KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » О войне » Павел Кодочигов - На той войне

Павел Кодочигов - На той войне

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Павел Кодочигов, "На той войне" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Посмеялись, прикинули, что около половины сестер и санитарок в самом деле местные, и стали именовать медсанбат «Новгородским», в шутку, конечно.

2

Весной сорок второго года, когда под снегом для близкого половодья начала накапливаться вода и через Волхов уже были переброшены скорые мостики, к стоявшей на берегу одинокой баньке военные люди начали подносить какие-то ящики и тюки. Они таскали их всю первую половину дня, а во второй — переправили груз на левый берег, в лес, к выпирающей из него небольшой горушке. В преддверии ледохода и распутицы головной отряд медсанбата выдвигался на плацдарм, где шли ожесточенные бои за удержание коридора для попавшей в окружение 2-й ударной армии. Возглавлял отряд ведущий хирург Рюмин, его ближайшими помощниками были врач-психиатр, овладевшая на фронте хирургией, внучка всемирно известного Бехтерева, носившая ту же фамилию, и врач-терапевт военврач третьего ранга по имени Берта.

— Фамилия у меня трудная, не запомните. Воинское звание произносить долго, поэтому зовите меня просто Бертой, как в больнице звали, — попросила она при поступлении в санбат.

Так ее и называли, а иногда и просто Берточкой. Маленькая худенькая женщина с вечно красным носиком, на котором привычно сидели очки с необыкновенно выпуклыми стеклами, умела спасать людей от дистрофии и попала в отряд для этой работы — выходящие из окружения раненые красноармейцы и командиры нуждались прежде всего в таком специалисте.

Старшей хирургической сестрой была назначена Катя Мариничева. Попала в отряд и Таня Дроздова. Сама напросилась. С этой Таней смех и грех. Еще осенью, когда санбат почти что расформировали, Таню и ее сестру Зину отправили на строительство госпиталя под Валдай, но Таня пробыла там недолго. Увидела санбатовскую машину, Машу Кожуркину рядом с шофером, и. бегом к «родным берегам»:

— Назад скоро поедете?

— Через полчаса.

— Вот и хорошо. Мы успеем. Побежала в палатку, приказала сестре:

— Одевайся скорее. Наша машина здесь. Домой поедем.

— Как это? Нас же сюда направили, — удивилась Зина.

— Мало ли что. А мы вернемся.

— Ой, Танька, попадет же за такое.

— Не расстреляют.

— А трибунал?

— Фью! Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут. Мне — операционный, тебе — госпитальный, — бодро сказала Таня. — Ты едешь или остаешься?

Зину взвод «не устраивал», и она осталась, а Таня вернулась и сразу к Кате Мариничевой: так и так, выручай, похлопочи. Катя согласилась — как не порадеть за эту сорвиголову, — а когда формировали головной отряд, Таня снова утянула Мариничеву в сторонку для секретных переговоров:

— Сделай так, чтобы меня взяли.

— Не знаю...

— Чего не знаешь? Чего не знаешь? Ты все можешь.

— А почему ты решила ехать с нами?

— Да так. Надоело здесь, — неопределенно ответила Таня.

— Что надоело?

— Да все, шагистика, муштристика, а больше всего старшина. — Сделав страшные глаза, прошептала: — Придирается! Каждый день в ствол карабина заглядывает и меня заставляет: «Посмотри, что там видишь?» Я ему: «Ничего не вижу, потому что у меня ствол для сохранности ватой заткнут», а он мне наряд вне очереди... Разве это жизнь? А там работа будет и ни старшины, ни муштры.

— А снаряды?

— Испугала! Коленки задрожали, — уставилась Таня светлыми глазами на Катю. — Будто я их не видела и не слышала.

На новом месте палат каменных и даже деревянных не нашлось. По лесу словно ураган прошел. Вырванные с корнем вековые сосны, срезанные, расщепленные, желтели свежими ранами. Между ними, в обход воронок, петляли редкие тропки. Начавшийся обстрел загнал всех в какой-то блиндаж, который скрепя сердце старожилы уступили новоселам — не спать же медицине на снегу. На другой день взялись за лопаты, топоры и пилы. Построили блиндажи операционной, для раненых, землянку для аптеки на скорую руку соорудили. Стали работать. И то ли место неудачное выбрали, то ли немцы всюду снаряд к снаряду укладывали, не прошло и месяца, как аптеку словно корова языком слизнула, пришлось заново делать перекрытие и на жилом блиндаже.

