Николай Ляшенко - Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера
Не успел я опомниться, как оказался в крепких объятиях младшего моего брата Ванюши. С трубой минометного ствола за спиной выглядел он настоящим воином. Оказалось, мы были мобилизованы в одно и то же время, в одну и ту же дивизию, но служили в разных частях и потому ничего не знали друг о друге, пока не встретились случайно здесь, под Ленинградом.
Да, мы-то встретились. А где сейчас еще два наших брата — Зоша и Митя? Этого ни я, ни Ваня не знали. Знали только, что Зоша служил танкистом с 1939 года где-то в Мары и там его захватила война. Митю же могли призвать в армию только в этом году.
Ваня до войны работал учителем в одной из сельских школ соседнего района. Война, мобилизация всех захватили врасплох. Я уже на третьи сутки после мобилизации оказался за 350 километров от дома, в городе Акмолинске. А если учесть, что за эти первые трое суток войны была сформирована наша дивизия, для чего нам необходимо было собрать всех мобилизованных района, собрать весь мобилизованный гужевой и автомобильный транспорт и только после этого появиться на сборном пункте дивизии, то станет понятно, почему мы не смогли обменяться письмами и узнать о судьбе друг друга.
«На войне как на войне». Записав номера полевых почт друг друга и горячо простившись, мы расстались. Ваня побежал догонять свою роту, я вернулся в свою часть.
С тех пор я больше ничего о Ване не знаю, не видел его и не слышал о нем, несмотря на то, что продолжал служить в той же дивизии и не один раз пытался разыскать его в списках живых, мертвых или без вести пропавших.
О младшем нашем братишке — Мите, я впоследствии узнал от мамы, что он был призван в армию во второй год войны, воевал в районе Старой Руссы и там же погиб. Зоша рассказал, что свой первый танк он подбил в первые месяцы войны, а второй на Миусфронте, спустя полтора года после лечения. Был опять ранен. Из госпиталя Зоша вышел только в 1946 году.
Так что из войны нас вышло только двое старших братьев, и то изуродованных. Двое младших погибли.
Да только ли нам такой дорогой ценой досталась победа?
ПЕРВЫЕ «КАТЮШИ»
В районе села Апраксин Городок немцы нажимали на нас особенно яростно, стремясь захватить крайне важное для них шоссе. Сдерживая бешеный напор гитлеровцев, наши части отошли на два-три километра и окопались у подножия господствующей высоты. Однако с ходу противнику не удалось добиться своей цели, и он стал готовиться к штурму. Готовились немцы у нас на виду.
С нашей высоты хорошо просматривались все ближайшие тылы и коммуникации противника, и мы отчетливо видели, как они устанавливают минометные батареи, роют окопы и ходы сообщения, накапливают пехоту в лесном массиве. Но так как у наших артиллеристов осталось всего по одному боекомплекту снарядов, а у минометчиков и того меньше, то мы не могли оказать им серьезного противодействия. Всем было ясно, что немцы готовятся к серьезной операции. Такие моменты характерны отвлекающими маневрами и ложными демонстрациями противника, тогда как в направлении главного удара всегда сохраняется тишина. Как оказалось, командование дивизии тоже готовилось дать достойный отпор врагу. И совершенно неожиданный. Узнал я об этом при почти комичных обстоятельствах.
У меня скопилось много материалов, которые необходимо было передать в политотдел дивизии. Обойдя все наши роты, разбросанные по полкам дивизии, я собрал несколько заявлений наших бойцов и командиров о вступлении в партию; кроме того, в результате моих бесед с каждым из них накопилось изрядное количество демографических данных, которые нужно было занести в анкеты, а бланки у меня закончились. Ко всему, я постоянно носил с собой партийные билеты погибших наших товарищей. Вот, в силу всех этих причин, мне и нужно было побывать в политотделе, хозяйство которого находилось в тылу в районе села Путилова.
Составив отчет за август месяц и список погибших коммунистов, уложил все документы в полевую сумку и отправился в тыл дивизии. Идти предстояло километров семь-восемь. Можно было сократить путь на два-три километра, если идти напрямую лесом, но идти — по нехоженому лесу одному — и тяжело, и опасно; уже были случаи, когда одиночки, даже в тылах, оказались хорошей находкой для вражеской разведки. Потому я предпочел путь по шоссе, здесь было круглосуточное движение и этот тракт все же охранялся.
