Гордон Оллред - Камикадзе. Эскадрильи летчиков-смертников
– В следующий раз, маленький ублюдок… – выдохнул он, – в следующий раз я снесу тебе башку.
Я вскочил на ноги.
– Ты все еще хочешь драться? Хорошо… вставай обратно в строй!
Все мое тело горело, когда парень напротив меня крикнул:
– Давай, ударь меня! Ударь меня, я выдержу!
Мой кулак тяжело врезался в его щеку.
– Жестче! – крикнул сержант, и я продолжал бить все сильнее и сильнее.
Наконец Боров приказал остановиться.
– Итак, новобранцы, – пояснил он, – теперь вы познакомились с «тайко бинта». Отличная игра, не так ли? Что, вам так не кажется? Ну, просто надо немного потренироваться. И тогда вы сможете написать своим матерям, как весело проводите время.
Глава 6
Великий путь небес и земли
Потом все мы лежали, пытаясь сдерживать свои стоны. Нескольких ребят около меня стошнило. Моя голова раскалывалась, а казарма, казалось, раскачивалась, как корабль на волнах. Я лег на бок, стараясь вспомнить, что же произошло и почему это произошло. Но мои усилия были тщетны – все тонуло в сильнейшей боли и общем смятении.
Вдруг меня охватил ужас. Кто-то прикоснулся ко мне.
– Не бойся, – раздался шепот.
– Что? – выдавил я из себя.
– Тихо! Это я, Накамура.
Он стоял, и луч света из окна падал на его лицо и голые плечи. Парень был выше меня ростом, хорошо сложен. Но кожа во многих местах была покрыта угревой сыпью.
– Ах, это ты! – отозвался я. – Тот самый…
Я повернулся на другой бок и стал массировать ягодицы, не зная, что сказать. Парень по-прежнему стоял рядом.
– Ладно, – пробормотал я через некоторое время. – Садись.
Когда я поднимал ноги, боль снова вгрызалась в мое тело.
– Хорошо. – Парень тоже потер ягодицы и осторожно сел. – Задница болит еще с первого вечера. Я просто хотел тебе сказать… Извини, что бил тебя так сильно. Прости, пожалуйста.
– Ах, это, – ответил я, пытаясь улыбнуться. – За что же тут извиняться? Ты ничего не мог поделать. Это все твари сержанты.
– Да, – согласился он. – Гнилые ублюдки. – После короткой паузы парень сказал: – Знаешь, кто-нибудь однажды решит убить этих подонков… каждого… всех до одного… разнесет на куски их поганые морды.
– Надеюсь, – согласился я. Мне хотелось, чтобы он ушел, потому что боль накатывала волнами и было очень тяжело лежать неподвижно.
Наконец напряжение стало невыносимым, и я стал садиться, бормоча: – Прости, что я тоже ударил тебя так сильно. Я действительно ударил тебя очень сильно и надеюсь, ты простишь меня. Ты же знаешь, что я не хотел, правда не хотел…
На самом деле мне было все равно, что я говорил и делал. Только бы хоть как-то унять боль. Слова срывались с губ, как в бреду.
Но Накамура не уходил, и про себя я стал проклинать его. Я закрыл глаза, прикусил губы, сжимал и разжимал кулаки. Почему он не уходил? Он что, не видел, как я мучился? Сам-то он пострадал не так сильно.
– Тебе лучше бы не заставлять дежурного по казарме искать тебя, – произнес я, ненавидя себя за эти слова.
Мы оба прекрасно знали, что сержанты не появятся до утра.
– Я знаю, – ответил Накамура, но не двинулся с места.
Вдруг я заметил, что, если напрягать каждый мускул тела, боль слегка утихает. Тогда я разработал небольшую систему, напрягая мышцы, делая несколько вздохов и затем расслабляясь настолько, насколько можно было выдержать. Выполняя эти упражнения ритмично, я почувствовал себя лучше, взглянул на сидевшего рядом со мной парня и вдруг почувствовал, как он одинок. Вот почему Накамура не уходил!
– Откуда ты? – прошептал я.
– Из Куре, – ответил он, затем доверительно добавил: – Знаешь, я в общем-то знал, что тут будет трудно, но никогда не думал, что могут быть такие твари, как эти… Это же настоящие садисты, понимаешь? Каждый сержант здесь садист.
– Конечно, – согласился я. – Думаешь, как их отбирали? Прошлись по всей стране и посмотрели. И если видели, что кто-то бьет свою мать или младшую сестренку, говорили: «Пошли с нами. У нас для тебя есть особая работа – должность сержанта на базе военно-воздушных сил Хиро».
– И кроме того, все они гомосексуалисты, – сказал Накамура.
– Правда? – Теперь я был готов поверить во что угодно.
– Подожди, – предупредил меня парень. – Еще узнаешь. Мой брат служит в армии. Он много чего испытал. Здесь будет то же самое. Брат мне рассказывал.
– Правда? – Я почувствовал отвращение при одной только мысли об этом. – Мой брат тоже в армии, но никогда не рассказывал ничего подобного.
