Василий Гроссман - Годы войны
3) Начальнику разведки не выписывают 0,5 литра водки, не дают нужного ему отреза шелка ценой в 80 руб. 50 коп.
4) Сообщение о вылетах. Заявка на бомбежку.
5) Самолет загорелся. Летчик, спасая машину, не спрыгнул, довел горящую машину до аэродрома. Он уже горел, на нем горели штаны. АХО отказалось выдать ему новые штаны, т. к. не прошел срок износа. Несколько дней длилась волынка.
Идущие дивизии. Лица людей. ИТР, артиллерия, танки — Суворов и Невский. Идущие днем и ночью. Лица, лица — их серьезность, смертные лица.
Дивизия Сараева — Капранов, Савчук. Начальник штаба с бородкой, молчаливый и молитвенно исполнительный.
Дивизия Гуртьева — направление главного удара. Нач. шт. Тарасов маленький, простой и умный мужичок. Свирин — комиссар. Родимцев — Борисов.
Шпионы. 12-летний мальчик узнавал штабы по проводам, парикмахерам, кухням, людям с донесениями.
Женщина, которой немцы сказали: если не пойдешь и не вернешься, расстреляем твоих двух дочек.
Горохов после 7-й атаки сказал командиру заградотряда: «Ну хватит в спину стрелять. Айдать в атаку». Тот пошел и отбросил немцев.
Разговор полковников Шубы и Тарасова с командармом:
— Что?
— Разрешите повторить.
— Что?
— Разрешите повторить.
Шубу по зубам.
Я стою смирно, язык забрал и зубы стиснул, а то еще язык откусишь и без зубов останешься.
На поле боя рядом убитый румын и наш. У румына лист бумаги и детский рисунок: зайчик и пароход.
У нашего письмо:
«Добрый день, а может быть, и вечер. Здравствуй, тятя…» А конец письма: «Приезжайте, тятя, а то без вас приходишь домой, как на фатеру. Я без вас шибко скучаю. Приезжайте хоть один час на вас посмотреть. Пишу, а слезы градом льются. Писала дочь Нина».
Бабушка рассказывает, как ее ранило нашей бомбой, когда в деревне стояли немцы.
— Угодил по мне сукин сын, итти его мать, — сердито говорит она, потом поглядывает на переобувающегося командира и поправляется: — Сукин сын, сынок.
Боец, бывший военнопленный в прошлую войну, говорит, глядя на пикирующий самолет: «Должно быть, мой байстрюк бомбит».
Зимой в степи на передовой. Яма, прикрытая плащ-палаткой. Печка из каски. Труба — медная гильза. Топливо — бурьян. В походе — один несет охапку бурьяна, второй — щепок, третий — гильзу, четвертый — печку.
Бегут в атаку, прикрывая лицо саперной лопаткой. В атаке винтовка предпочтительнее автомата.
Картинка: развороченный танком опорный пункт. Плоский румын, по нем прошел танк. Лицо-барельеф. Рядом 2 раздавленных немца. Тут же наш лежит в окопе, полузадавленный. Банки, гранаты, лимонки, окровавленное одеяло, листы немецких журналов. Среди трупов сидят наши бойцы, варят в котелке ломти, срезанные с убитой лошади, протягивают к огоньку озябшие руки.
Три генерала — Шумилов, Труфанов, Толбухин.
Хрущев — усталый, седой, обрюзгший.
Не то Кутузов, не то дедушка Крылов.
Радостный ясный день. Артиллерийская подготовка. Катюши. Иван Грозный. Рев. Дым. Атака. И неудача — немцы закопались, их не выковырять.
Как горел Ю-53, груженный бензином, в ясном вечернем небе. Летчики скачут с парашютами.
Еременко:
«Главный удар с юга выдержал Шумилов. Большую роль сыграла 133-я бригада танков КВ. Шли немцы и 3 румынских дивизии с Цымлянской, Котельникова».
План Еременко ударить по флангам. Еременко вступил в командование после 7 ранений. После долгого разговора со Сталиным.
В эту войну был ранен 3 раза.
В 3-й ударной армии перебили ногу во время прорыва фронта.
Тов. Сталин сказал: «Поезжай, если можешь, мне нужно прорывать фронт».
Был Бок — Рунштед, теперь прилетел Манштейн, их выручать.
Чуйкова выдвинул я. Я его знал, панике он не поддается.
«Я знаю твою храбрость, но она бывает от большой выпивки, этой храбрости мне не нужно. Не принимай решений сплеча, ты это любишь». Я ему помогал, когда он начинал паниковать.
Родимцевская дивизия могла лучше драться.
Гуртьева я пропесочивал.
Чуйкова я перевел в трубу.
Горохов — храбрый, грамотный, умеет организовать бой. Я с ним потолковал и понял, что его можно поставить на правый фланг. Я ему лично писал записки, говорил, посылал ему записки.
Труфанов — оловянный солдатик.
