Клара Ларионова - Московское воскресенье
Здесь немцы отступали так поспешно, что не успели разрушить курортные города. Горы, покрытые вечнозеленым лесом, были не тронуты войной.
Пока Катя летала, изучая дороги Крыма, у них на аэродроме сделал вынужденную посадку какой-то самолет. Экипаж вышел навстречу Маршанцевой, почтительно приветствовал ее. Но Маршанцева строго спросила:
— Вы разве не знаете, что на нашем аэродроме запрещены посадки?
— Знаем, товарищ майор, — отвечал летчик самым любезным тоном, — но у нас вышло горючее, не могли дотянуть…
Самолет заправился и улетел. А когда Катя вернулась из полета, к ней подошла Марина и осторожно, чтобы Даша ничего не заметила, передала письмо.
— От кого это? — строго спросила Катя. Но Марина приложила палец к губам и убежала.
Глава тридцать девятая
Начались жестокие бои за Севастополь. Перед вылетом было партийное собрание.
— Мы прошли очень большой путь, — сказала Маршанцева, — мы получили ордена и Гвардейское знамя, наш полк воевал отважно. Но сейчас мы будем драться за Севастополь, будем освобождать его вместе со второй Волжской дивизией и должны работать, как эти прославленные герои.
Командующий второй Волжской авиадивизией генерал Железнов привык иметь дело с отличными летчиками. Поэтому он несколько удивился, когда ему придали полк Маршанцевой. Но приказ есть приказ. Генерал принял полк и решил: раз этот необычный полк просуществовал уже полтора года, надо постараться, чтоб он уцелел и дальше. Надо проверить их знания и не пускать в пекло, а придерживать на более безопасных участках.
Познакомившись с командиром полка, генерал заметил, что она женщина энергичная и решительная. Но все же женщина есть женщина, а что же такое целый женский полк? На этот вопрос он не мог ответить, даже познакомившись с его командиром. Надо проверить, умеют ли они летать?
Он решил поговорить с Маршанцевой откровенно.
— Что ваш полк умеет делать?
— Что прикажете, — ответила Маршанцева, догадываясь, о чем думает этот человек. Не первый раз их так встречают, а потом, когда увидят на боевой работе, сразу меняют мнение. Так будет и с этим генералом. И Маршанцева решила не тратить времени на рассказы: она покажет свой полк на деле.
— Мы сегодня же перелетим на площадку, которую вы указали, — сказала она и приготовилась уйти.
— Нет, нет, — остановил ее генерал, — я уже вызвал своих командиров, и они проинструктируют вас, как надо производить перелет.
— Мы будем производить перелет так, как делаем это полтора года.
— Но у нас очень маленькая площадка.
— Не беспокойтесь, товарищ генерал, — сказала Маршанцева таким уверенным тоном, что генерал вынужден был согласиться с ней.
Он все же прибыл на аэродром и наблюдал перелет. Он увидел, как прилетел один самолет, из него вышла Маршанцева, она подняла руку с флажком, проверила ветер, поставила по флажку самолет в виде знака «Т» и стала ждать. Ни полотна, ни каких-либо знаков на поле не выложили.
Через несколько минут пришли другие самолеты. Идут правильно, звено к звену, дистанции точные. Заходят левым кругом, садятся точно по флажку, отруливают, куда указывают. К некоторым командир подскочит, что-то скажет и опять к своему самолету — стоит и помахивает флажком. Никакой суеты, никакого беспорядка. Все движения согласованы, отрегулированы. А он-то думал — прилетит женский полк, все перепугается, перемешается. Но все самолеты отрулили по линейке, и на аэродроме полный порядок. Удивляется генерал и смотрит на Маршанцеву. В ее прищуренных глазах блестит лукавая улыбка.
— Вот это порядок! Молодцы! Противник вас не застанет врасплох.
Похвала генерала мгновенно облетела весь полк, и, может быть, впервые Маршанцева не рассердилась на болтливые языки, которые никак не могут привыкнуть к военной дисциплине. Быстрее электричества распространяются новости в женском полку. Но сейчас эта похвала ко многому обязывала, и Маршанцева даже хотела, чтобы слова генерала дошли до каждой девушки.
Вокруг аэродрома расцвела яркая крымская весна. Голубая дымка висела над холмами. Район предстоящих боев был хорошо изучен. Перед вылетом майор Речкина рассказала о городе, который они будут освобождать.
