Ив. Валентинов - Белые купола
— Так вот, милые мои друзья… Мы в самом деле вошли в полосу удач… Не понимаете? Сейчас поймете! Я слышал разговор об особом грузе и отправлении куда-то “двух единиц”. Особый груз — это то, что мы видели на платформах. А две единицы — это два боевых корабля, и идут они в узкий и извилистый заливчик, в который впадает речка Саукко, вытекающая из маленького озера под тем же названием. Корабли поведет финн, скорее всего лоцман, хорошо знающий Ладогу и особенно прибрежные воды. О нём вы и слышали разговор, Виролайнен. И вздорная бабенка тут ни при чём…
— Ай, старый я дурень! Верно — и озеро есть, и речка есть. Недалеко. Километров десять от нашей стоянки, может, двенадцать. А ошибся я вот почему: по-фински женщину или чаще девочку когда немного ругают, то называют “саукко”…
— Ладно, всё это теперь неважно. Завтра осторожненько доберемся до этой самой “выдры”, поглядим и — уверен — сможем доложить о выполнении задания… Ну конечно, придется и соседние заливчики разведать. Черт их знает, чего и сколько немцы туда наставили. Работы, по-моему, дня на два. Как думаете?
Давыдов и Виролайнен подтвердили и даже высказались в том смысле, что если и дальше повезет, то можно и скорее управиться, если не считать дорогу обратно.
— А мы не пойдем обратно. Отправится вся группа. Я вам прежде не говорил, а теперь скажу: место подхода катера, который нас возьмет на борт, в четырнадцати километрах к югу от Саукко. А стоянка — в десяти к северу. Ясно? Отстучит “рыжий черт” радиограмму, и двинемся мы к дому…
Тут все трое дружно сплюнули через левое плечо, посмеялись над собой — взыскания, мол, заслуживаем за предрассудки — и двинулись к убежищу в скалах…
— Матушкин исчез…
— Как это — исчез? Что вы мелете! Объясните толком!
И Кузнецов рассказал, что в условленное время вышел навстречу Матушкину и ждал минут пятнадцать. Никто не появился. Тогда встревоженный Кузнецов вернулся и предупредил Новича. Сержант подготовил рацию к передаче депеши номер три, положил рядом противотанковую гранату, а сам залег с автоматом в расщелине. Условились, что Кузнецов дойдет до того места, где дежурил в укрытии Матушкин. Если Нович услышит стрельбу, то немедленно передаст радиограмму о том, что группа попала в ловушку, а затем подорвет рацию гранатой. То же самое он сделает, если Кузнецов (а может быть, и Матушкин) не появятся через полчаса. До “поста номер раз” было чуть меньше километра — около десяти минут ходьбы — и отсутствие Кузнецова более получаса означало, что он попал в засаду и выстрелить не смог…
На “посту номер раз” не оказалось ни Матушкина, ни вражеской засады. Времени у Кузнецова не было, но ничего подозрительного при беглом осмотре он не обнаружил, если не считать двух-трех сломанных веток да каких то темных пятен на опавшей хвое.
Все понимали, что загадка исчезновения Матушкина решалась просто: враги захватили его врасплох, связали и увели с собой. Подумав об этом, Хомутов вздрогнул, и на лбу у него выступил холодный пот. Он сразу вспомнил слова Винокурова: “…живым никто из вас попасть к врагу не должен…” Но лейтенант ещё на что-то надеялся, и причины для этого были. Ведь на “посту номер раз” засаду не оставили (иначе Кузнецов не вернулся бы), и надо внимательно осмотреть место происшествия, а потом уже принимать решение и действовать Как действовать — Хомутов пока не думал, вернее, заставлял себя не думать.
— Давыдов, Нович, Кузнецов! Остаетесь здесь. Условие то же самое, что было между Новичем и Кузнецовым. Но времени — на тридцать минут больше. Если не вернемся через час, то передать радиограмму номер три и уходить к месту встречи с катером. Вот сюда (он показал на карте). Удастся вернуться к своим — Давыдов всё что следует сообщит командованию. Пошли, Виролайнен…
Они двигались неторопливо, осторожно и не по едва заметной тропке, а справа от неё. Добрались до “поста номер раз”, никого не встретив. Прошли чуть дальше. Никого и никаких следов. Вернулись. Виролайнен склонился над землей, внимательно вглядывался. Хомутов нетерпеливо спросил: “Ну, что?” — и получил в ответ красноречивый жест — подожди, мол, не мешай. Карел нырнул под низко нависшие лапы старой ели, и лейтенант увидел в его руке нож. Хомутов сразу узнал эсэсовский кинжал.
— Бой был, лейтенант… Видите — кровь. Подсохла на хвое… А ножик немецкий туда зашвырнули, там людей не было…
Виролайнен шагнул в сторону от тропинки и сразу исчез, как будто его и не было.
“Ничего не понимаю, — думал Хомутов, — если Матушкин схватился с немцами, то куда все подевались? И почему кинжал закинули под елку?”