Через два-три километра пути меня догнала двигавшаяся на большой скорости к передовой диковинная автоколонна. Это были новейшие машины марки ГАЗ, окрашенные в защитный цвет, но вместо кузова на них громоздилось нечто странное, нависавшее над кабиной и затянутое в брезентовые чехлы того же защитного цвета. На подножках каждой машины по сторонам кабины стояло по солдату в полной боевой и каске. Что за команда? Вроде бы пожарники. Но зачем их черт несет на передовую, что им там делать? Решили тушить огонь Второй мировой, с иронией подумал я, не находя ответа, а полыхает-то вот уж три года, едва ли одним наскоком потушишь. Остановившись на обочине, я разглядывал проносившиеся мимо машины. Но так как они все были похожи одна на другую, мой интерес скоро пропал.
Пробежав с километр, машины круто свернули и, проехав метров триста-четыреста лесом, остановились. Побуждаемый необузданным любопытством, я сорвался и побежал туда, где, сгрудившись, стояла эта чудная техника. Я не добежал метров двести, когда внезапно меня окликнули:
— Стой! Пропуск!
— Какой пропуск? — машинально выпалил я.
— Назад! Уходите отсюда, товарищ политрук, — сурово предупредил меня часовой. — Идите по своим делам, мы тут и без вас обойдемся.
Вот так пожарники, подумал я. Тут затевается что-то интересное. Любопытство мое все больше разгоралось. Однако оставаться на виду у часовых не положено и небезопасно, поэтому я разумно отступил в глубь леса, не прерывая наблюдения. Со своего НП я видел, как к машинам подъехало несколько легковых автомобилей, из них вышли наш комдив и группа штабных офицеров. После короткого совещания машины развернулись и, приняв определенный интервал между собой, выстроились длинным рядом вдоль крутого берега ручья.
Я ждал, что будет. Но ничего не происходило, а взглянув на часы, я тихо ахнул, время аж двенадцать сорок пять, а идти мне еще пять-шесть километров. Да и есть охота. Рассчитав, что, пока я дойду до тылов, там уже пообедают, а специально готовить никто не будет, я решил зайти пообедать в конный обоз нашего батальона и тогда уж двигаться дальше.
Конобоз наш располагался в этом лесном массиве, с полкилометра в сторону от шоссе. Здесь под густой кроной деревьев, образующих непроницаемый для солнца и немецкой авиации шатер, стояли на подставках длинные деревянные корыта, возле них в ряд были привязаны лошади. Сейчас корыта пустовали и лошади дремали.
Увидев начальника конного обоза, я направился к нему, и только мы протянули друг другу руки поздороваться, как раздался ужасающий грохот с каким-то металлическим скрежетом и чудовищным ревом. Такого ошеломляюще-страшного грохота никто из нас никогда не слыхал, и произвел он довольно яркое воздействие. Отдернув руку, я волчком юркнул под корень толстого дерева. Начальник молниеносно оказался под конским корытом. А сорок лошадей, как по команде, упали на передние ноги и плотно прижали головы к земле.
Всего несколько десятков секунд продолжался этот так перепугавший нас грохот, и так же внезапно, как началось, все стихло.
Не рискуя подняться, мы переглядывались друг с другом, как бы спрашивая: ну что, кончилось? Но так как грохот доносился с той стороны, где находились засекреченные машины, я сразу догадался, что именно они устроили нам такую каверзу, и, вскочив, стремглав помчался на полянку, поближе к шоссе, откуда рассчитывал посмотреть на эти загадочные машины, которые только что совершили нечто невероятное и страшное. Подобрав полы шинели, я летел, как безумный, прыгая через пни и кочки, а за мной с криком бежал начальник конобоза:
— Товарищ политрук! Куда же вы? Что с вами? Опомнитесь! Успокойтесь! Это все пройдет!
Но я ничего не слышал и продолжал бежать, пока не выскочил на ту полянку, откуда все было видно. И остановился как вкопанный. На месте, где совсем недавно стояли машины, теперь высоко в небо вздымались густые ядовитые клубы дыма, пыли, пара, может и газа, а вернее, всего вместе взятого. И все это клубилось и растекалось между деревьями.
Наверно, произошел несчастный случай, с тревогой подумал я, как видно, что-то не рассчитали и все машины взорвались и сгорели. От всего остался лишь ядовитый дым! Какая трагическая случайность! Сняв пилотку, я минутой молчания почтил память героически погибших в катастрофе испытателей новой техники — так я рассудил. Подбежавший начальник конобоза был сильно взволнован и почему-то пристально всматривался в меня. А я, повернувшись, вдруг увидел, как все те же загадочные машины — аккуратно зачехленные, с теми же солдатами в полной боевой и касках по сторонам кабин — одна за одной выезжают на шоссе и, развив бешеную скорость, скрываются из вида.