— Перед вами — Севастополь, в переводе с греческого это значит: город славы. Мы помним славные подвиги дедов и прадедов, павших в боях у Чесмы, Синопа, Очакова и во время Севастопольской обороны почти девяносто лет назад, когда соединенные силы Англии, Франции и Турции штурмовали Севастополь. А ныне мы были свидетелями героической эпопеи, когда севастопольцы двести пятьдесят дней защищали свой город в неравной борьбе с превосходящими силами противника. Севастопольцы показали образцы беспримерного мужества и героизма. Они защищали свой город до последнего патрона. Если у севастопольца не действовала правая рука, он бросал гранату левой. Если выходило из строя оружие, он голыми руками душил врага. Севастополь — живой памятник величайшего мужества и высокой отваги. Будем же работать, как севастопольцы. Немцы сбросили на защитников Севастополя десять тысяч бомб, мы сбросим на фашистов в десять раз больше и сметем их в море. Чем больше упорства, тем ближе победа. Вперед — на Севастополь!
Весь день полк готовился к бою. Катя торопилась проэкзаменовать молодых штурманов. Закончив теорию, она приступила к практическим занятиям.
После вылетов она еще долго стояла на поле, окруженная девушками, отвечала на множество вопросов, передавала им свой опыт и знания. Предстояли трудные бои, но Катя надеялась, что молодые штурманы не растеряются. Они были оживленны, полны отваги.
Летчицы вышли на шоссе и стали подниматься по косогору в деревушку, где жили, как вдруг из разрушенного домика, стоявшего при дороге, кто-то крикнул:
— Катя, подожди!
Все обернулись. В окне маленького домика стоял боец и махал рукой. Несколько секунд все приглядывались к нему. В группе сейчас было две Кати — Румянцева и Сибирякова, — кого из них окликнули?
Боец стоял в раме окна, как живой портрет. Красное обветренное лицо, русые волосы раздувает ветер. Кто это? Катя решила, что окликнули не ее. Она уже хотела идти дальше, как вдруг боец выпрыгнул из окна, побежал к ним.
— Катя! — еще раз крикнул он.
И она обернулась:
— Павлик!
— Милая, как я искал тебя! — Павел подбежал, схватил ее за руку, и все девушки, окружавшие Катю, мгновенно исчезли. Они остались одни, глядя друг на друга.
— Я не узнала тебя. Ты уже лейтенант! Погоди, Павлик, погоди, — Катя радостно рассматривала друга. — Да ты настоящий офицер! И ничуть не похож на того студента-стихоплета, с каким я рассталась в сорок первом году.
— Ого, вспомнила! — грубоватым баском сказал Березин. — Целый год меня воспитывала фронтовая академия.
Она не узнавала его огрубелое лицо. Взгляд у него был внимательный, сосредоточенный. Перед ней стоял мужественный человек, закаленный огнем, знающий цену жизни.
— Павел, Павел, как я рада! — Катя не отнимала своих рук от его жестких ладоней. — Давай сядем, расскажи, как ты попал в Крым.
Они опустились на уцелевшее крыльцо каменного дома.
Павел смотрел на Катю, с трудом сдерживал волнение:
— Ну как мне повезло! Я приехал сюда и думаю: где же искать ее? И вдруг ты сама пришла. Так только счастливому везет. Впрочем, — он помолчал, — я, наверно, такой и есть, если уцелел в боях на Волге.
— Как же ты сюда попал? — изумлялась Катя.
— Очень просто. У нас по дивизии пошел слух, что какой-то легкий полк — легкий потому, что весь состоит из девушек, — будет помогать нам освобождать Севастополь. Только я услышал об этом, сейчас же начал расспрашивать, где базируется этот самый легкий полк.
Сдвинув брови, осторожно, но внушительно Катя поправила его:
— Не легкий, а легкобомбардировочный.
— Понял… И вот я стал искать, где же дислоцируется этот прославленный полк. Ну известно, кто ищет, тот и находит. И вот ты передо мной. — Он с восхищением посмотрел на нее. — Когда я был еще в университете, а ты уже на фронте, я представил тебя сильной, возмужавшей. И когда я сам попал на Волжский плацдарм и узнал, что такое война, ты стала для меня символом героизма. Хотя ты по-прежнему маленькая Катя. Те же строгие глаза, сердитые брови, то же круглое лицо, только румянец погас, а в остальном ты прежняя. Но я не понимаю, как и тогда понять не мог, как же ты летаешь ночью?
Не выпуская ее руки, он смотрел на нее расширенными глазами. Катя перестала улыбаться.
— Лучше расскажи, как было у вас на Волге?
Павел углубился в воспоминания, и лицо его сразу постарело.
Катя не заметила, как пролетели тридцать минут, и, спохватившись, стала прощаться. Павел мгновенно умолк и пошел проводить ее. Не доходя до деревушки, он остановился.