– Скоро сам все увидишь. Все они извращенцы. Боров – точно педераст. Это видно по его роже.
Я решил сменить тему разговора и сказал:
– Думаешь, в армии такая же тяжелая подготовка?
– Сомневаюсь, – ответил Накамура. – Хотя может быть. На маршах приходится проявлять мужество, выносливость и терпение. В армии тоже бьют. В общем, мне кажется, там то же самое.
Когда я отвлекся, боль утихла, и меня стало клонить ко сну. Я удивлялся, как Накамуре не надоело сидеть рядом со мной так долго.
– Конечно, – продолжил он, – у нас не такая страшная подготовка, как у пилотов морской авиации. Те, кто прошел ее, настоящие мужики, поверь мне. Их вообще не остановить.
– Разве может быть подготовка труднее нашей? – пробормотал я и стал постепенно засыпать, а Накамура продолжал говорить.
Когда я проснулся, было шесть часов утра. Я застонал и все вспомнил. Какое-то время было трудно даже представить, что я нахожусь вдали от дома. Остальные ребята тоже зашевелились, и началась побудка. Стоны стали доноситься со всех сторон, когда коротко стриженные головы начали появляться из-под одеял. Да, все это было реальностью. На мгновение я закрыл глаза, словно это как-то могло изменить действительность.
На секунду я увидел родной дом, свою комнату, маму и Томику, ощутил их тепло. Тоска нахлынула на меня, и мне едва удалось сдержать слезы. Это было слишком жестоко. Жизнь не могла быть такой жестокой! Такого не могло быть!
Но это было. Сакигава и Какуда по прозвищу Змей пробирались между рядами коек, хватая тех, кто задержался. Сержанты перевернули одну койку, сбросив на пол запутавшегося в одеяле курсанта. Это был Накамура.
Мне нужно было как можно быстрее вставать! Страх поразил меня, и я не мог двигаться! Несколько секунд мои ноги были как деревянные. Правая рука сильно ныла в области локтя и казалась парализованной. Усилием воли я соскочил с койки, и, когда встал на пол, боль вонзилась в тело тысячами острых осколков. Однако шок вернул мышцы к жизни, и я стал натягивать на себя брюки и рубашку.
Я стремительно завязывал шнурки, но Сакигава и Змей, проходя мимо, скомандовали:
– Пошевеливайся!
Заправив койки, мы с ворчаньем и гримасами выбрались на первое построение. Когда мы стояли, глядя прямо перед собой, я понял, что каждый получил достаточно ссадин и ран. Боковым зрением я увидел осунувшиеся лица, царапины и синяки.
Глядя на нас, Боров улыбался во весь рот.
– Тяжело? – спросил он. – Больно? Ах, какая жалость. – Боров сморщил свои толстые губы. – Естественно, чего же вы хотели? Все вы щуплые и дряблые, как старухи. Слабаки. У вас нет никакой выносливости. Достойные сыны Японии! Ну ничего, двадцать минут пробежки помогут вам размяться. Конечно, я с удовольствием пробежался бы с вами, но, как вы понимаете, мы, сержанты, к сожалению, подвергаемся дискриминации. – С наигранной горечью он опустил глаза. – Нас заставляют ездить на велосипедах.
Построив нас в колонну, Боров скомандовал:
– Шагом марш!
Каждый шаг был пыткой. Мы шли словно надломленные старики.
– Ужасно! Ужасно! – кричал старший сержант. – Раз вы не умеете ходить, будем учиться бегать. Бегом марш!
Послышался какой-то треск, и последний парень натолкнулся на впереди бежавшего. Медленно, превозмогая боль, наша колонна, пошатываясь, двинулась вперед, словно стая уток.
Пока мы, хромая, бежали по взлетно-посадочной полосе, Боров лениво кружил на своем велосипеде, то визжа, то ругаясь, то гогоча и выкрикивая насмешки. В руках он держал бамбуковую палку около четырех сантиметров в диаметре. После того как мы пробежали полмили, некоторые начали отставать.
– Быстрее! Быстрее! – подгонял их Боров.
Через милю несколько ребят совсем отстали.
Один из них отделился от общей группы сначала на несколько футов, потом на несколько ярдов.
Причем расстояние продолжало увеличиваться. Боров оглянулся и заколесил к отставшему. Когда мы добежали до края взлетно-посадочной полосы, чтобы сделать разворот, я оглянулся. Парень лежал на земле, а Боров колотил его бамбуковой палкой. Но даже это не помогало. Бедняга потерял сознание.
Бег продолжался, и все больше и больше ребят начали отставать. Один споткнулся и рухнул на бетон. Два товарища помогли ему подняться, но он не мог стоять на ногах, когда несчастного потащили вперед. Конечно, двоим нести третьего долго не удалось. Да и Боров вскоре подъехал к ним и начал бить всех троих. Закончив экзекуцию, он покатил вдоль нашей колонны, ругая нас на чем свет стоит.
