоленске», возле сорокапятимиллиметровых пушек. До Паричей от места, где сейчас корабли, по прямой около шести километров. Стать ближе опасно: чем ближе к Паричам, тем больше вероятности, что на берегу немцы. Но и с этого расстояния огонь будет точным: данные подготовлены, корректировочный пост вместе с партизанами выдвинут на опушку леса в трех километрах от Паричей — можно будет наблюдать за разрывами в районе переправы и давать необходимые поправки.
Двадцать два часа пять минут. Два языка пламени вылетают из покрытых тьмой зарослей у правого берега— ударил залпом главный калибр монитора. Еще залп. С корректировочного поста видно, как в затемненных Паричах то тут, то там взметывается косматое тусклое пламя — рвутся снаряды. Отсветы разрывов на мгновения выхватывают то в одном, то в другом месте понтонный мост, и становится видно, как по нему на правый берег, без огней, бесконечной вереницей катят большие военные грузовики.
Мост еще цел — снаряды легли с небольшим недолетом на прибрежную отмель. Но уже летит на «Смоленск» радиосигнал с корректировочного поста. С каждым залпом огонь корабельных орудий становится точнее.
Попадание! С поста видно — уходит в воду, расталкивая понтоны, один из пролетов моста, с него сползают и скрываются в воде грузовики. Вот неподалеку от переправы поднялось высокое пламя. К ночному небу повалил дым, подсвеченный снизу и от этого кажущийся розовым, — загорелась бензоцистерна. Еще несколько залпов— и на левом берегу, возле крайних строений, теснящихся к воде, полыхнула, разметывая клочья огня далеко по сторонам, широкая вспышка, донесся раскатистый гул — взорвались боеприпасы.
Залп за залпом!
Каждый залп ложится в цель — ведь возле переправы скопилось огромное количество фашистской солдатни, машин с горючим, с боеприпасами.
Только на пятнадцатой минуте после открытия огня, когда мост был уже разбит начисто, с юго-восточной окраины Паричей открыла ответный огонь какая-то батарея. Ее снаряды падали далеко позади «Смоленска» и по сторонам. Чувствовалось, что немецкие артиллеристы бьют наугад, ориентируясь только по направлению снарядов, летящих на переправу.
Но вот совсем невысоко над «Смоленском» с грозным урчанием стали проноситься тяжелые снаряды. Они летели с перелетом, однако перелет был небольшим, снаряды рвались близко, на берегу и в воде.
— Бьет крупнокалиберная трехорудийная батарея! — тотчас же сообщили на монитор с корпоста. Ее засекли по вспышкам первых же выстрелов. — Даем координаты!..
Орудия «Смоленска» без промедления перенесли огонь, и батарея замолчала. После этого монитор снова ударил по переправе.
Всего лишь двадцать пять минут прошло, как «Смоленск» сделал первый выстрел. Но за эти недолгие минуты боевая задача была выполнена: паричская переправа немцев перестала действовать.
Пецух приказал прекратить огонь: снарядов на мониторе осталось самая малость, только на случай, если на обратном пути придется пробиваться с боем.
Рассчитывать на то, что удастся пройти к Здудичам незамеченными, было уже невозможно. И все же Пецух надеялся, что противник не успеет поставить огневой заслон на обратном пути кораблей и линию фронта удастся пересечь беспрепятственно. Надежда подкреплялась тем, что от партизанских дозоров, которые и на обратном пути должны были по берегам сопровождать корабли, не поступало пока что никаких предупреждений. И все же на сердце было тревожно…
До Здудичей осталось совсем немного, километра четыре. Предстояло пройти самое рискованное место, где на крутом повороте реки немецкие позиции выходят к обоим берегам. Тут уже никакие предупреждения дозоров не помогут. Немцы настороже, ждут, когда корабли пойдут обратно… Придется напролом.
Вот и поворот…
«Смоленск» взял чуть вправо — там нужная глубина.
На черном фоне правого берега мелькнуло несколько вспышек. По броне рубки, в которой рядом с рулевым у смотровой щели стоял Пецух, словно десяток кувалд грохнули одновременно. Где-то снаружи, на палубе, громыхнул разрыв.
Орудия и крупнокалиберные пулеметы с правого берега били по «Смоленску» прицельно, почти в упор.