64-я армия — большого веса армия.
Первый период я командовал один.
1) Я внутренне был убежден, что Гитлер будет разбит под Сталинградом.
2) Я знал и Чуйкова и Шумилова давно. Они мне очень верили.
3) Они мне верили — моей материальной помощи. Я спас армию маневром, по 5 противотанковых полков перебрасывал за ночь.
4) Реализм — разведка, которая смотрела правде в глаза.
У меня 2 принципа в оперативном искусстве:
Непрерывная забота о подчиненных войсках, т. е. надо поставить их в наивыгоднейшие условия в отношении противника. Это требует постоянного знания противника, снарядов, кушанье («чтобы было что кушать»).
Непрерывная информация вышестоящего начальника. У меня не было ни часа перерыва в связи. Ежедневно с начартом по вопросам обеспечения.
Каждый вечер я получал полные данные о противнике.
Чуйкова я знал по мирному времени — дрючил его на маневрах.
За награды я жал здорово.
Шумилова я знал по освобождению Литвы, он сильнее Чуйкова — грамотный, сильный командир.
Разочарование мое в Лопатине, я его снял и поставил Чуйкова.
Мое впечатление о красноармейце хорошее, хуже с командным составом; недостача воли от малых знаний.
Красноармейцы показали полную зрелость русского народного духа.
Я был в старую войну ефрейтором. Убил 22 немца.
Кто хочет умереть? Никто особенно не хочет.
Еременко по телефону:
«Артиллерия должна быть, как коршун на поле боя».
Мне предлагал Хрущев минировать. Я звоню Сталину. Он: «Зачем?»
Я: «Я Сталинграда не дам, мне не хочется минировать».
Сталин: «Гони их к… матери».
Я страшно жестоко тут поступал: «Расстрелять на месте». Мы здесь создали 30 полков ПТО артиллерии («Баррикады»).
Централизованное управление артиллерией — 2 армейских и 1 фронтовую.
Группы АДД (дальнего действия).
2 полка — тяжелых минометов.
Я сосредоточивал на километр — 220 пушек.
Чуянов — ни… не знает.
Мы выдержали на огне, на людях. А укрепления…
Я румын отогнал.
Авиации нашей мало было.
Дальнобойная авиация сыграла большую роль. У меня было 100 самолетов.
Красноармеец:
«Я вас узнал, товарищ командующий». Он мне рассказал, где он был, где воевал, сколько убил немцев.
У молодежи мало опыта житейского, они, как дети: куда пошлют, там и умрут.
Самый умный боец — 25–30 лет.
А более старшего возраста — «не совсем здоров, семья его мучает». Меня нога сильно мучает.
Под Смоленском страшное напряжение, потом Брянский.
Я пять дней на северо-западе не ложился спать.
Прямо пот выступал, он давит, а войска поставили глупо, мне жарко было.
Я очень здоровый.
Я уже спокоен, все организовал, подготовил; ложусь спать. Само пойдет.
Я 2–3 дня готовлю, а потом ложусь спать.
Когда обстановка требует, я по 3–4 дня не ложусь спать.
Когда в Сталинграде наша артиллерия накрывает своих, красноармейцы горько шутят: «Вот и дождались второго фронта, открыли».
У-2 сбрасывают продукты нашим войскам ночью. Мы обозначаем передний край плошками, которые зажигают на дне окопов. Командир роты Хренников забыл обозначить передний край, вдруг из тьмы небес хриплый голос: «Эй, хрен, ты скоро зажжешь плошки?» — Летчик с выключенным мотором. Хренников говорит, что на него это произвело страшное впечатление. Этот голос с неба, назвавший его фамилию.
Разговор красноармейцев, идущих к переправе.
Один: «Давно уж горячей пищи не кушал».
Второй: «Крови попьем там горячей своей».
Родимцев: «Ну что ж там, все родину защищают, а мы воюем».
С-т Титов и л-т Ковтушенко прошли по льду в ночь с 16-го на 17-е, по льду в 3 см — саперно-инженерного батальона.
Соревновались два берега: кто скорее проложит дорожку — выиграл левый берег.
Переправа. Лодку пробило. Она везла муку. Боец Воронин не растерялся высыпал из одного мешка муку, мешком заткнул дыру, а другие дыры обмазывал образовавшимся клейстером. Лодку пробило, в ней 77 отверстий — боец за день залатал все 77 дыр.
Ночь при луне, переход, лед постреливает, то светло, то облака.
Ген. Чуйков:
«Сталинград — это слава русской пехоты. Пехота победила весь арсенал немецкой техники.
„Волтузка“, „волтузить“.
Отступление гибель.
Ты отступишь — тебя расстреляют. Я отступлю — меня расстреляют.
Нигде так не пользовались оружием ближнего боя.
Перестали бояться танков. Когда била авиация, немцы и наши бежали навстречу друг другу и прятались в одни ямы.