А бои продолжались, положение 2-й ударной армии становилось угрожающим. В феврале она имела коридор для связи со страной шириной до тринадцати километров. В середине марта немцы его закрыли. Дней через десять удалось пробить совсем узкий, простреливаемый насквозь коридорчик, но и его удерживали из последних сил. Ежедневные схватки шли не за населенные пункты и не за господствующие высоты, а за сотни часто и за десятки метров, казалось бы, никому не нужной бросовой болотной земли. Снова и снова перепахивалась она снарядами и авиабомбами, срезались пулеметными очередями кустарники и деревья, гибли бойцы и командиры. Но таяли и силы врага, он не мог начать новый штурм Ленинграда.

Предельный срок до операции раненных в живот исчисляется часами. Минует он, и человека не спасет сам Вишневский. Ради спасения «тяжелых» и был переброшен почти на передовую головной отряд. Он был небольшим, и потому каждому приходилось работать за двоих и троих. Не все выдерживали предельного физического и психического напряжения. Таких заменяли. Маленькая Таня Дроздова держалась.

Пока человек здоров, у него один характер. Ранят — самый покладистый меняется на глазах. Таня, как никто другой, умела успокоить «нервных». «Во, разбушевался, — скажет, — а я и не слышу. Ты на передовой что делал? Стрелял. И он стрелял, и вот он. Все вы стреляли. Вот у меня уши и заложило. Так что не кричи и не грози — бесполезно».

Принять, накормить и успокоить раненых — это одна сторона дела, которым она занималась. Другая была посложнее. Таня работала в операционной и вначале не переставала удивляться:

— Топоров, молотков-то, пил сколько! Зачем они? На первых порах, если Кате был нужен новокаин, она просила Таню подать зеленую бутыль, а при нужде в физиологическом растворе — белую. Но скоро Таня и сама стала разбираться и в инструментах, и в растворах.

— Это же медсестра готовая, — задумчиво поглаживая бородку, сказал как-то Рюмин и приказал Кате: — Научите ее делать переливание крови.

Таня хмыкнула:

— Ничего сложного. Я умею.

— Как это умеешь, если никогда не делала?

— У меня что, глаз нет.

— Ну, коли так, берись, а я посмотрю, что у тебя получится, — строго потребовал хирург.

Таня удивленно посмотрела на него, пробурчала:

— Сколько кубиков? Двести пятьдесят? Правильно — мало у нас крови осталось. — И сделала переливание так быстро и аккуратно, будто всю жизнь этим только и занималась.

У Рюмина глаза на лоб полезли:

— Как у вас на Новгородчине говорят? Умелая, заботкая, но часом с квасом и перекорная, — подковырнул, сдерживая смех.

Хирург был прав: что бы ни приказали Тане, все выполнит наилучшим образом, но добиваться, чтобы она повторила приказание, козырнула и отошла строевым, было бесполезно. «Когда мне думать, с какой ноги первый шаг делать, где правое, а где левое плечо? Как удобнее, так и хожу и поворачиваюсь. А козырять? Так у меня все время руки заняты. Не до того мне», — скороговоркой ответит Таня на сделанное замечание и тут же забудет о нем. Воинских званий она тоже не признавала, говорила, что не разбирается «во всех этих рангах», потому как к службе в армии совсем неспособная и, если бы не война, никогда бы ее здесь не увидели.

Рюмин и другие врачи на это смотрели сквозь пальцы, а фельдшер Овчинников почему-то бесился и даже поклялся, что он из «этой птахи» дурь выбьет, однако слова своего сдержать не сумел. Таня узнала о его намерении и заговорила первой:

— Филя... Да не дергайся ты. Я не виновата, что тебе такое имечко дали. Так вот что, Филя, если ты не перестанешь ко мне приставать со своим уставом, я сбегу на передовую. Понял?

— Я?! К тебе?! Да нужна ты мне...

— И ты мне — тоже. Вот и давай жить мирно, Филя. Я тебя не знаю, и ты меня никогда не видел, — бросила руку к непокрытой голове, повернулась через правое плечо и, переваливаясь, словно уточка, пошла прочь.

Что с такой чумной возьмешь? Поплевался Овчинников и махнул рукой — другие «новгородские» не намного лучше, набрали деревню-матушку. Фельдшер успокоился окончательно, когда узнал, что Дроздова проделала с ведущим хирургом, который нарушил установленный ею раз и навсегда порядок.

В операционном блиндаже должно быть чисто. Чтобы не сыпалась сверху земля при близких разрывах бомб и снарядов, к потолку подбили простыни, а за полом, как и за инструментами, следила Таня. И все знали, что во время уборки вход в операционную закрыт, но Рюмин или забыл об этом, или решил, что Дроздова не посмеет сделать ему замечание, и зашел в блиндаж, когда Таня еще не закончила уборку. Сердито косясь на оставляемые на свежевымытом полу грязные следы, она сдерживалась до последнего, но когда хирург выходил, хлестнула его мокрой тряпкой.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*