«Смоленск» немедленно начал отвечать. Заговорили крупнокалиберные пулеметы трех бронекатеров.
Достаточно попадания одного крупного снаряда, чтобы вывести из строя бронекатер. Но катера стреляли, чтобы отвлечь огонь врага на себя.
Может быть, лишь благодаря этому потери «Смоленска» оказались меньшими. Но все же в первые минуты после того, как вражеская засада открыла огонь, монитор потерял восемнадцать человек убитыми и ранеными, получил серьезные повреждения от прямых попаданий снарядов. Перестала действовать башня главного калибра, разбило башню сорокапятимиллиметровых пушек. Пробив бортовую броню, снаряд разорвался в машинном. Из находившихся там остались живы только два матроса — Кот и Тихомиров. Помещение наполнилось паром, вырвавшимся из перебитых трубопроводов, погасло освещение…
Но кораблю во что бы то ни стало надо дать ход!
Иначе, как неподвижную мишень, его добьет артиллерия противника.
Спотыкаясь в темноте о тела убитых товарищей, задыхаясь в горячем паре, действуя ощупью, два матроса спешили отыскать повреждения, вновь запустить остановившуюся машину. Тихомиров был ранен в живот. Он чувствовал, как набухает кровью тельняшка, все труднее дается каждое движение, стремительно нарастает боль. Но он старался не отстать от товарища. Ведь от них двоих зависит сейчас судьба корабля.
А наверху почти без интервалов гремели разрывы снарядов. Один из них угодил в командирский мостик, куда, чтобы лучше видеть в ночном бою, было перенесено управление кораблем. Разрывом этого снаряда убило помощника командира корабля лейтенанта Заводовского, сам Пецух был ранен. Уже падающего, его подхватил Сарапин, только что вернувшийся на мостик после обхода боевых постов.
— Сейчас тебя перевяжут! Вниз! — предложил он Пецуху.
— Но как же без меня… — Пецух уже с трудом произносил слова. Обессилевшего, его свели вниз. Комиссар с этой минуты взял командование кораблем на себя.
Осколками снаряда, разорвавшегося на мостике, был тяжело ранен рулевой. Он упал грудью на штурвал, руки уже не слушались. Корабль стал неуправляемым. Один из комендоров башни главного калибра, матрос Загребельный, взбежал на мостик, схватился за штурвал и выправил курс.
Но в результате новых попаданий на «Смоленске» перебило тросы рулевого управления и оно вышло из строя. Корабль начал описывать циркуляцию — пошел как бы по кругу, — и это под артиллерийским огнем с близкого берега. Еще несколько минут — и с монитором, который не может отвечать врагу уже ни одним орудием, будет покончено.
Команды бронекатеров спешили сделать все возможное, чтобы дать время экипажу «Смоленска» устранить повреждения и вывести монитор из-под огня. Уйдя с фарватера в тень берега, все три бронекатера, курсируя там, продолжали усиленно стрелять из пулеметов, чтобы отвлечь внимание немцев на себя.
Так были выиграны те десять минут, которые понадобились команде «Смоленска», чтобы исправить повреждения в машинах, восстановить рулевое управление. Монитор набрал ход и вышел из-под обстрела, взяв курс в расположение своих войск. К этому времени на его борту в строю осталась только треть команды.
«Смоленск» был в безопасности. Но для бронекатеров испытания еще не кончились. От вражеского обстрела ни один из них не пострадал. Однако им нужно было выйти из укрывавшей их прибрежной тени, повернуть вверх по течению, вновь подойти к берегу, снять с него моряков-корректировщиков и партизан из отряда сопровождения. А враг, потеряв такую заманчивую цель, как монитор, всю силу огня перенес на эти маленькие корабли.
В катер, которым командовал лейтенант Сутужко, попал снаряд. Пробил борт и бензобаки. Только благодаря находчивости мотористов удалось предотвратить пожар. Но тем временем бронекатер, из-за повреждений ставший неуправляемым, снесло на мель. Под огнем команда отчаянно пыталась сняться с нее: даже если не удастся исправить моторы, можно самосплавом уйти вниз по течению.
Но снять катер с мели не удавалось. И командир принял единственно правильное в такой обстановке решение.