На тропе появился Виролайнен и жестом позвал Хомутова. В полутора десятках шагов от “поста номер раз”, в зарослях молодых елок, лежали два мертвых немца. Лейтенант внимательно оглядел их “Ваффен-эсэс…[6] Унтершарфюрер и рядовой… Ранения ножевые. У одного — под лопатку, а у другого — в плечо и в шею. Так, всё понятно. Ясно, чей нож закинули под дерево. И кто закинул — тоже не вызывает сомнений. Но сам-то он?..”
Хомутова снова позвал Виролайнен. Лейтенант с трудом продрался сквозь заросли, вышел на маленькую прогалину и замер, увидев Матушкина. Тот лежал ничком, выбросив вперед правую руку. Пальцы этой руки вцепились в выступающий корень, да так и застыли. Матушкин умер несколько часов назад — тело его совершенно окоченело. Хомутов догадывался, что именно произошло, но Виролайнен стал объясняв подробно. Хомутов терпеливо слушал.
— По следам так выходит, лейтенант: немцы вдвоем идут по тропинке. Матушкин их видит, они его нет. Он знает стрелять нельзя, пропускать их к стоянке тоже нельзя. Нападает с ножом. Один сразу готов. Другой легко ранен в плечо, успевает достать кинжал. Схватка. Помните — ветки сломаны? Там было. Второй немец тоже готов. А Матушкин ранен сюда (карел показал на живот), смертельно ранен. Однако ничего не забывает: немцев — за елки, кинжал — под елку. Сам идет шагов десять, потом ползет — предупредить надо. Стрелять, помощь звать нельзя. Сил нет. И всё ползет. До конца. Он — большой человек, герой. Таких мало есть. Будем делать так: вы здесь, надо охранять, а я быстро туда, на стоянку. Беру двоих. Всех несем, оружие несем, следы хвоей засыпаем. Так?
— Правильно. Идите, Виролайнен…
Между стволами елей видна была тропинка. Хомутов перевернул тело Матушкина, стараясь не смотреть на залитый кровью масккостюм, положил голову товарища себе на колени. В душе лейтенанта смешались горечь потери, восхищение подвигом Матушкина и бессильная, а потому особенно тяжелая злость на себя самого. “А я его считал легкомысленным… Балаболкой… До чего же я, оказывается, слеп и глуп… тоже командир… Не понял такого человека, не разглядел…”
— …Похороним здесь. Приметы оставлять нельзя, но красный этот валун сам по себе приметен. Может, и памятник тут после войны поставят… Может, и кто-нибудь из нас, если доживет, об этом позаботится…
Эсэсовцев — в воду. С грузом, чтоб не всплыли. Всё лишнее, что не берем с собой, — тоже в воду. И в путь. Времени у нас вовсе нет, потому что эсэсовцев этих хватятся, конечно, станут искать. Вряд ли найдут, но наши следы могут обнаружить, особенно если собак пустят. Поэтому надо возможных преследователей сбить с толку именно так, как придумали Давыдов с Виролайненом: идти по речке, потом междуречье пересечь туда и обратно, а дальше — снова по мелководью до самого озера. Два часа потеряем, а глядишь — сутки выиграем. Нам бы только добраться до этой Саукко…
— Товарищ лейтенант, а может, отсюда дать радиограмму? А потом уточнить…
— Нет, нельзя. Закон разведки — давать только проверенные, а стало быть, вполне достоверные сведения. Нам надо увидеть корабли и убедиться, что это — не липа. И узнать число их. А пока, сержант, подготовьте радиограмму номер два с теми данными, которые мы можем считать точными. Добавьте координаты Саукко, но вставьте слово “вероятные”. Ясно?
Десантники всё сделали так, как наметили: похоронили у красного валуна Матушкина, утопили трупы эсэсовцев и лишнее оружие, прошли сложным маршрутом, запутывая следы. Если их и преследовали, то подойти на близкое расстояние не смогли. Во всяком случае, группа не обнаружила никаких признаков опасности. Но уже в полукилометре от залива десантники увидели патруль — двух солдат. Навстречу этой паре двигалась другая.
— Охраняют. И крепко. Значит, есть что охранять. Сделаем так: Нович подготовит радиограмму номер один с пробелом — числом кораблей и оттянется вот на тот холм. И будет внимательно слушать. Мы вчетвером проходим первую линию патрулей. Это несложно. Дальше будет потруднее, поскольку охрана там наверняка покрепче. Вот дальше пойдем мы с Давыдовым, а Кузнецов с Виролайненом станут нас прикрывать. Если понадобится — огнем. Длинными очередями. И вы, Нович, на это внимания не обращайте. На немецкие автоматы и пулеметы — тоже. Сможете отличить по звуку? Вот и отлично. А если услышите наши короткие очереди — считайте. Только короткие, ясно? Сколько очередей, столько и кораблей в бухте. Внесете данные в радиограмму и передадите. За холмом — озеро. Там утопите рацию. Постараетесь добраться к тому месту, куда подойдет катер. Вот вам карта, вот фонарь Ратьера. Сигнал катеру — две длинные и три короткие вспышки. Цвет зеленый. При встрече с противником карту сжечь. Да, вы же некурящий… Дайте ему спички, а лучше зажигалку. Вот так… И всем приказ: в плен не сдаваться. Последнюю пулю — для себя. Вам всё понятно, сержант?
